ЖИЗНЬ, СГОРЕВШАЯ В ОГНЕ
Фандом: Оксана Панкеева «Хроники странного королевства»
Название: Жизнь, сгоревшая в Огне
Автор: Tabiti
Соавтор: Elika_
Соавтор: Lake62
Главные герои: Диего в бытность свою Эль Драко
Категория: джен
Жанр: психология, ангст, экшен, драма
Рейтинг: R
Размер: макси
Дисклеймер: главные герои принадлежат Оксане Панкеевой
Таймлайн: за пять с лишним лет до начала первого романа «Пересекая границы» (приквел)
Предупреждение: поскольку достоверных сведений об этом периоде жизни Диего у Панкеевой не слишком много, а те, что есть, сложновато увязать в чёткую хронологию, в приквеле могут быть небольшие нестыковки, иногда даже намеренные. Но главная сюжетная канва чётко соблюдается, иначе и писать бы не стоило.
Аннотация: Прошло всего полгода, как молодой, но уже знаменитый на весь континент, бард Эль Драко, узнав о демократических переменах, вернулся в родную Мистралию. Овации публики, всеобщее ликование, любимая девушка... Но вскоре власть начинает "закручивать гайки", и всё счастье великого барда заканчивается в один миг.
ОКОНЧАНИЕ ОТ 28 СЕНТЯБРЯ 2019
читать дальше1.
– Маэстро! Маэстро, можно автограф?
Звонкий мальчишеский голос пробился сквозь восторженные крики и аплодисменты толпы. Присев на корточки на краю заваленной цветами сцены, Эль Драко взял протянутые ему блокнот и карандаш.
– Маэстро… пожалуйста!
Мягко улыбнувшись, молодой бард поставил на чистой странице свой росчерк и вернул блокнот мальчишке, который тут же прижал его к груди:
– Спасибо!
– Не за что. Как тебя зовут?
– Мигель, – застенчиво ответил мальчик. – А это мой брат Рикардо!
Он показал на стоящего рядом высокого стройного юношу, взирающего на молодого барда, как на божество.
Диего ласково взлохматил тёмные волосы мальчика. Мигель счастливо улыбнулся и бережно убрал блокнот с заветной росписью в карман лёгкой курточки:
– Я его всю жизнь хранить буду!
– Итак, дамы и господа, на сегодня концерт окончен...
– Как раз вовремя, – внезапно раздался грубый голос. Расталкивая толпу, к сцене пробились люди в форме.
– Тайная полиция! – испуганно охнул кто-то.
Эль Драко слегка изменился в лице и быстро оглянулся на артистов своей труппы, кивком давая понять, чтобы уходили. Пока не поздно.
Если ещё не поздно...
– Маэстро, – начальник отряда растянул губы в резиновой улыбке. – Рад был послушать ваши песни. Уж простите, цветов не принёс.
"Провалитесь вы с цветами или без", – подумал Диего, а вслух спросил:
– Что вам нужно?
– У нас ордер на ваш арест, – слегка извиняющимся тоном объяснил начальник отряда. – Извольте сдать оружие и следовать за нами.
– У меня нет оружия, – сказал знаменитый на весь мир бард, вскинув подбородок. Краем глаза он заметил, что толпа зрителей начала стремительно редеть, но ушли не все – многие всё ещё стояли вокруг открытой сцены, и напряжение так и витало в воздухе.
– Позволите проверить?
Вот же наглая морда! Эх, врезать бы по ней...
Люди вокруг заволновались. Диего поймал испуганный взгляд Мигеля, уцепившегося за руку старшего брата, лицо которого заметно побледнело. Да что же они стоят? Уходить надо, и быстрее!
– Проверяйте, – равнодушно бросил он, подняв руки. Кто бы знал, чего стоило ему это равнодушие!
– Спускайся, – приказал начальник отряда, переходя на "ты". Всю вежливость с него будто ветром сдуло.
– А у вас силёнок не хватит забраться на сцену?
– Предпочитаешь, чтобы тебя согнали с неё пинками? – ухмыльнулся один из полицейских, настоящий верзила и почти наверняка голдианец.
– Я всегда буду на сцене, – ответил Эль Драко. – Но тебе этого не понять.
Начальник отряда поморщился и кивнул полицейским. Двое из них тут же ловко запрыгнули на подмостки и, топча цветы, двинулись к барду. Диего снова бросил взгляд на людей внизу и увидел, как губы Мигеля шевелятся, выговаривая одно-единственное слово:
– Беги! Беги! Беги!..
"Не могу, мальчик. Ты не поймёшь. Да и не успеть... А если всё же каким-то чудом уйду, так только до первого патруля..."
Один из полицейских небрежно пнул прислонённую к роялю гитару, и она с гулким звуком упала, жалобно зазвенев. Бард вздрогнул, словно этот удар достался ему, но не пошевелился. И ничего не сказал.
– Руки подними, – лениво бросил полицейский, убедившись, что задержанный не собирается сопротивляться. Так же лениво обхлопав карманы, он повернулся к начальнику:
– Всё чисто.
– Так давайте его сюда!
– Шагай, – приказал второй полицейский и толкнул барда в спину.
– За что вы его арестовываете? – вдруг крикнул звонкий мальчишеский голос.
На мгновение все, в том числе и полицейские, остолбенели от неожиданности.
"Что же ты делаешь, мальчик? – лихорадочно пронеслось в голове Диего. – А ты, старший, чего ждёшь? Хватай брата и беги отсюда! И не оборачивайся!"
Будто услышав отчаянные мысли барда, Рикардо крепко схватил своего младшего за руку и потащил за собой сквозь толпу. Видимо, сочтя ниже своего достоинства преследовать мальчишек, полицейские отвернулись, сделав вид, что ничего не произошло, и двое из них крепко взяли арестованного барда за локти:
– Пошли!
– Вам обязательно меня тащить? – поморщился Эль Драко. – Я и так никуда не денусь.
– А кто тебя знает, – буркнул начальник отряда. – Испаришься, а нам потом так настучат, что мало не покажется!
Полицейские настойчиво подтолкнули барда вперёд, и ему ничего не оставалось, как подчиниться. Люди вокруг снова глухо зароптали, но громко протестовать, как это сделал мальчишка, больше никто не осмелился. И Диего был рад этому: допускать кровопролитие и провоцировать новые аресты он не собирался. Не дождутся.
Они молча прошли между неохотно расступившимися людьми. Многие из них, взглянув на маэстро, которого только что слушали, затаив дыхание, и которому бурно аплодировали, тут же отводили глаза. Правильно, у них же семьи… родители, мужья, жёны, дети. Не надо вмешиваться, всё равно не поможет, а сколько ещё добавится поломанных судеб... Один, пусть даже гениальный бард, того не стоит.
На узкой мощёной улочке ждала крытая полицейская повозка, к которой его и подтолкнули. Он ещё успел оглянуться и увидел, как двое оставшихся на сцене полицейских внимательно осматривают вещи.
В груди болезненно кольнуло.
«Моя гитара…»
Это был не просто инструмент; это была его верная подруга. Она сопровождала его повсюду. С ней он делился радостями и горестями, она не бросала его в трудные минуты, ей он доверял свои самые сокровенные тайны, нежно оглаживал лакированные бока и трепетно ласкал струны… И любимая гитара всегда отвечала ему взаимностью. Она была сделана ещё по заказу отца и подарена им сыну на пятнадцатый день рождения. С тех пор они и не расставались.
– Что застыл? Залезай, – буркнул начальник отряда и подтолкнул Диего в спину.
Возница подхлестнул лошадей, и карета с забранным решёткой оконцем скрылась за поворотом одной из главных улиц столицы. Оставшиеся на площади люди, как по сигналу, начали спешно разбегаться в разные стороны: скорей-скорей покинуть эту площадь, которая только что была наполнена радостью и весельем, но внезапно превратилась в тягостное и мрачное место. А солнце, словно с издёвкой, вовсю сияло с бездонного синего неба.
Но по домам разбежались не все. Небольшая горстка молодёжи – в основном, студенты консерватории, которые боготворили своего кумира, бросились совсем в другую сторону. Тайная полиция двигалась по центральным улицам Арборино, а юные барды избрали другой путь. Никто из них не сомневался, что Эль Драко повезли в следственную тюрьму. Демократическая весна, объявленная Объединением Всеобщего Благоденствия, как только оно пришло к власти после очередного переворота, закончилась очень быстро. И следственная тюрьма, которую три месяца назад обещали разобрать по камушку, вновь до отказа была заполнена диссидентами всех мастей.
Самый короткий путь лежал через переулки. Не прошло и получаса, как парни и девчонки выскочили на маленькую площадь, которую венчала серая громада здания тюрьмы.
– Они ещё не подъехали, – раздался тонкий девичий голос.
– Мы дождёмся и отобьём Эль Драко!
– Да как они посмели поднять руку на величайшего барда континента!..
– Надо было ещё на площади вступиться за него!
– Они не посмеют!..
Молодёжь распалялась всё больше. Правда, их было не больше десятка, и оружия почти ни у кого не было, но, на худой конец, и скрипки с валторнами, в случае чего, могут послужить оружием.
***
Полицейская карета долго катила по улицам Арборино, гулко бухая колёсами по булыжной мостовой. Каждый удар отзывался болью в сердце, но Диего постарался натянуть на лицо маску равнодушия. Пусть это далось и непросто, но полицейским не увидеть ни его страха, ни отчаяния.
В памяти невольно всплыл тот день, несколько лет назад, когда его, ещё семнадцатилетнего мальчишку, студента последнего курса консерватории, по приказу полковника Сан-Барреды схватили на улице по ложному обвинению и в точно такой же тюремной карете доставили в следственную тюрьму. Тогда он провёл там всего несколько дней, которые показались ему вечностью, и был освобождён благодаря хлопотам мамы.
Диего стиснул зубы и мотнул головой, прогоняя непрошенные мысли. Он не хотел это вспоминать.
Наконец повозка остановилась. Полицейский распахнул дверцу и прикрикнул:
– Вылезай. Или тебе здесь так понравилось? – хохотнул он.
Пригнувшись, бард выбрался наружу и огляделся. Прямо перед ним возвышалось ничуть не изменившееся за эти несколько лет мрачное серое здание следственной тюрьмы с крошечными зарешёченными окошками, толстыми стенами и тяжёлыми, окованными железом дверями.
Эль Драко стоял, окружённый полицейскими, а в отдалении топталась горстка студентов. Но вот, несмело, словно преодолевая немыслимое сопротивление, юноши и девушки двинулись к нему.
Поняв, что они собираются сделать, молодой бард вскинул руку и крикнул:
– Не нужно! Идите домой!
Небольшая кучка людей, осмелившихся подумать о сопротивлении, отпрянула, когда на них начали наступать полицейские.
– Это будет бессмысленная жертва! Уходите! – снова крикнул Эль Драко.
Ребята колебались ещё несколько секунд, потом, как по команде, развернулись и кинулись бежать.
Их не преследовали. Сейчас это было не главное. Но начальник отряда отдал короткий приказ своему заместителю, тот кивнул, проверил кобуру с пистолетом и, взяв пару человек, скрылся в соседнем переулке.
Перед тем, как его довольно грубо толкнули в спину, принуждая зайти внутрь, Диего оглянулся. В лицо ударил нестерпимо яркий свет – солнце расплылось в глазах радужным пятном. Что это? Слёзы… Нет!
Эль Драко зажмурился, а в следующую секунду оказался в полутёмном тюремном коридоре.
***
На опустевшей площади ветер трепал полуоторванную афишу. Полицейские, перед тем, как уйти, хотели сорвать её с тумбы, но это им не удалось – афиша была приклеена на совесть. На пустой сцене сиротливо скособочились оставленные инструменты.
Никто не заметил маленькую одинокую фигуру. Мальчик лет двенадцати, воровато озираясь, пробирался к сцене. Он кутался в тёмный плащ и ёжился, словно от холода, хотя на дворе стояла поздняя весна, и тёплый бриз дул с моря.
Мигель оглянулся ещё раз, поплотнее запахнул плащ и взобрался на сцену. Долго искать ему не пришлось. Вот она! Концертная гитара Эль Драко валялась на дощатых подмостках, брошенная полицейскими-варварами.
– Не бойся, я тебя не оставлю, – дрогнувшим голосом прошептал мальчик. Он прерывисто выдохнул, скинул плащ и одним движением укутал инструмент, спрятав реликвию от чужих, враждебных взглядов.
Оглянувшись ещё раз и никого не увидев, Мигель подбежал к дальнему краю сцены, перевёл дыхание и прыгнул вниз. Струны жалобно тренькнули. Мальчик закусил губу, припустил что есть мочи и через пару минут скрылся из виду.
Его почти никто не видел. Почти.
Мигель не заметил, как за всеми его манипуляциями настороженно следят внимательные чёрные глаза. Когда мальчик нырнул в переулок, следом ужом скользнул человек – гибкий, худой, в простой тёмной одежде, с неприметным лицом, как две капли похожим на всех мистралийцев сразу. Встретишь в толпе – не узнаешь. Мастер-вор.
***
Когда за ним с грохотом захлопнулась дверь, и Эль Драко остался один, он позволил себе на минуту расслабиться. Оглядел камеру и скривился. «Жилище, достойное великого барда», – с горечью подумал он. Крошечная, четыре с половиной на шесть локтей каморка, в которой кроме узкого топчана, застеленного каким-то тряпьём, больше ничего не было. Холодные каменные стены, на высоте почти семи локтей – малюсенькое зарешёченное окошко, в которое даже свет проникал с трудом. Самый настоящий каменный мешок.
Он упал на топчан, ссутулил плечи и обхватил голову руками.
Тысячи вопросов роились в голове. Что произошло? За что его арестовали? Это чей-то донос? Кто-то позавидовал его славе? Кто-то хочет через него надавить на мать? Чья-то ревность? Может быть он, сам того не ведая, кому-то перешёл дорогу? А может быть… сердце бешено заколотилось, внезапно нашёлся отец, и кто-то решил использовать его как наживку?..
Ни на один из вопросов он не нашёл ответа. Потому что на допрос его никто не вызвал. Диего думал, что его приведут к следователю немедленно, ну, может быть, через пару часов… Но прошёл день, (он понял это, когда солнечный свет в оконце окончательно померк и его камера превратилась в темницу в полном смысле этого слова), – и никого. Устав ждать, он растянулся на своём топчане и закрыл глаза. Только сон не шёл. Снова и снова он переживал события сегодняшнего дня – оглушительный успех на концерте, овации. И сразу вслед за тем – арест и эта тюрьма.
Утро не принесло облегчения. Он вздрогнул, когда дверь с лязгом отворилась. Но это оказался всего лишь тюремщик, который принёс жестяную кружку и миску. Эль Драко исследовал содержимое миски и скривился – какая-то баланда. К тому же ложка арестантам явно не полагалась. Он отхлебнул тепловатой воды с каким-то неприятным привкусом и удивился, откуда в Арборино болото, когда здесь и река пересыхала ближе к концу лета. Но жажда оказалась сильнее отвращения, поэтому он допил до конца. А вот серую липкую массу съесть не решился.
И на завтра повторилось то же. А на третий день Диего подумал, что баланда вовсе не так уж плохо выглядит. А то на одной воде он очень скоро протянет ноги.
А ещё через два дня, когда бард уже начал тихо сходить с ума в этом каменном мешке, за ним, наконец, пришли.
Двое дюжих охранников, позвякивая увесистыми связками ключей, ввалились в камеру. Оба были похожи друг на друга, словно братья-близнецы: с одинаковыми квадратными затылками, бычьими шеями, пудовыми кулаками и вечной скукой в глазах.
– Пошли, – уронил один из них.
Эль Драко молча поднялся и вышел из камеры. Длинные тёмные коридоры с бесконечными рядами дверей заставили сердце болезненно сжаться. Путь показался ему таким же бесконечным. Он признался себе, что малодушно желает, чтобы он подольше не кончался.
– Лицом к стене, – грубый окрик привёл его в себя.
А в следующую секунду он оказался лицом к лицу со следователем.
Самый обычный человек с каким-то домашним лицом, в холщёвых нарукавниках, словно какой-нибудь бухгалтер. На столе дымилась чашка кофе. Эль Драко уловил божественный аромат и молча проглотил слюну.
– Присаживайтесь, маэстро, – сказал следователь тихим, тоже каким–то домашним, голосом.
Эль Драко опустился на шаткий трёхногий табурет, который стоял чуть в отдалении от большого казённого стола.
– Ну что? – задал следователь совершенно нелепый вопрос.
– Что? – бард в недоумении посмотрел на служителя закона.
– Я вижу, с вами обошлись не очень хорошо… Совсем нехорошо, – следователь покачал головой.
– Я… не понял, за что меня арестовали, – голос предательски дрогнул.
– Ну что вы, я думаю, это недоразумение вскоре разрешится, – следователь мелко захихикал. – Видите ли, в чём дело… – он сунул нос в толстую книгу, что-то там поискал, потом снова поднял глаза на Эль Драко и добродушно улыбнулся: – Помните, луну назад к вам обращались с предложением написать новый гимн...
– Я, мне помнится, написал его и вручил… маэстро Морелли, – Эль Драко едва не поперхнулся именем старого засранца – придворного барда, который умел найти себе тёпленькое местечко при любой власти.
Глазки следователя маслянисто блеснули.
– Кхм… Но вы, наверное, забыли, что после этого наш уважаемый министр изящных искусств лично просил вас переписать гимн? Руководство посчитало, что ваш вариант получился не слишком патриотичным. И руководящая роль партии в нём не прослеживается. Словом, ваш текст никуда не годится. Музыка также не столь монументальна и величественна, каковой следует быть главной мелодии страны. Поэтому было принято решение переделать ваше творение, так сказать, усилить и углубить…
– Я помню, – резко перебил Диего. Как только следователь упомянул гимн, он понял, в чём истинная причина его ареста. Но легче ему от этого не стало. – А также я помню, что вскоре после этого Карлос уволил меня из театра!
– А чему вы удивляетесь? – развёл руками следователь. – Раз у вас такая хорошая память, значит, вы помните и то, в каком тоне разговаривали с уважаемым министром и какими именно словами ответили на переданное им для вас пожелание господина президента!
Эль Драко медленно выдохнул, стараясь взять себя в руки. Вот ведь влип…
– Но теперь у вас появилась прекрасная возможность реабилитироваться и доказать свою лояльность власти, – продолжал следователь, словно не замечая состояния барда. – Наш президент, господин Гондрелло, посчитал своим долгом даровать Мистралии новый высокопатриотический гимн. Он сам, лично, написал великолепные стихи. И теперь правительство вновь обращается к вам, дон Диего, с просьбой положить эти великие стихи на музыку – монументальную и не менее великую, и тогда у нашей благословенной Мистралии будет самый лучший, самый великий гимн! – следователь раскраснелся, мышиные глазки заблестели, даже редкие волосёнки встали дыбом. Он вытащил из тетради лист желтоватой гербовой бумаги и дрожащей рукой протянул его барду.
Подумав про себя, что следователь явно переборщил с эпитетом «великий», Эль Драко взял из его рук листок, прочитал первые строки, нахмурился, прочитал ещё одну строфу и вдруг позеленел, едва сдержав острый приступ тошноты.
– В-вы издеваетесь надо мной?! – дрогнувшим от еле сдерживаемой ярости голосом выдохнул он.
– Ч-что? – следователь резко перестал улыбаться и покраснел, кажется, ещё больше.
– Эт-то стихи?! Эт-то вы назвали стихами?!! Это позорище, которое он написал в свою честь? Да как у вас только язык повернулся предложить мне написать на эту мерзость музыку?! Убил бы за такую песенку! Задушил бы своими руками! За такие стихи вообще надо на месте расстреливать! И это вы назвали государственным гимном?!!! – вскочив с табурета, Эль Драко перегнулся через стол, и, потрясая перед носом следователя скомканным листком, орал во всю силу своих лёгких.
Лицо у следователя стало не просто красным – багровым с каким-то синюшным оттенком. Потом пошло пятнами. Он беспомощно открывал рот, как вытащенная на берег рыба, а глаза, кажется, готовы были выскочить из орбит.
Гневную тираду перебили ворвавшиеся в кабинет охранники. Они с двух сторон подскочили к Эль Драко, заломили ему руки и бросили на колени. Бард пришёл в себя только когда его лоб с треском врезался в каменные плиты пола.
– Уведите его, – хрипло выдавил следователь, потом уже спокойно добавил: – Значит, ты по-прежнему отказываешься сотрудничать. Смотри, не пожалей. Последний шанс…
– Пошёл ты… И ты, и твой засранец-президент, – вскинув голову, Диего плюнул под ноги следователю. Он метил в лицо, но не достал.
– В камеру его. Теперь с ним будут разговаривать по-другому.
***
От мощного толчка в спину, Диего влетел в свою темницу, не удержался на ногах и, упав, ткнулся лицом в жёсткие доски топчана.
Медленно поднялся на ноги, вытер кровь с разбитой губы и уселся прямо на пол.
Он прислонился затылком к холодным, мокрым камням и утомлённо закрыл глаза. Горькое сожаление и отчаяние затопили душу.
«Наивный дурак. Развесил уши и поверил, что всё хорошо, что всё закончилось, и страна обрела свободу», – он горько усмехнулся. Это были даже не мысли – ощущения. От глухой тоски хотелось завыть, и только гордость заставляла его стискивать зубы и молчать.
Овации публики, всеобщее ликование, в котором он купался, бьющее через край вдохновение и радость, которую он щедро дарил слушателям – всё это было у него и за границей. Но одно дело – на чужбине, и совсем другое – на родине. Он не мог не вернуться. Узнав о демократических переменах, объявленных пришедшим к власти Объединением Всеобщего Благоденствия, он тут же бросился в Мистралию, которую покинул в семнадцать лет. И был абсолютно счастлив, когда мистралийская публика рукоплескала своему кумиру и носила его на руках. Это продолжалось целых полгода.
Но вскоре власть начала «закручивать гайки». Демократия, громко провозглашённая с высокой трибуны, как всегда, оказалась просто красивым фантиком. Не прошло и трёх лун, как её сменила военная диктатура. А настоящие барды при таком строе не живут. Они либо прогибаются под власть и перестают быть бардами, либо... умирают. И в большинстве случаев не своей смертью.
Перед глазами плавали радужные круги, которые внезапно сложились в ясную картину.
… Он ворвался в комнату, сверкая белозубой улыбкой, с разбегу подхватил на руки маму и закружил её по комнате.
– Диего, что случилось? – Аллама засмеялась и взъерошила ему волосы.
– Мама, мамочка! Я могу вернуться. Ты понимаешь – они зовут меня. Я снова пройду по улицам Арборино, вдохну воздух родной Мистралии. Мама, это такое счастье, – его радость фонтаном хлынула во все стороны, затопив всё кругом. Он увидел в распахнутые двери гостиничного номера, который снимала великая актриса Аллама Фуэнтес, как заливисто рассмеялась молоденькая девушка, проходившая в этот момент по коридору и попавшая под волну его эманации.
А вот на маму, похоже, его хорошее настроение не подействовало. Она внезапно и очень резко побледнела и крикнула:
– Нет! Диего, даже не думай об этом!
– Почему? – он опешил и медленно опустил её на пол.
Аллама сделала несколько шагов, плотно притворила двери и прижалась к ним спиной, словно пытаясь защитить сына, не выпустить его наружу.
– Мама… – он растерянно поморгал.
Аллама подняла на него нечеловеческие огромные глаза, в которых застыл ужас.
– Мама… – радость испарилась без следа.
– Диего, я прошу. Я умоляю тебя, не езди в Мистралию.
– Мам, поверь мне, там победила демократия. Теперь у власти Объединение Всеобщего Благоденствия.
– Но…
– Мама, – он постарался говорить как можно убедительнее, проникновенно глядя в глаза Алламе, – мне написал сам маэстро Карлос. Понимаешь? Он предложил мне работать в его театре.
– Сам маэстро Карлос?
– Да!
– Труппа едет с тобой?
– Братья Бандерасы поедут и Вентура с Харизой.
– А… Плакса?
Он помрачнел. Его первый и единственный ученик, который прибился к его труппе пару лет назад, поразив его до глубины души при первом знакомстве, и в котором он впоследствии едва не разочаровался, уличив в плагиате, и как следует отходил за это по спине пюпитром, четыре дня назад заявил, что уходит. Без объяснения причин. Он просто пришёл к нему, присел рядом, опустив глаза, улыбнулся своей фирменной застенчивой улыбкой и сказал: «Извини, Эль Драко, но я должен покинуть тебя. Знай, что ты всегда останешься для меня кумиром и моим наставником, но я должен идти. И, пожалуйста, не расспрашивай меня о том, почему я это делаю», – он тяжело вздохнул, виновато глянул на него из-под длинной чёлки и снова уставился в пол. Диего тогда обиделся жутко, но… лишь на один миг. Обиду сменила тихая грусть, и он кивнул, отпуская ученика. В конце концов, недавно к нему вернулась Сила. Возможно, Плакса решил завязать с карьерой великого барда и податься в маги, тем более что его Огонь был не такой уж сильный.
– Диего, Плакса поедет с тобой? – снова спросила Аллама, заломив брови и всё ещё прижимаясь спиной к дверям.
Он вздохнул и покачал головой:
– Плакса меня оставил.
– Оставил? Почему?
Эль Драко пожал плечами и уселся в кресло:
– Наверное, у него были на то свои причины. Он не захотел рассказывать, а я не стал расспрашивать. Я полагаю, что будь это возможно, он открылся бы мне. Мама, неужели ты думаешь, что этот разгильдяй может быть мне чем-то полезен?
Аллама нахмурилась, покачала головой и отошла, наконец, от двери.
– Плакса очень славный мальчик, – она мечтательно улыбнулась и грациозно опустилась в соседнее кресло.
– Мама, только не говори мне, что ты… с ним!.. – он уставился на мать в полном шоке.
Аллама погасила улыбку и покачала головой:
– Мы сейчас говорим не обо мне и Плаксе. Диего, я всё же прошу тебя, отмени свою поездку, – её глаза вновь наполнились слезами.
Он вскочил с кресла и, упав рядом с нею на колени, обхватил её за талию и спрятал голову на её груди.
– Мистралия теперь свободна. Я хочу поехать. Хочу вернуться домой. Мамочка, ну почему ты так боишься?
– Я потеряла Максимильяно. И я очень боюсь потерять тебя… – прошептала она едва слышно.
Он не послушался. Не поверил материнскому сердцу.
Восторженный глупец. Он, как и многие барды, жил легко и думал, что так будет продолжаться всегда.
И вот всё закончилось в один миг. Диего передёрнуло от отвращения.
– Мама, ну почему я не прислушался к тебе, – простонал он одними губами.
Фандом: Оксана Панкеева «Хроники странного королевства»
Название: Жизнь, сгоревшая в Огне
Автор: Tabiti
Соавтор: Elika_
Соавтор: Lake62
Главные герои: Диего в бытность свою Эль Драко
Категория: джен
Жанр: психология, ангст, экшен, драма
Рейтинг: R
Размер: макси
Дисклеймер: главные герои принадлежат Оксане Панкеевой
Таймлайн: за пять с лишним лет до начала первого романа «Пересекая границы» (приквел)
Предупреждение: поскольку достоверных сведений об этом периоде жизни Диего у Панкеевой не слишком много, а те, что есть, сложновато увязать в чёткую хронологию, в приквеле могут быть небольшие нестыковки, иногда даже намеренные. Но главная сюжетная канва чётко соблюдается, иначе и писать бы не стоило.
Аннотация: Прошло всего полгода, как молодой, но уже знаменитый на весь континент, бард Эль Драко, узнав о демократических переменах, вернулся в родную Мистралию. Овации публики, всеобщее ликование, любимая девушка... Но вскоре власть начинает "закручивать гайки", и всё счастье великого барда заканчивается в один миг.
ОКОНЧАНИЕ ОТ 28 СЕНТЯБРЯ 2019
читать дальше1.
– Маэстро! Маэстро, можно автограф?
Звонкий мальчишеский голос пробился сквозь восторженные крики и аплодисменты толпы. Присев на корточки на краю заваленной цветами сцены, Эль Драко взял протянутые ему блокнот и карандаш.
– Маэстро… пожалуйста!
Мягко улыбнувшись, молодой бард поставил на чистой странице свой росчерк и вернул блокнот мальчишке, который тут же прижал его к груди:
– Спасибо!
– Не за что. Как тебя зовут?
– Мигель, – застенчиво ответил мальчик. – А это мой брат Рикардо!
Он показал на стоящего рядом высокого стройного юношу, взирающего на молодого барда, как на божество.
Диего ласково взлохматил тёмные волосы мальчика. Мигель счастливо улыбнулся и бережно убрал блокнот с заветной росписью в карман лёгкой курточки:
– Я его всю жизнь хранить буду!
– Итак, дамы и господа, на сегодня концерт окончен...
– Как раз вовремя, – внезапно раздался грубый голос. Расталкивая толпу, к сцене пробились люди в форме.
– Тайная полиция! – испуганно охнул кто-то.
Эль Драко слегка изменился в лице и быстро оглянулся на артистов своей труппы, кивком давая понять, чтобы уходили. Пока не поздно.
Если ещё не поздно...
– Маэстро, – начальник отряда растянул губы в резиновой улыбке. – Рад был послушать ваши песни. Уж простите, цветов не принёс.
"Провалитесь вы с цветами или без", – подумал Диего, а вслух спросил:
– Что вам нужно?
– У нас ордер на ваш арест, – слегка извиняющимся тоном объяснил начальник отряда. – Извольте сдать оружие и следовать за нами.
– У меня нет оружия, – сказал знаменитый на весь мир бард, вскинув подбородок. Краем глаза он заметил, что толпа зрителей начала стремительно редеть, но ушли не все – многие всё ещё стояли вокруг открытой сцены, и напряжение так и витало в воздухе.
– Позволите проверить?
Вот же наглая морда! Эх, врезать бы по ней...
Люди вокруг заволновались. Диего поймал испуганный взгляд Мигеля, уцепившегося за руку старшего брата, лицо которого заметно побледнело. Да что же они стоят? Уходить надо, и быстрее!
– Проверяйте, – равнодушно бросил он, подняв руки. Кто бы знал, чего стоило ему это равнодушие!
– Спускайся, – приказал начальник отряда, переходя на "ты". Всю вежливость с него будто ветром сдуло.
– А у вас силёнок не хватит забраться на сцену?
– Предпочитаешь, чтобы тебя согнали с неё пинками? – ухмыльнулся один из полицейских, настоящий верзила и почти наверняка голдианец.
– Я всегда буду на сцене, – ответил Эль Драко. – Но тебе этого не понять.
Начальник отряда поморщился и кивнул полицейским. Двое из них тут же ловко запрыгнули на подмостки и, топча цветы, двинулись к барду. Диего снова бросил взгляд на людей внизу и увидел, как губы Мигеля шевелятся, выговаривая одно-единственное слово:
– Беги! Беги! Беги!..
"Не могу, мальчик. Ты не поймёшь. Да и не успеть... А если всё же каким-то чудом уйду, так только до первого патруля..."
Один из полицейских небрежно пнул прислонённую к роялю гитару, и она с гулким звуком упала, жалобно зазвенев. Бард вздрогнул, словно этот удар достался ему, но не пошевелился. И ничего не сказал.
– Руки подними, – лениво бросил полицейский, убедившись, что задержанный не собирается сопротивляться. Так же лениво обхлопав карманы, он повернулся к начальнику:
– Всё чисто.
– Так давайте его сюда!
– Шагай, – приказал второй полицейский и толкнул барда в спину.
– За что вы его арестовываете? – вдруг крикнул звонкий мальчишеский голос.
На мгновение все, в том числе и полицейские, остолбенели от неожиданности.
"Что же ты делаешь, мальчик? – лихорадочно пронеслось в голове Диего. – А ты, старший, чего ждёшь? Хватай брата и беги отсюда! И не оборачивайся!"
Будто услышав отчаянные мысли барда, Рикардо крепко схватил своего младшего за руку и потащил за собой сквозь толпу. Видимо, сочтя ниже своего достоинства преследовать мальчишек, полицейские отвернулись, сделав вид, что ничего не произошло, и двое из них крепко взяли арестованного барда за локти:
– Пошли!
– Вам обязательно меня тащить? – поморщился Эль Драко. – Я и так никуда не денусь.
– А кто тебя знает, – буркнул начальник отряда. – Испаришься, а нам потом так настучат, что мало не покажется!
Полицейские настойчиво подтолкнули барда вперёд, и ему ничего не оставалось, как подчиниться. Люди вокруг снова глухо зароптали, но громко протестовать, как это сделал мальчишка, больше никто не осмелился. И Диего был рад этому: допускать кровопролитие и провоцировать новые аресты он не собирался. Не дождутся.
Они молча прошли между неохотно расступившимися людьми. Многие из них, взглянув на маэстро, которого только что слушали, затаив дыхание, и которому бурно аплодировали, тут же отводили глаза. Правильно, у них же семьи… родители, мужья, жёны, дети. Не надо вмешиваться, всё равно не поможет, а сколько ещё добавится поломанных судеб... Один, пусть даже гениальный бард, того не стоит.
На узкой мощёной улочке ждала крытая полицейская повозка, к которой его и подтолкнули. Он ещё успел оглянуться и увидел, как двое оставшихся на сцене полицейских внимательно осматривают вещи.
В груди болезненно кольнуло.
«Моя гитара…»
Это был не просто инструмент; это была его верная подруга. Она сопровождала его повсюду. С ней он делился радостями и горестями, она не бросала его в трудные минуты, ей он доверял свои самые сокровенные тайны, нежно оглаживал лакированные бока и трепетно ласкал струны… И любимая гитара всегда отвечала ему взаимностью. Она была сделана ещё по заказу отца и подарена им сыну на пятнадцатый день рождения. С тех пор они и не расставались.
– Что застыл? Залезай, – буркнул начальник отряда и подтолкнул Диего в спину.
Возница подхлестнул лошадей, и карета с забранным решёткой оконцем скрылась за поворотом одной из главных улиц столицы. Оставшиеся на площади люди, как по сигналу, начали спешно разбегаться в разные стороны: скорей-скорей покинуть эту площадь, которая только что была наполнена радостью и весельем, но внезапно превратилась в тягостное и мрачное место. А солнце, словно с издёвкой, вовсю сияло с бездонного синего неба.
Но по домам разбежались не все. Небольшая горстка молодёжи – в основном, студенты консерватории, которые боготворили своего кумира, бросились совсем в другую сторону. Тайная полиция двигалась по центральным улицам Арборино, а юные барды избрали другой путь. Никто из них не сомневался, что Эль Драко повезли в следственную тюрьму. Демократическая весна, объявленная Объединением Всеобщего Благоденствия, как только оно пришло к власти после очередного переворота, закончилась очень быстро. И следственная тюрьма, которую три месяца назад обещали разобрать по камушку, вновь до отказа была заполнена диссидентами всех мастей.
Самый короткий путь лежал через переулки. Не прошло и получаса, как парни и девчонки выскочили на маленькую площадь, которую венчала серая громада здания тюрьмы.
– Они ещё не подъехали, – раздался тонкий девичий голос.
– Мы дождёмся и отобьём Эль Драко!
– Да как они посмели поднять руку на величайшего барда континента!..
– Надо было ещё на площади вступиться за него!
– Они не посмеют!..
Молодёжь распалялась всё больше. Правда, их было не больше десятка, и оружия почти ни у кого не было, но, на худой конец, и скрипки с валторнами, в случае чего, могут послужить оружием.
***
Полицейская карета долго катила по улицам Арборино, гулко бухая колёсами по булыжной мостовой. Каждый удар отзывался болью в сердце, но Диего постарался натянуть на лицо маску равнодушия. Пусть это далось и непросто, но полицейским не увидеть ни его страха, ни отчаяния.
В памяти невольно всплыл тот день, несколько лет назад, когда его, ещё семнадцатилетнего мальчишку, студента последнего курса консерватории, по приказу полковника Сан-Барреды схватили на улице по ложному обвинению и в точно такой же тюремной карете доставили в следственную тюрьму. Тогда он провёл там всего несколько дней, которые показались ему вечностью, и был освобождён благодаря хлопотам мамы.
Диего стиснул зубы и мотнул головой, прогоняя непрошенные мысли. Он не хотел это вспоминать.
Наконец повозка остановилась. Полицейский распахнул дверцу и прикрикнул:
– Вылезай. Или тебе здесь так понравилось? – хохотнул он.
Пригнувшись, бард выбрался наружу и огляделся. Прямо перед ним возвышалось ничуть не изменившееся за эти несколько лет мрачное серое здание следственной тюрьмы с крошечными зарешёченными окошками, толстыми стенами и тяжёлыми, окованными железом дверями.
Эль Драко стоял, окружённый полицейскими, а в отдалении топталась горстка студентов. Но вот, несмело, словно преодолевая немыслимое сопротивление, юноши и девушки двинулись к нему.
Поняв, что они собираются сделать, молодой бард вскинул руку и крикнул:
– Не нужно! Идите домой!
Небольшая кучка людей, осмелившихся подумать о сопротивлении, отпрянула, когда на них начали наступать полицейские.
– Это будет бессмысленная жертва! Уходите! – снова крикнул Эль Драко.
Ребята колебались ещё несколько секунд, потом, как по команде, развернулись и кинулись бежать.
Их не преследовали. Сейчас это было не главное. Но начальник отряда отдал короткий приказ своему заместителю, тот кивнул, проверил кобуру с пистолетом и, взяв пару человек, скрылся в соседнем переулке.
Перед тем, как его довольно грубо толкнули в спину, принуждая зайти внутрь, Диего оглянулся. В лицо ударил нестерпимо яркий свет – солнце расплылось в глазах радужным пятном. Что это? Слёзы… Нет!
Эль Драко зажмурился, а в следующую секунду оказался в полутёмном тюремном коридоре.
***
На опустевшей площади ветер трепал полуоторванную афишу. Полицейские, перед тем, как уйти, хотели сорвать её с тумбы, но это им не удалось – афиша была приклеена на совесть. На пустой сцене сиротливо скособочились оставленные инструменты.
Никто не заметил маленькую одинокую фигуру. Мальчик лет двенадцати, воровато озираясь, пробирался к сцене. Он кутался в тёмный плащ и ёжился, словно от холода, хотя на дворе стояла поздняя весна, и тёплый бриз дул с моря.
Мигель оглянулся ещё раз, поплотнее запахнул плащ и взобрался на сцену. Долго искать ему не пришлось. Вот она! Концертная гитара Эль Драко валялась на дощатых подмостках, брошенная полицейскими-варварами.
– Не бойся, я тебя не оставлю, – дрогнувшим голосом прошептал мальчик. Он прерывисто выдохнул, скинул плащ и одним движением укутал инструмент, спрятав реликвию от чужих, враждебных взглядов.
Оглянувшись ещё раз и никого не увидев, Мигель подбежал к дальнему краю сцены, перевёл дыхание и прыгнул вниз. Струны жалобно тренькнули. Мальчик закусил губу, припустил что есть мочи и через пару минут скрылся из виду.
Его почти никто не видел. Почти.
Мигель не заметил, как за всеми его манипуляциями настороженно следят внимательные чёрные глаза. Когда мальчик нырнул в переулок, следом ужом скользнул человек – гибкий, худой, в простой тёмной одежде, с неприметным лицом, как две капли похожим на всех мистралийцев сразу. Встретишь в толпе – не узнаешь. Мастер-вор.
***
Когда за ним с грохотом захлопнулась дверь, и Эль Драко остался один, он позволил себе на минуту расслабиться. Оглядел камеру и скривился. «Жилище, достойное великого барда», – с горечью подумал он. Крошечная, четыре с половиной на шесть локтей каморка, в которой кроме узкого топчана, застеленного каким-то тряпьём, больше ничего не было. Холодные каменные стены, на высоте почти семи локтей – малюсенькое зарешёченное окошко, в которое даже свет проникал с трудом. Самый настоящий каменный мешок.
Он упал на топчан, ссутулил плечи и обхватил голову руками.
Тысячи вопросов роились в голове. Что произошло? За что его арестовали? Это чей-то донос? Кто-то позавидовал его славе? Кто-то хочет через него надавить на мать? Чья-то ревность? Может быть он, сам того не ведая, кому-то перешёл дорогу? А может быть… сердце бешено заколотилось, внезапно нашёлся отец, и кто-то решил использовать его как наживку?..
Ни на один из вопросов он не нашёл ответа. Потому что на допрос его никто не вызвал. Диего думал, что его приведут к следователю немедленно, ну, может быть, через пару часов… Но прошёл день, (он понял это, когда солнечный свет в оконце окончательно померк и его камера превратилась в темницу в полном смысле этого слова), – и никого. Устав ждать, он растянулся на своём топчане и закрыл глаза. Только сон не шёл. Снова и снова он переживал события сегодняшнего дня – оглушительный успех на концерте, овации. И сразу вслед за тем – арест и эта тюрьма.
Утро не принесло облегчения. Он вздрогнул, когда дверь с лязгом отворилась. Но это оказался всего лишь тюремщик, который принёс жестяную кружку и миску. Эль Драко исследовал содержимое миски и скривился – какая-то баланда. К тому же ложка арестантам явно не полагалась. Он отхлебнул тепловатой воды с каким-то неприятным привкусом и удивился, откуда в Арборино болото, когда здесь и река пересыхала ближе к концу лета. Но жажда оказалась сильнее отвращения, поэтому он допил до конца. А вот серую липкую массу съесть не решился.
И на завтра повторилось то же. А на третий день Диего подумал, что баланда вовсе не так уж плохо выглядит. А то на одной воде он очень скоро протянет ноги.
А ещё через два дня, когда бард уже начал тихо сходить с ума в этом каменном мешке, за ним, наконец, пришли.
Двое дюжих охранников, позвякивая увесистыми связками ключей, ввалились в камеру. Оба были похожи друг на друга, словно братья-близнецы: с одинаковыми квадратными затылками, бычьими шеями, пудовыми кулаками и вечной скукой в глазах.
– Пошли, – уронил один из них.
Эль Драко молча поднялся и вышел из камеры. Длинные тёмные коридоры с бесконечными рядами дверей заставили сердце болезненно сжаться. Путь показался ему таким же бесконечным. Он признался себе, что малодушно желает, чтобы он подольше не кончался.
– Лицом к стене, – грубый окрик привёл его в себя.
А в следующую секунду он оказался лицом к лицу со следователем.
Самый обычный человек с каким-то домашним лицом, в холщёвых нарукавниках, словно какой-нибудь бухгалтер. На столе дымилась чашка кофе. Эль Драко уловил божественный аромат и молча проглотил слюну.
– Присаживайтесь, маэстро, – сказал следователь тихим, тоже каким–то домашним, голосом.
Эль Драко опустился на шаткий трёхногий табурет, который стоял чуть в отдалении от большого казённого стола.
– Ну что? – задал следователь совершенно нелепый вопрос.
– Что? – бард в недоумении посмотрел на служителя закона.
– Я вижу, с вами обошлись не очень хорошо… Совсем нехорошо, – следователь покачал головой.
– Я… не понял, за что меня арестовали, – голос предательски дрогнул.
– Ну что вы, я думаю, это недоразумение вскоре разрешится, – следователь мелко захихикал. – Видите ли, в чём дело… – он сунул нос в толстую книгу, что-то там поискал, потом снова поднял глаза на Эль Драко и добродушно улыбнулся: – Помните, луну назад к вам обращались с предложением написать новый гимн...
– Я, мне помнится, написал его и вручил… маэстро Морелли, – Эль Драко едва не поперхнулся именем старого засранца – придворного барда, который умел найти себе тёпленькое местечко при любой власти.
Глазки следователя маслянисто блеснули.
– Кхм… Но вы, наверное, забыли, что после этого наш уважаемый министр изящных искусств лично просил вас переписать гимн? Руководство посчитало, что ваш вариант получился не слишком патриотичным. И руководящая роль партии в нём не прослеживается. Словом, ваш текст никуда не годится. Музыка также не столь монументальна и величественна, каковой следует быть главной мелодии страны. Поэтому было принято решение переделать ваше творение, так сказать, усилить и углубить…
– Я помню, – резко перебил Диего. Как только следователь упомянул гимн, он понял, в чём истинная причина его ареста. Но легче ему от этого не стало. – А также я помню, что вскоре после этого Карлос уволил меня из театра!
– А чему вы удивляетесь? – развёл руками следователь. – Раз у вас такая хорошая память, значит, вы помните и то, в каком тоне разговаривали с уважаемым министром и какими именно словами ответили на переданное им для вас пожелание господина президента!
Эль Драко медленно выдохнул, стараясь взять себя в руки. Вот ведь влип…
– Но теперь у вас появилась прекрасная возможность реабилитироваться и доказать свою лояльность власти, – продолжал следователь, словно не замечая состояния барда. – Наш президент, господин Гондрелло, посчитал своим долгом даровать Мистралии новый высокопатриотический гимн. Он сам, лично, написал великолепные стихи. И теперь правительство вновь обращается к вам, дон Диего, с просьбой положить эти великие стихи на музыку – монументальную и не менее великую, и тогда у нашей благословенной Мистралии будет самый лучший, самый великий гимн! – следователь раскраснелся, мышиные глазки заблестели, даже редкие волосёнки встали дыбом. Он вытащил из тетради лист желтоватой гербовой бумаги и дрожащей рукой протянул его барду.
Подумав про себя, что следователь явно переборщил с эпитетом «великий», Эль Драко взял из его рук листок, прочитал первые строки, нахмурился, прочитал ещё одну строфу и вдруг позеленел, едва сдержав острый приступ тошноты.
– В-вы издеваетесь надо мной?! – дрогнувшим от еле сдерживаемой ярости голосом выдохнул он.
– Ч-что? – следователь резко перестал улыбаться и покраснел, кажется, ещё больше.
– Эт-то стихи?! Эт-то вы назвали стихами?!! Это позорище, которое он написал в свою честь? Да как у вас только язык повернулся предложить мне написать на эту мерзость музыку?! Убил бы за такую песенку! Задушил бы своими руками! За такие стихи вообще надо на месте расстреливать! И это вы назвали государственным гимном?!!! – вскочив с табурета, Эль Драко перегнулся через стол, и, потрясая перед носом следователя скомканным листком, орал во всю силу своих лёгких.
Лицо у следователя стало не просто красным – багровым с каким-то синюшным оттенком. Потом пошло пятнами. Он беспомощно открывал рот, как вытащенная на берег рыба, а глаза, кажется, готовы были выскочить из орбит.
Гневную тираду перебили ворвавшиеся в кабинет охранники. Они с двух сторон подскочили к Эль Драко, заломили ему руки и бросили на колени. Бард пришёл в себя только когда его лоб с треском врезался в каменные плиты пола.
– Уведите его, – хрипло выдавил следователь, потом уже спокойно добавил: – Значит, ты по-прежнему отказываешься сотрудничать. Смотри, не пожалей. Последний шанс…
– Пошёл ты… И ты, и твой засранец-президент, – вскинув голову, Диего плюнул под ноги следователю. Он метил в лицо, но не достал.
– В камеру его. Теперь с ним будут разговаривать по-другому.
***
От мощного толчка в спину, Диего влетел в свою темницу, не удержался на ногах и, упав, ткнулся лицом в жёсткие доски топчана.
Медленно поднялся на ноги, вытер кровь с разбитой губы и уселся прямо на пол.
Он прислонился затылком к холодным, мокрым камням и утомлённо закрыл глаза. Горькое сожаление и отчаяние затопили душу.
«Наивный дурак. Развесил уши и поверил, что всё хорошо, что всё закончилось, и страна обрела свободу», – он горько усмехнулся. Это были даже не мысли – ощущения. От глухой тоски хотелось завыть, и только гордость заставляла его стискивать зубы и молчать.
Овации публики, всеобщее ликование, в котором он купался, бьющее через край вдохновение и радость, которую он щедро дарил слушателям – всё это было у него и за границей. Но одно дело – на чужбине, и совсем другое – на родине. Он не мог не вернуться. Узнав о демократических переменах, объявленных пришедшим к власти Объединением Всеобщего Благоденствия, он тут же бросился в Мистралию, которую покинул в семнадцать лет. И был абсолютно счастлив, когда мистралийская публика рукоплескала своему кумиру и носила его на руках. Это продолжалось целых полгода.
Но вскоре власть начала «закручивать гайки». Демократия, громко провозглашённая с высокой трибуны, как всегда, оказалась просто красивым фантиком. Не прошло и трёх лун, как её сменила военная диктатура. А настоящие барды при таком строе не живут. Они либо прогибаются под власть и перестают быть бардами, либо... умирают. И в большинстве случаев не своей смертью.
Перед глазами плавали радужные круги, которые внезапно сложились в ясную картину.
… Он ворвался в комнату, сверкая белозубой улыбкой, с разбегу подхватил на руки маму и закружил её по комнате.
– Диего, что случилось? – Аллама засмеялась и взъерошила ему волосы.
– Мама, мамочка! Я могу вернуться. Ты понимаешь – они зовут меня. Я снова пройду по улицам Арборино, вдохну воздух родной Мистралии. Мама, это такое счастье, – его радость фонтаном хлынула во все стороны, затопив всё кругом. Он увидел в распахнутые двери гостиничного номера, который снимала великая актриса Аллама Фуэнтес, как заливисто рассмеялась молоденькая девушка, проходившая в этот момент по коридору и попавшая под волну его эманации.
А вот на маму, похоже, его хорошее настроение не подействовало. Она внезапно и очень резко побледнела и крикнула:
– Нет! Диего, даже не думай об этом!
– Почему? – он опешил и медленно опустил её на пол.
Аллама сделала несколько шагов, плотно притворила двери и прижалась к ним спиной, словно пытаясь защитить сына, не выпустить его наружу.
– Мама… – он растерянно поморгал.
Аллама подняла на него нечеловеческие огромные глаза, в которых застыл ужас.
– Мама… – радость испарилась без следа.
– Диего, я прошу. Я умоляю тебя, не езди в Мистралию.
– Мам, поверь мне, там победила демократия. Теперь у власти Объединение Всеобщего Благоденствия.
– Но…
– Мама, – он постарался говорить как можно убедительнее, проникновенно глядя в глаза Алламе, – мне написал сам маэстро Карлос. Понимаешь? Он предложил мне работать в его театре.
– Сам маэстро Карлос?
– Да!
– Труппа едет с тобой?
– Братья Бандерасы поедут и Вентура с Харизой.
– А… Плакса?
Он помрачнел. Его первый и единственный ученик, который прибился к его труппе пару лет назад, поразив его до глубины души при первом знакомстве, и в котором он впоследствии едва не разочаровался, уличив в плагиате, и как следует отходил за это по спине пюпитром, четыре дня назад заявил, что уходит. Без объяснения причин. Он просто пришёл к нему, присел рядом, опустив глаза, улыбнулся своей фирменной застенчивой улыбкой и сказал: «Извини, Эль Драко, но я должен покинуть тебя. Знай, что ты всегда останешься для меня кумиром и моим наставником, но я должен идти. И, пожалуйста, не расспрашивай меня о том, почему я это делаю», – он тяжело вздохнул, виновато глянул на него из-под длинной чёлки и снова уставился в пол. Диего тогда обиделся жутко, но… лишь на один миг. Обиду сменила тихая грусть, и он кивнул, отпуская ученика. В конце концов, недавно к нему вернулась Сила. Возможно, Плакса решил завязать с карьерой великого барда и податься в маги, тем более что его Огонь был не такой уж сильный.
– Диего, Плакса поедет с тобой? – снова спросила Аллама, заломив брови и всё ещё прижимаясь спиной к дверям.
Он вздохнул и покачал головой:
– Плакса меня оставил.
– Оставил? Почему?
Эль Драко пожал плечами и уселся в кресло:
– Наверное, у него были на то свои причины. Он не захотел рассказывать, а я не стал расспрашивать. Я полагаю, что будь это возможно, он открылся бы мне. Мама, неужели ты думаешь, что этот разгильдяй может быть мне чем-то полезен?
Аллама нахмурилась, покачала головой и отошла, наконец, от двери.
– Плакса очень славный мальчик, – она мечтательно улыбнулась и грациозно опустилась в соседнее кресло.
– Мама, только не говори мне, что ты… с ним!.. – он уставился на мать в полном шоке.
Аллама погасила улыбку и покачала головой:
– Мы сейчас говорим не обо мне и Плаксе. Диего, я всё же прошу тебя, отмени свою поездку, – её глаза вновь наполнились слезами.
Он вскочил с кресла и, упав рядом с нею на колени, обхватил её за талию и спрятал голову на её груди.
– Мистралия теперь свободна. Я хочу поехать. Хочу вернуться домой. Мамочка, ну почему ты так боишься?
– Я потеряла Максимильяно. И я очень боюсь потерять тебя… – прошептала она едва слышно.
Он не послушался. Не поверил материнскому сердцу.
Восторженный глупец. Он, как и многие барды, жил легко и думал, что так будет продолжаться всегда.
И вот всё закончилось в один миг. Диего передёрнуло от отвращения.
– Мама, ну почему я не прислушался к тебе, – простонал он одними губами.
@темы: Хроники странного королевства, Фики
-
-
10.11.2013 в 23:03очень люблю предыстории.
-
-
11.11.2013 в 20:56-
-
11.11.2013 в 21:08Так что, Tabiti, скажу честно: тебе это отлично удалось. Твой фик - одна из очень немногих предысторий, которую я воспринимаю не как "теоретически могло бы, но я не верю", а как часть канона. Да, так оно все и было - и за это ощущение огромное тебе спасибо!
-
-
11.11.2013 в 21:23да. читать дальше
-
-
11.11.2013 в 22:20-
-
11.11.2013 в 22:21почему же не верю. если они шикарны?
-
-
11.11.2013 в 22:28-
-
11.11.2013 в 22:50В таком случае тебе тоже мои восторги и мое большое спасибо за эту историю! Извини за "игнорирование"...
Да, герои очень узнаваемы! И это мне невероятно нравится!
Черепашка с рожками, почему же не верю. если они шикарны? - шикарны, на мой предвзятый взгляд, только некоторые. А все остальное для меня и есть "не верю". Поэтому я в последнее время предыстории стараюсь читать как можно реже.
-
-
11.11.2013 в 22:52-
-
12.11.2013 в 09:02Вдохновения вам, ждем продолжения!
-
-
12.11.2013 в 21:24Нари,
Ой-ой. Но написано здорово. Прямо сцены перед глазами встают.
Спасибо большое! Так приятно)
Eli-ka,
вообще-то мы этот рассказ с Табити вместе пишем ))
Подтверждаю
Eli-ka, солнышко, я очень рада, что ты согласилась писать со мной эту историю!
Катть.,
Действительно, похоже на Панкееву...
Действительно, верится, что все так и было.
Знаешь, вот эти две фразы заставили меня воспарить к потолку от радости!
А ведь барду, чтобы такое выдержать, нужно намного больше мужества, чем воину, привычному к боли и сражениям...
Именно. Этим он меня и зацепил ТАК. Тем, что не воин. Тем, что бард. От воина я бы такого ожидала. А от юного барда, который, к тому же, вёл довольно разгульную жизнь, которую я не одобряю... Разница огромна. Да, жил легко, но, попав в жернова диктатуры, не поддался, не продал свой Огонь, не сломался ни в следственной тюрьме, хотя ещё был шанс пойти на попятную, ни в исправительном лагере, ни даже в Кастель Милагро...
Я тут задумалась на досуге, и пришла к выводу, что, пожалуй, теперь он, наряду с Мраком, мой самый любимый герой из всех, о которых я когда-либо читала.
Catkin,
Эль Драко такой живой получился. Жалко его до слёз, но невозможно им не восхищаться!
Вот именно! Знаешь, у меня теперь постоянно в голове твои слова крутятся из предыдущего коммента: "Весёлый, счастливый, поющий - и вдруг его, как птицу, сбили налету". И слёзы наворачиваются...
-
-
12.11.2013 в 23:21жил легко, но, попав в жернова диктатуры, не поддался, не продал свой Огонь, не сломался ни в следственной тюрьме, хотя ещё был шанс пойти на попятную, ни в исправительном лагере, ни даже в Кастель Милагро... подписываюсь под каждым словом
-
-
12.11.2013 в 23:58-
-
13.11.2013 в 00:02Всю ночь Диего не мог сомкнуть глаз. Душевное равновесие, которое он, несмотря ни на что, пытался сохранить, изрядно пошатнулось, стоило услышать ненавистное, вызывающее дрожь имя, которое ассоциировалось не иначе как с Кастель Милагро. Именно при Блае она заслужила репутацию "тюрьмы, из которой не убегают".
Возникшее было малодушное желание постучать в дверь и попросить о разговоре со следователем, Эль Драко подавил в самом зародыше, пока оно не захватило его целиком.
Не в силах лежать, он вставал, нервно мерил шагами камеру, садился, снова вставал… К утру он был и физически, и морально вымотан так, что с трудом представлял, как и откуда возьмёт силы сопротивляться новому давлению.
Лязг двери заставил его вздрогнуть и одновременно с облегчением выдохнуть. Те же два молчаливых охранника, длинные тёмные коридоры, поворот, ещё один, тяжёлая дверь с глазком… Наконец – до боли знакомый кабинет следователя, имени которого Диего так и не узнал.
Следователь приказал охране выйти и кивнул барду. Тот почти без сил рухнул на табурет. Что же делать? Вот сейчас ему снова зададут известный вопрос, и он… он…
Следователь смотрел на него совершенно непроницаемым взглядом. Минуты тянулись одна за другой. Казалось, никто из них не решался нарушить молчание.
Наконец полицейский чиновник кашлянул и проговорил:
– Итак, последний шанс. Ваш ответ. Вопрос, я думаю, нет смысла задавать.
Вот так. И нет времени больше тянуть: простой ответ да или нет. Да. Или. Нет. Два простых слова…
Диего встал – почему-то это показалось ему важным, – и поднял на следователя прямой твёрдый взгляд:
– Я уже говорил вам: я не стану писать музыку на дерьмовые стишки вашего президента. Я не торгую Огнём.
Тот пожевал губами, вздохнул и сказал:
– Что ж, я вас понял.
Он снова уткнулся носом в бумаги, как будто искал там что-то новое. Потом поднял от мелко исписанного листа голову и посмотрел на Диего скучным, словно присыпанным пылью взглядом:
– Диего Алламо дель Кастельмарра, кабальеро Муэрреске, именуемый также Эль Драко, вы обвиняетесь в государственной измене, заговоре с целью свержения правительства, пособничестве врагам и неподчинении власти. Признаёте ли вы себя виновным?
Диего распахнул глаза и медленно осел на табурет – внезапно подкосились ноги. Пересохло во рту, и голова стала какой-то пустой и звонкой.
– Я слушаю, – повторил следователь.
– Что?.. – Диего внезапно охрип.
– Признаёте ли вы себя виновным в указанных преступлениях, – нудным голосом повторил дознаватель. Он не спрашивал – утверждал.
Шок понемногу проходил. Диего кашлянул в ответ и лишь сузил глаза. Вот оно что! Теперь он не просто бард, отказавшийся выполнить поручение президента – теперь он государственный преступник. «Последний шанс», – так сказал ему этот самодовольный полицейский чиновник. Диего мрачно усмехнулся. Шанс, но совсем не тот, о котором думает следователь. Последний шанс сохранить себя, свою Честь, свой Огонь. И он не предаст ни Огонь, ни Честь, ни тех мальчиков и девочек, которые явились к дверям следственной тюрьмы, чтобы отбить его у полицейских в день ареста.
За три недели пребывания в следственной тюрьме Диего окончательно лишился всех своих иллюзий.
Теперь, глядя на сидящего на шатком табурете арестанта в серой робе, с опущенными плечами, как будто он держал на них непомерно тяжёлый груз, в нём трудно было признать великого барда, который одной лишь нотой умел зажечь тысячи сердец. И только глаза его по-прежнему сверкали, отражая внутренний Огонь.
Молчание затягивалось. Следователь пожевал губами, повертел в руках перо и уже открыл рот, чтобы что-то сказать, когда дверь внезапно распахнулась, как будто в неё ударили ногой, и в камеру ворвался худосочный человек в круглых очках, одетый в чёрное.
– Господин советник! – поспешно вскочил следователь, вытягиваясь едва ли не по стойке «смирно». Но Блай словно и не заметил его.
– Знаменитый бард Эль Драко, – прошипел он, стремительными шагами приблизившись к заключённому. – Наслышан, наслышан...
– Я о вас тоже, – непроизвольно вырвалось у Диего, который и не подумал встать.
– Правда? Польщён. И что же, позвольте спросить, вы обо мне слышали? – губы советника растянулись в хищной улыбке, глаза, а быть может, стёкла очков, холодно блеснули.
– Вам это не понравится, – ответил бард, снизу вверх глядя на нависшего над ним человека и удивляясь про себя, что вот так спокойно говорит с ним. С кровавым палачом, одно имя которого ещё недавно кидало его в дрожь.
– О, бросьте! – махнул рукой Блай. – Должен сказать, что большинство этих слухов – истинная правда, так почему они не должны мне нравиться?
"То, что вы собственными руками расчленяли живых людей – тоже?", – чуть не ляпнул Диего, но вовремя прикусил язык.
– На чём вы остановились? – советник устремил острый взгляд на притихшего за столом следователя.
– Он отказывается признать себя виновным в преступлениях против государства.
– Вот как? – Блай снова повернулся к Эль Драко, и у того внезапно пересохло во рту. – У вас нехорошая привычка от всего отказываться, дон Диего. Ну ничего, мы вас быстро от неё избавим! Прочитайте ещё раз, – обратился он к следователю.
Тот добросовестно повторил текст обвинения, после чего советник выжидательно уставился на съёжившегося на табурете барда:
– Ну?
Не дождавшись никакой реакции, он схватил его длинными холодными пальцами за подбородок и рывком вздёрнул голову:
– Ну?!
Эль Драко только криво усмехнулся и сузил глаза.
Снова не дождавшись ответа, Блай размахнулся и влепил ему крепкую пощёчину.
– Не захотел по-хорошему, сопляк, пеняй на себя!
Хлёсткая пощёчина обожгла другую щёку барда. Тот вздрогнул и стиснул зубы, чувствуя, как в душе поднимается неконтролируемая ярость, направленная против этого человека. Да человека ли?..
Блай наклонился, и Диего очень близко увидел бледное перекошенное лицо с какими-то невзрачными, будто стёртыми чертами, и совершенно белые, безумные глаза за круглыми стёклами очков, в которых не было ничего человеческого. Его затрясло от отвращения.
– Боиш-ш-шься? – прошипел советник и растянул губы в холодной жёстокой усмешке. – Правильно боишься. Только, видимо, недостаточно. Отвечай!!! – внезапно его голос сорвался на визг, от очередной хлёсткой пощёчины голова узника мотнулась как на нитке.
– Ты будешь говорить?!! – ещё один окрик и ещё одна пощёчина.
Диего только ещё крепче стиснул зубы. Глаза полыхнули ненавистью. Его до краёв затопила холодная злая ярость:
– Пошёл ты!.. – он плюнул в эти белые глаза и рассмеялся.
На миг Блай закаменел. Потом медленно поднял руку…
-
-
13.11.2013 в 00:05Диего оторопел и застыл в шоке. Следователь замер на мгновение, потом затрясся как в лихорадке, уронил своё импровизированное орудие и бросился на колени перед потерявшим сознание человеком:
– Господин советник… Господин советник… Господин Блай… – залепетал он прерывающимся от ужаса голосом.
Советник зашевелился и пробормотал что-то неразборчивое.
Дверь вновь с треском распахнулась. В кабинет ворвались солдаты:
– Падла! Мать твою!.. – заорал капрал и с размаху впечатал кулак в челюсть помертвевшего от ужаса дознавателя. Тот растянулся рядышком с советником и больше не шевелился. Капрал наклонился над начавшим приходить в себя Блаем и проблеял:
– Господин советник…
Ответом ему был отборный трёхэтажный мат. Капрал подхватил советника под руки, кивнул подчинённым – те, как по команде, кинулись на следователя, уже неспособного сопротивляться, и, заломив руки, поволокли его прочь. Сам капрал увёл оглушённого начальника, бережно поддерживая его под локоток.
Диего остался один в кабинете. Про него как будто забыли. И это принесло облегчение. Сбежать, правда, всё равно не удастся, но зато у него есть передышка.
Лицо горело от пощёчин, но Блаю сейчас досталось куда больше, и это не могло не радовать. Бард слегка расслабился и закрыл глаза.
Тишина. Пусть на несколько минут. Никто не пристаёт с идиотскими вопросами и обвинениями, никто не даёт в морду, никто не унижает и не ставит над ним отвратительных психологических экспериментов.
Эх, были бы с ним его самые верные телохранители, никто бы не посмел его арестовать. Но Тиа и Хон остались в Галланте вместе с Пуришем, который в настоящий момент вёл все его дела, и который был единственным человеком, кроме, разумеется, самого Эль Драко, которому леопарды доверяли и позволяли себя не только кормить, но даже гладить и иногда играть с ними.
Диего тяжело вздохнул и ссутулился.
Перед глазами сама собой всплыла давнишняя сцена.
Это произошло почти три года назад. В Поморье. Именно тогда, во время тех запомнившихся на всю жизнь гастролей, князь Симеон Подгородецкий спас ему жизнь. Измученное лицо Диего осветила тёплая улыбка: «Хороший ты парень, Сёма Подгородецкий. Хоть твоё имя и невозможно выговорить, твоя широкая душа и золотое сердце сделали нас братьями навек». И именно благодаря тому страшному случаю, у него появились питомцы-телохранители: Тиа и Хон. Диего усмехнулся. Да уж, страшный… Это тогда он казался ему очень страшным, а сейчас узник лишь хрипло рассмеялся. Теперь-то он знает, что такое настоящий страх.
Эль Драко со своей труппой приехал в Белокамень с гастролями в самом начале зимы, когда мёрзлую землю только-только укрыл тонкий снежный саван. Гостям из солнечной Мистралии вначале показалось холодно и неуютно в северной стране. Но гостеприимство поморцев очень скоро растопило появившийся было ледок.
Диего потом казалось, что нигде его не принимали теплее, не устраивали более громких оваций и не закатывали более пышных пиров. По традиции великий бард был приглашён на королевский пир. Король Зиновий принял артистов в своём дворце на широкую ногу. Гусары выстроились в два ряда с саблями наголо, поморское дворянство расточало комплименты, девицы и молодухи вились вокруг Эль Драко как пчёлки вокруг цветов.
Ну, правда, к тому, что женская половина человечества поголовно вешается ему на шею, Диего привык с малолетства. И именно на тех гастролях он закрутил бурный роман с молоденькой княжной Бельской, которой едва минуло шестнадцать, а редкой, изумительной красотой она могла соперничать с самой принцессой Роаной. Конечно, Эль Драко был бы совсем не прочь получить в свою коллекцию королевскую дочь, но к тому времени Роана была уже замужем за королём Ортана Деимаром XII, так что великому барду пришлось довольствоваться лишь её копией.
Правда, Эль Драко совсем скоро утешился и позабыл о Роане в объятиях малышки Амелии Бельской. Прекрасные синие глаза, алые губки, тонкий стан и пышная грудь которой привлекали внимание бесчисленных женихов ещё больше, чем состояние её батюшки. Вот только Амелии был никто не нужен, кроме её кумира. После самого первого его концерта она выбежала к нему на сцену с огромным букетом алых роз, выращенных в оранжереях князя Бельского, которые славились на всё Поморье, и, вручив цветы, приникла губами к его губам. И всё. Эль Драко потерял голову. Они были вместе тем же вечером, и не расставались ни на одну ночь за всё время его гастролей.
Да, Амелия была прекрасна, восхитительна, обворожительна, бесподобна. А через неделю она познакомила Эль Драко со своим любимым кузеном – Сёмой Подгородецким. Симеон тогда сказал ему, что он давно мечтал быть представленным великому барду, что сам иногда сочиняет вирши и даже поёт, подыгрывая себе на гуслях.
– Спой, спой мне свои песни, – загорелся Эль Драко.
– Я не смею, – потупился Сёма.
– Что значит, «не смею»? Бард ты или кто? Я желаю услышать твои творения.
Симеон уже и сам был не рад, что распустил язык, но тут уж ничего не поделать: раз нахвастал, придётся петь. Он выхватил из-за спины гусли (Эль Драко тогда впервые увидел этот чудной поморский инструмент), ударил по струнам и запел сильным ломающимся тенорком. Диего тогда не очень хорошо понимал по-поморски, но и без перевода было ясно, что в своей песне князь восхваляет прелести прекрасной девы. Эль Драко не удержался и вытащил из чехла свою гитару. Вместе они закатили такой концерт, что в особняк, который снимала труппа, сбежалась половина Белокамня.
А потом состоялся тот приснопамятный королевский приём. Эль Драко появился во дворце под руку с Амелией Бельской и в сопровождении целой толпы поклонников. Король Зиновий с неизменным посохом в руках и в длиннющей мантии восседал во главе стола.
– Я желаю, чтобы великий бард усладил наш слух своим пением, – поморский король сдвинул кустистые брови.
Эль Драко не стал ломаться. Он поднялся из-за стола, поклонился, подхватил гитару и вышел на середину зала. Наклонив голову, он задумался на миг. Тронул струны, и полилась чудесная мелодия. Это была одна из самых любимых его песен – баллада о Любви, «Любовь Небесная». Языки невидимого пламени взвились вокруг певца. Голос звенел серебром, кажется, достигая небес. Мощнейшая эманация захлестнула весь зал. Люди замерли, внимая божественному голосу. Никто не смел шелохнуться. Все взгляды были устремлены на Эль Драко. Он же не видел вокруг ничего. Песня захватила его целиком и полностью.
И никто не заметил серую тень, мелькнувшую среди перил верхней галереи. Никто не слышал тихого металлического звяканья.
Последняя нота, зазвенев, стихла в вышине.
Тишина длилась одно мгновение, потом зал взорвался овациями. Эль Драко открыл глаза, улыбнулся и поклонился публике. Он начал медленно распрямляться, когда ухо уловило посторонний звук: тонкий свист…
А в следующую секунду Диего растянулся на полу, сбитый с ног мощным ударом в грудь.
Сёма Подгородецкий скорчился рядом, а из плеча торчала и мелко вибрировала арбалетная стрела.
– Симеон! – Диего бросился к другу.
– Всё нормально. Главное, ты жив, – Подгородецкий слабо улыбнулся.
Тут же была по тревоге поднята личная охрана Зиновия. Сам король, подобрав полы мантии и перепрыгивая через лавки, кинулся к раненному подданному и склонившемуся над ним Эль Драко.
-
-
13.11.2013 в 00:06Что стало с незадачливым парнем, Эль Драко не знал, да, честно говоря, и не стремился узнать. Гораздо больше его заботила судьба друга. Зиновий выделил своего личного мистика для лечения раненого, а великому барду прислал целый сундук серебра и свои извинения, чем немало удивил не только гостей-мистралийцев, но, в первую очередь, своих подданных. Нет, не тем, что прислал серебро, и не тем, что направил своего мистика для лечения Подгородецкого, а тем, что выразил Эль Драко свои официальные извинения. Никто никогда не слышал, чтобы поморский король перед кем-нибудь извинялся. А тут… тем более, что Диего дель Кастельмарра, не принадлежал к королевской фамилии, и хотя был вроде как благородным кабальеро, но всё-таки незаконнорожденным. Его отец, один из младших придворных магов при мистралийском дворе, Максимильяно Ремедио дель Кастельмарра, кабальеро Муэрреске, и мать, великая прима Аллама Фуэнтес, так и не узаконили свои отношения. А теперь было уже поздно, ибо мэтр Максимильяно бесследно исчез, пропал без вести семь лет назад во время третьего государственного переворота в Мистралии, когда пришедшая к власти Лига Закона и Порядка учинила массовые расправы над магами, вырезав их практически поголовно. Мэтр Максимильяно уцелел во время первого переворота, когда орден Небесных Всадников уничтожил всю королевскую семью. Придворный маг тогда, двенадцать лет назад, схватил в охапку свою почти жену, малолетнего сына и, не раздумывая, кинулся в родовой замок Муэрреске. Но маг не мог запереть себя в деревне навечно и время от времени наведывался и к своим коллегам – придворным магам других государств, и в столицу. Во время одной из его отлучек в Арборино мистики из Лиги Закона и Порядка и скинули бывших тогда у власти товарищей из Партии Народного Освобождения. Мэтр Максимильяно бесследно исчез, как будто растворился в воздухе. Мама никогда не верила, что он погиб, даже специально наняла некроманта, чтобы проверить. Он и подтвердил, что мэтр Максимильяно жив, но вот где он находится – неизвестно. Ходили слухи, что всё это время он старательно искал принца Орландо, четвёртого наследника престола, который каким-то образом уцелел в мясорубке, устроенной Небесными Всадниками. Но это была скорее красивая легенда, в которую верили, разве что романтичные барышни, любящие красивые сказки, да ещё, как оказалось, папа.
Эль Драко же в настоящий момент вовсе не волновала судьба принца Орландо, даже судьба пропавшего родителя заботила его гораздо меньше, чем здоровье Симеона Подгородецкого.
К счастью, стрела не задела ни сухожилия, ни артерии и, пройдя навылет, повредила лишь мягкие ткани. Рана оказалась более болезненной, чем опасной, и мистику довольно быстро удалось остановить кровотечение.
– Немного поболит, но, надеюсь, что заживёт довольно быстро. Ты молодой, крепкий парень, так что справишься. А вот это принимай, чтобы не началась лихорадка, – старик опустил на край стола пузырёк, ободряюще улыбнулся и откланялся.
Диего присел на край кровати и с состраданием посмотрел на друга:
– Я обязан тебе жизнью, – тихо произнёс он.
– Пустяки, – Симеон приподнялся на подушках.
– Сегодня ты пролил за меня кровь, я обязан сделать для тебя то же! – бард, повинуясь внезапному порыву, схватил со стола нож и полоснул себя по ладони.
– Дай мне, – потребовал Симеон.
Он тоже сделал неглубокий надрез, и друзья соединили руки, смешав кровь.
– Братья. Навек, – произнесли они одновременно клятву нерушимой дружбы.
Симеон провёл в постели больше недели. За это время придворный мистик навещал его несколько раз, а Диего проводил с другом каждый вечер, забыв о пирах и девушках. Ну, ладно, не обо всех девушках. Амелия Бельская навещала кузена так же часто, как и Диего, и часами просиживала рядом, держа за одну руку двоюродного брата, за другую – любимого барда.
Когда на улицах Белокамня начала звенеть капель, а Симеон Подгородецкий вновь появился в обществе, князь Бельский, отец Амелии, уже всерьёз считавший Эль Драко своим зятем, пригласил великого барда и всю его труппу к себе в поместье. Симеон, конечно, поехал вместе с ними.
– Тебя там ждёт сюрприз, – хитро улыбнулся кровный брат.
– Что за сюрприз? – у Диего загорелись глаза.
– Увидишь, – улыбка стала ещё шире.
Сюрприз, в самом деле, оказался знатным. В поместье Бельских вместе с князем и его юной дочерью их встретил невысокий щуплый человечек в традиционном хинском наряде. Он низко поклонился гостям и приветствовал Эль Драко длинной витиеватой речью, которую Диего понял с пятого на десятое. А потом гость из Подлунной империи, широко улыбнувшись, так что маленькие чёрные глазки превратились в полумесяцы, отвесил особенно низкий поклон и протянул ему небольшую корзинку.
Князь Бельский, Амелия и Симеон следили за его реакцией, затаив дыхание.
Диего приподнял платок и заглянул внутрь. Тотчас ему навстречу высунулись две одинаковые крошечные усатые мордочки и тут же с урчанием принялись вылизывать ему руки шершавыми языками.
– Нрависся? – хин устремил на него внимательный взгляд.
– Очень милые котята, – откликнулся Эль Драко. – Я подарю их маме.
– Нет. Они твои, – хин снова поклонился.
А Симеон объяснил:
– Это не простые котята, Диего. Это леопарды, заклятые на верность. Они будут твоими лучшими друзьями, самыми верными телохранителями и не подпустят к тебе ни одного лихоимца.
– Спасибо! – Эль Драко потрепал котят по головкам и спросил: – И как же зовут этих телохранителей?
– Тиа и Хон, – ответил хин.
А по достоинству Диего оценил подарок только полтора года спустя, когда его леопарды, с которыми он практически не расставался, спасли ему жизнь, растерзав четверых разбойников в тёмном переулке в Новом Капитолии, решивших, что одинокий путник с гитарой будет лёгкой добычей.
Тиа и Хон не подпускали к себе никого, кроме своего хозяина, да ещё Пуриша. Его администратор с первых дней принял на себя заботу о котятах, и леопарды, видимо, считали голдианца своей второй мамой.
И почему, почему в эту свою злосчастную поездку на родину он не взял с собой леопардов? Ведь Пуриш предлагал, нет, он настойчиво советовал, даже умолял – если уж Эль Драко вбил себе в голову вернуться в Мистралию, то пусть хотя бы возьмёт Тиа и Хона, а он не послушался. Так же, как не послушался вещего сердца матери. Аллама почти на коленях просила его не ездить в Мистралию. Так ведь нет. Ему словно кто-то глаза застил. Он велел Пуришу вместе с леопардами оставаться в Галланте и охранять мать, а сам, потеряв голову, бросился сюда.
Ну как же: его пригласили в Арборино! Домой!
Диего горько рассмеялся, закашлялся и очнулся.
Он по-прежнему сидел на жёстком неудобном табурете посреди пустого кабинета следователя. В маленькое зарешёченное окошко пробивался тонкий солнечный луч, и в этом луче совершали причудливый танец пылинки.
-
-
13.11.2013 в 00:23-
-
13.11.2013 в 00:25-
-
13.11.2013 в 00:46Сама сейчас перечитала... Как жутко смотрится допрос на контрасте с флэшбеком...
-
-
13.11.2013 в 07:09Следователь стукнул Блая под влиянием эманации, я правильно поняла? Очень кстати это случилось.
Бедный Эль Драко, страшно подумать, что его ждет...
Именно. Этим он меня и зацепил ТАК. Тем, что не воин. Тем, что бард. От воина я бы такого ожидала. А от юного барда, который, к тому же, вёл довольно разгульную жизнь, которую я не одобряю... Разница огромна. Да, жил легко, но, попав в жернова диктатуры, не поддался, не продал свой Огонь, не сломался ни в следственной тюрьме, хотя ещё был шанс пойти на попятную, ни в исправительном лагере, ни даже в Кастель Милагро...
Мне кажется, он сам от себя такого не ожидал. Он огромный молодец! И ты права, он бард, а не воин, но держится с такой стойкостью, как не всякий воин может. Мне это напоминает Шеллара: он ведь тоже не воин, но тоже держался до последнего, вцепившись зубами в собственную голову. Они оба стойкие и верные, настоящие люди.
Перед Диего стоит выбор: сохранить себя или потерять. Мне очень понравилось, как он говорит: "Я не торгую Огнём." Без всякого пафоса, очень просто. При этом ему очень страшно, но он преодолевает свой страх. Невозможно им не восхищаться, но жалко его до слёз...
-
-
13.11.2013 в 08:20под внешней разгульностью скрывался человек...
он сам от себя такого не ожидал. Он огромный молодец! И ты права, он бард, а не воин, но держится с такой стойкостью, как не всякий воин может. Мне это напоминает Шеллара: он ведь тоже не воин, но тоже держался до последнего,
они оба не ожидали и не считали себя героями... и оказались готовы к самому страшному.
Следователь стукнул Блая под влиянием эманации, я правильно поняла? Очень кстати это случилось
ой, я только сейчас это поняла!
-
-
13.11.2013 в 20:59Следователь стукнул Блая под влиянием эманации, я правильно поняла? Очень кстати это случилось.
Правильно) И да, очень кстати.
Мне кажется, он сам от себя такого не ожидал. Он огромный молодец! И ты права, он бард, а не воин, но держится с такой стойкостью, как не всякий воин может.
Вот именно. Это-то и ценно! Герой никогда не думает о себе, что он - герой. Особенно заранее. А те, которые хвастаются, какие они, дескать, сильные и мужественные, как правило, ломаются быстрее всех.
Мне это напоминает Шеллара: он ведь тоже не воин, но тоже держался до последнего, вцепившись зубами в собственную голову.
Да, Шеллар тоже большой молодец и очень мужественный человек, и, к слову, замечательный король. Но у него, прежде чем он стал королём, хотя бы профессия была соответствующая. Уж всяко не бард) Но всё же, в отличие от Диего, пытки выдержать не мог, болевой порог оказался низкий.
Черепашка с рожками,
-
-
13.11.2013 в 21:28Вот именно. Это-то и ценно! Герой никогда не думает о себе, что он - герой. Особенно заранее. А те, которые хвастаются, какие они, дескать, сильные и мужественные, как правило, ломаются быстрее всех.
Вот именно! Кстати, ни Диего, ни Шеллар и после выдержанных испытаний не считают себя героями.
Еще раз огромное спасибо вам обеим, ждем продолжения!
-
-
13.11.2013 в 21:44Спасибо! Мне тоже всегда хотелось узнать про историю с Симеоном.
Насчет эманации... Как все-таки хорошо, что Блай не разбирается ни в магии, ни в эмпатии. Он так и не понял, что произошло, наверно. Иначе на Диего потом бы надели антиэмпатический амулет, и Жак бы ничего не уловил, и не спас бы его.
А героем он себя действительно не считает. Просто не может вести себя по-другому. Иначе это был бы не он.
-
-
13.11.2013 в 22:14Кстати, ни Диего, ни Шеллар и после выдержанных испытаний не считают себя героями.
Да, настоящие герои - они такие.
Lake62, и Элике тоже спасибо) Мы с ней вместе пишем)
Насчет эманации... Как все-таки хорошо, что Блай не разбирается ни в магии, ни в эмпатии. Он так и не понял, что произошло, наверно. Иначе на Диего потом бы надели антиэмпатический амулет, и Жак бы ничего не уловил, и не спас бы его.
Думаю, со временем начнёт разбираться. Как раз к тому моменту, как Диего доставят в Кастель Милагро. Возможно, ему из лагеря доложат о подобных случаях, возможно, сам додумается, когда Диего пытать начнут. А когда разберётся, то быстренько приобретёт для себя, палача и охраны экранирующие амулеты - ведь пленник-то с себя сорвать может.
А возможно, даже уже приобрёл, кто его знает - ведь Эль Драко мог быть и не единственным стихийным эмпатом в обширной практике Блая, просто тот не знал, что бард тоже эмпат. А потом настолько привык к амулету, что думать забыл про какие-то там эманации, вот с Жаком и прокололся.
А героем он себя действительно не считает. Просто не может вести себя по-другому. Иначе это был бы не он.
Абсолютно точно.
-
-
13.11.2013 в 22:51Отличный кусочек! Очень интересный и очень важный. Меня тоже всегда интересовало, что же такого сделал этот Симеон Подгородецкий, что связывало их, что его благополучие Диего ставил выше своей жизни и рассудка. Было очень интересно прочитать этот кусочек из воспоминаний. Здорово. Понравилось.
А момент допроса, хотя и жутковатый, заставил в какой-то момент улыбнуться )))) Бедный дознаватель, угораздило же его нарваться на стихийного эмпата! Кажется, он был удивлен намного больше жертвы своей агрессии! )))) Так и надо ему.
Хм... Получается, что Блаю серьезно досталось... Раз Диего не сразу к нему попал, а сперва в лагерь?..
Бедный Эль Драко... Вроде и знаю, что дальше с ним будет, а так хочется, чтобы Амарго успел его вытащить ДО...
-
-
13.11.2013 в 22:56Конечно, Eli-ka, спасибо!
-
-
13.11.2013 в 23:04Получается, что Блаю серьезно досталось... Раз Диего не сразу к нему попал, а сперва в лагерь?..
Маленький спойлер!
Бедный Эль Драко... Вроде и знаю, что дальше с ним будет, а так хочется, чтобы Амарго успел его вытащить ДО...
Да, Орландо в этом смысле ОЧЕНЬ повезло, что его вовремя отбили. А ведь Эль Драко отчасти из-за него в Кастель Милагро загремел: если бы Орландо повторно не попался, Амарго не бросился бы его вытаскивать, не оставил бы Диего без присмотра, и тот не попёрся бы к Патриции...
-
-
13.11.2013 в 23:22.. а чем дальше, тем всё страшнее будет, к сожалению
-
-
13.11.2013 в 23:23