Название: Тень
Автор: Tabiti
Размер: миди, 4575 слов
Персонажи: Кантор, Амарго, Пассионарио, ОМП
Категория: джен
Жанр: экшн
Рейтинг: R
Краткое содержание: Кантор на задании
Предупреждения: насилие
Примечание: отдано на ФБ-2016
Размещение: запрещено без разрешения автора
ТЕНЬЧасть 1
Всё приходит для того, кто умеет ждать.
Б. Дизраэли
На прокалённой солнцем крыше было невозможно лежать, и Кантор, подхватив арбалет, спустился на чердак. Он понятия не имел, сколько ещё придётся ждать, но готов был сидеть в засаде хоть сутки напролёт, только бы пристрелить мерзкого продажного ублюдка, одного из тех, по чьей милости он когда-то оказался в страшной тюрьме Кастель Милагро, где потерял голос, Огонь, имя и всю свою прежнюю жизнь.
Бывший министр изящных искусств, а ныне — министр пропаганды, сыграл в его судьбе поистине роковую роль. Он не раз приглашал молодого, талантливого и уже знаменитого на весь континент барда Эль Драко для беседы: сначала попросил написать новый государственный гимн Мистралии, а когда Эль Драко сделал это, сообщил, что президент Гондрелло остался недоволен его вариантом, и передал высочайшую настойчивую просьбу написать новую музыку — уже на его стихи. Точнее, на то, что он называл стихами. Молодого барда едва не стошнило, когда он попытался прочитать текст. Но объяснять диктатору, что его восхваляющие самого себя «стихи» никуда не годятся, не только бесполезно, но ещё и очень опасно. Эль Драко убедился в этом на своей шкуре, когда его арестовали по ложному обвинению в государственной измене и посадили сначала в следственную тюрьму, а потом в исправительный лагерь, откуда он сбежал с помощью друзей. Но после побега его снова схватили и отправили уже в Кастель Милагро, откуда никто никогда не возвращался.
Однако Эль Драко очень повезло, и он вернулся. Правда, совершенно другим человеком. В буквальном смысле. Без своего лица, без певческого голоса, без бардовского Огня. И ему пришлось учиться жить заново. Уже не бардом, а воином. Стрелком по имени Кантор, что значит — «певец». По сути, он стал другой личностью, и сменил имя. И поскольку не мог больше петь, новое имя пело за него.
Кантор вспомнил, как низенький пухлый министр изящных искусств, всплёскивая короткими ручками, уговаривал его — тогда ещё Эль Драко — переделать государственный гимн так, как того требовал президент. Очень настойчиво уговаривал...
— Может быть, кофе? — радушно предложил высокопоставленный чиновник, приглашающим жестом указав молодому барду на кресло.
— Нет, спасибо, — отказался Эль Драко, и чтобы собеседник не обиделся, добавил: — Я только что из кафе.
— Ну что ж, тогда сразу к делу, — министр с энтузиазмом потёр ладони. — Я показал ваш вариант гимна президенту...
Эль Драко слегка напрягся — что-то в тоне чиновника ему сразу не понравилось.
— И?..
— И он сказал, что в тексте маловато патриотизма.
— Что?
Министр сокрушённо развёл пухлыми руками.
— Это его слова, уверяю вас, я здесь совершенно ни при чём. Более того, я пытался доказать ему, что ваши стихи и музыка, как всегда, гениальны.
«Пытался, как же, — подумал Эль Драко. — Охотно верю».
— Ну хорошо, я не настаиваю, — сказал он вслух. — Я написал так, как подсказало мне сердце. Если мой вариант не подходит, попросите написать ещё кого-нибудь. Да хоть того же Морелли!
Министр досадливо поморщился.
— Вы же сами понимаете, что Морелли не сможет написать так, как вы.
— А зачем писать так, как я, если всё равно мой текст не годится? — искренне удивился Эль Драко.
— Вы не поняли. Морелли не сможет написать так же талантливо, как вы, — терпеливо объяснил пухленький чиновник. — Он всего лишь придворный бард. А вы знамениты на весь континент, вас любят, вам верят. Теперь понимаете?
— Понимаю, — медленно сказал Эль Драко. — Вам нужно моё имя под политической агиткой.
— Ну зачем же так сразу? — деланно обиделся министр. — Мы совершенно искренне предлагаем вам взаимовыгодное сотрудничество...
— А я совершенно искренне вынужден вам отказать, — с убийственным спокойствием ответил знаменитый бард и встал. — Благодарю за приём, но мне пора.
— Постойте! — министр тоже вскочил с кресла и взволнованно забегал по кабинету. — Неужели вы не понимаете? Это ведь не я вам предлагаю, а президент! И это во благо нашей великой Мистралии!
— Да плевать вам всем на Мистралию! — всё-таки сорвался окончательно выведенный из себя Эль Драко. — Передайте президенту, что я агиток не пишу. Всего хорошего!
И он громко хлопнул дверью кабинета.
Две последующих встречи оказались ещё более жёсткими, и в конце концов министр понял, что всё бесполезно...
Вспомнив подробности последнего разговора, Кантор скрипнул зубами. К тому времени и министр, и президент со своими бездарными стихами так его достали, что он уже открыто нахамил. А через несколько дней после этого Карлос под давлением «сверху» уволил его из театра...
На чердаке было ужасно пыльно, жара и духота сводили с ума. Кантор вытер пот со лба и провёл языком по пересохшим губам. Слишком долго. Надо было хоть флягу воды с собой взять...
Совсем не вовремя всплыло воспоминание, как в исправительном лагере их жестоко наказали. Троих, оставшихся людьми и отказавшихся выполнить приказ старшего по бараку — избить такого же заключённого, совсем молоденького паренька. Отвечать пришлось всем вместе, но Диего никогда об этом не жалел, даже когда всех троих привязали к столбам на плацу, и охранники хлестали их бичами. В просоленные потом и кровью жертв сыромятные ремни бичей была вплетена тонкая железная проволока, а косички заканчивались свинцовыми наконечниками, гранёнными, чтобы кожа лопалась от первого же удара. После десятка таких ударов клочья кожи уже не закрывали разорванные мышцы, и ошмётки мяса срывались с костей. Но и потом пытка продолжалась: их не отвязали, а оставили висеть на столбах под палящим южным солнцем, что с успехом заменило раскалённую решётку палача. Но и это можно было вытерпеть, однако своей очереди уже дожидался рой огромных, зелёных, вскормленных на отбросах и дармовой человеческой плоти лагерных мух. И даже укусы их были не так страшны, как доводящий до безумия танец сотен лапок на оголённых нервах спины. Диего тогда повезло меньше, чем товарищам. Молодой, сильный организм не сдавался дольше всех, и сознание он потерял последним, опухшими глазами провожая счастливчиков, которых за руки, как мешки с песком, волочили охранники, всё это время стоявшие неподалёку, в тени здания администрации, неторопливо, напоказ, пившие воду из бутылок и злорадно скалившие зубы.
А немногим позже Эль Драко снова оказался у столба, на этот раз за убийство двух других заключённых и нарушение режима, и так же корчился от боли. И лагерному начальству было плевать на то, что он всего лишь защищал свою честь, потому что им было велено его сломать. Они и старались. Но и у них ничего не вышло.
Кантор отложил арбалет и вытер об одежду потные ладони. Плохо, в решающий момент палец может соскользнуть раньше времени. Надо срочно подумать о чём-нибудь холодном. Например, о мороженом...
Белые паруса на тёмной, почти чёрной глади моря выглядели настолько красиво, что Диего засмотрелся, и не сразу услышал голос своего сокурсника и лучшего друга Антонио:
— Может быть, по мороженому?
— Что?.. — лучший студент консерватории оглянулся и в некотором замешательстве уставился на друзей: — Простите, я задумался...
— Мы заметили, — с улыбкой сказал Эрнесто. — Песню сочиняешь?
— Как ты догадался?
— Да чего там догадываться, — махнул рукой Альберто. — У тебя же всё на лице написано!
— Правда? — смешался Диего. — Совсем всё-всё?
— Ну, во всяком случае, восторженно горящие Огнём глаза и шевелящиеся губы уж точно, — хохотнул Луис.
— Это же так красиво! — Диего снова обернулся к морю и проводил взглядом очередной парусник. — Как можно об этом не написать? Мне как раз нужна новая песня на конкурс. Вот я и напишу... о белых парусах!
— Кого я вижу! — внезапно раздался громкий издевательский голос. — Дель Кастельмарра собственной персоной! Со своими прихлебалами!
Старшекурсники обернулись и дружно поморщились: по набережной, на которой они стояли, к ним приближался Артуро Сан-Барреда с четырьмя дюжими телохранителями за спиной. Ещё несколько лун назад их было двое, но позже отец Артуро — всемогущий начальник тайной полиции — решил удвоить охрану. И неудивительно: его наглый отпрыск вёл себя так, что многие имели на него зуб.
— Это у тебя прихлебалы, Сан-Барреда, — холодно сказал Диего. — А у меня — друзья.
— Да что ты говоришь! — Артуро не спеша, вразвалочку приблизился и сунул руки в карманы: — Думаешь, самый талантливый, да? Между прочим, у других тоже есть голос!
— Голос есть, никто не спорит, — ответил Диего. — Но скажи-ка, сколько песен ты написал?
Мальчишка раздражённо дёрнул плечом и сузил глаза. Он очень хорошо пел, и это признавали все преподаватели. А вот талантом сочинять музыку и песни боги его обделили, и это бесило его до невозможности. Он уже разговаривал с отцом на тему покупки хорошей песни на конкурс, но даже так шансы победить были не слишком высоки. Однако теперь, глядя на главного соперника, он понял, что ему следует сделать. Если отец согласится ему помочь, можно будет и противника с дороги убрать, и бесплатно самую лучшую песню получить. А отец точно согласится, когда это он отказывал?
Диего и его друзья озадаченно переглянулись, не понимая, с чего это Артуро вдруг заткнулся и углубился в размышления. Наконец мальчишка отмер и как-то по-новому взглянул на старшекурсников:
— Думаете, я не смогу выиграть конкурс? А вот увидите! Я самую лучшую песню напишу!
— Ну-ну, — проворчал Альберто, — удачи! Она тебе понадобится.
— Лучше дружку своему удачи пожелай, — процедил Артуро. — Слышишь, дель Кастельмарра? На этот раз тебе не выиграть. Я тебя обойду!
Диего фыркнул, а его друзья не стали сдерживаться и от души расхохотались. Артуро мрачно посмотрел на веселящихся парней и, с видом оскорблённого достоинства отвернувшись, пошёл прочь.
— Уф, ну и насмешил! — смахивая выступившие на глазах слёзы, простонал Антонио. — Представляю, какую песню он напишет!
— Думаю, опять купит, — пожал плечами Диего. — Как в прошлый раз, помните? А хвастался, что сам написал.
— Ещё бы не помнить, — усмехнулся Луис. — Но, наверное, теперь его папаша учтёт урок и будет приплачивать настоящим авторам за молчание.
— Или не приплачивать, — негромко сказал Диего, — а наоборот...
Парни мигом посерьёзнели, вспомнив, о ком, собственно, они говорят.
— Ладно, — наконец вздохнул Антонио, — мы всё равно ничего не можем поделать. Но какую бы песню Сан-Барреда ни купил, ты ведь всё равно выиграешь, правда?
— Сделаю всё возможное, — уверенно пообещал Диего. — Пойдёмте уже, что ли? Кто-то про мороженое говорил...
— Накануне конкурса? — деланно ужаснулся Альберто. — Ни в коем случае!
Диего вздохнул.
— Ну тогда давайте хоть кофе выпьем!
— В «Три струны»? — подмигнул Антонио.
— В «Три струны»!
Кантор на чердаке тоже вздохнул, сожалея, что рядом нет лотка с мороженым. Взять бы сейчас пару порций сливочного с абрикосовым сиропом...
Проклятый министр пропаганды явно решил напоследок помучить своего убийцу. Целый день не показывается. А солнце между тем уже клонится к закату, хотя на чердаке от этого менее жарко не становится.
Кантор поменял положение тела и попытался припомнить свою первую попытку встать на коньки. Да, зима в Поморье — вот что ему сейчас нужно.
Ледяной ветер, казалось, продувал насквозь, и привыкшего к постоянному солнцу и теплу барда поначалу не спасала даже шуба. Сёма Подгородецкий постоянно подтрунивал над ним, Эль Драко обижался, а уже через минуту оба, весело хохоча, валялись в сугробе, издалека очень похожие на двух снеговиков. Даже носы у обоих были такие же красные. Постепенно молодой бард привык к новому климату, и уже не кутался в шубу, как раньше. Он с интересом наблюдал, как местные жители катаются по льду на каких-то странных металлических полозьях, а иногда даже купаются в ледяной воде, в так называемых прорубях. Однажды Сёма принёс такие полозья и своему новому другу и предложил:
— Хочешь, научу?
У Эль Драко загорелись глаза. Он прекрасно помнил, как в детстве, начитавшись поморских сказок, мечтал скатиться на санках со снежной горки, и даже попытался это сделать в солнечной Мистралии, заменив горку лестницей, а санки — дырявой лодкой. И вот теперь его детские мечты постепенно воплощались в реальность. На санках он уже катался, и даже на лыжи вставал, осталось попробовать освоить коньки и отважиться нырнуть в прорубь. Поэтому он, не раздумывая, воскликнул:
— Конечно, хочу!
Они с Сёмой тут же направились к катку, прикрепили полозья к валенкам и…
— Как это у тебя получается? — наконец спросил Эль Драко, плюхнувшись на задницу в третий раз подряд.
— Не отбил ещё? — беззлобно пошутил Сёма.
— Не дождёшься!
— Давай, попробуй ещё раз! Смотри, даже маленькие дети катаются, а ты не можешь!
— Потому что они уже давно это умеют, — огрызнулся бард, снова отталкиваясь одной ногой и пытаясь скользить на другой, и в очередной раз больно падая на лёд.
— Держи равновесие, дубина! — задорно выкрикнул какой-то мальчишка и, лихо заложив крутой вираж, помчался дальше.
Эль Драко чуть не показал ему вслед два пальца, но вовремя спохватился: ребёнок всё же.
— Верный совет, — подъехав к другу, сказал Сёма. — Ну давай, это же совсем не сложно! Смотри!
Он проехал мимо, потом снова вернулся и протянул руку:
— Держись!
— Я сам, — упрямо проворчал Эль Драко, оттолкнулся и… поехал! Сначала медленно и осторожно, на негнущихся ногах, потом всё быстрее и увереннее.
— Ура! — крикнул Сёма. — У тебя получилось! Я же говорил — это легко!
— Завтра возьмём с собой мою труппу, — едва не задыхаясь от переполнявшего его счастья, заявил бард. — Хочу посмотреть, как это получится у братьев Бандерасов!
Над Арборино постепенно сгущались сумерки, и Кантор начал опасаться, что министр пропаганды не появится до темноты. Если так, то придётся заново караулить его завтра. Очень бы не хотелось. Он уже настроился покончить с этим ублюдком сегодня, и будет ждать до последнего. Однако в темноте немудрено и промахнуться. И если это случится, в следующий раз так просто к министру будет уже не подобраться.
И тут будто небо услышало его мысли: из здания министерства пропаганды вышли два телохранителя и внимательно оглядели улицу. Кантор уверенно и быстро взвёл арбалет. Ещё через минуту следом за ними показался и сам министр. Тоже суетливо осмотревшись, он в сопровождении двоих амбалов с квадратными мордами быстрыми шагами направился к остановившемуся неподалёку экипажу.
У Кантора было всего несколько секунд до того, как он скроется внутри, но для отличного стрелка это больше, чем достаточно. Он уже давно решил, куда будет стрелять. При других условиях он легко попал бы в шею или в глаз. Но сейчас, когда в сгущающихся сумерках черты лица сливались, а короткая шея при стрельбе сверху была почти полностью скрыта двойным подбородком министра, пришлось рисковать. Пока Кантор отсчитывал шаги, дожидаясь нужного ракурса, руки сами уверенно подняли арбалет. Чиновник повернулся к раскрытой перед ним дверце экипажа, и Кантор, задержав дыхание, мягко нажал спусковой рычаг. Тетива звонко щёлкнула, и стрела, тоненько свистнув ей на прощанье, полетела в цель. Министр на мгновение замер, услышав тревожный звук, и это было последнее, что он слышал в этой жизни. Четырёхгранный болт, в клочья разорвав ушную раковину, вошёл прямо в ухо, легко порвал барабанную перепонку и вонзился в нижние доли мозга, окрасив его серое вещество в красный цвет. Министр, так жаждавший услышать шедевр от великого барда, получил, наконец, реквием из рук убийцы. Один из телохранителей заполошно вскрикнул и бросился к тяжело осевшему на пыльные камни высокопоставленному телу, а второй лихорадочно завертел головой, оглядывая окна дома напротив.
Кантор тихо выдохнул, быстро спрятал арбалет под одежду и направился к лестнице. Внизу уже собралась изрядная толпа любопытных, удивительно быстро примчалась полиция. Министр пропаганды лежал на мостовой, как сломанная кукла, с торчащим из уха арбалетным болтом. Под его затылком медленно расплывалась небольшая лужица почти чёрной крови.
Кантор незаметно смешался с толпой. Отлично, работа выполнена. Теперь надо переждать в городе до полной темноты, потом забрать лошадь из общественной конюшни и возвращаться на базу.
Часть 2
Ножи хороши тем, что работают бесшумно. <…> Ружья — для выпендрёжников. Ножи — для профессионалов.
Александр Большаков («Карты, деньги, два ствола»)
Внаглую завалившись в одно из ближайших к месту убийства кафе, Кантор с удовольствием выпил две чашки кофе, прислушиваясь к разговорам и тихонько фыркая про себя, когда уже успевшие сбегать на место происшествия посетители, делая большие глаза, передавали друг другу подробности. Одни рассказывали, что стрелков было несколько, и затаились они в разных местах — на всякий случай, другие — что он был один, и его уже поймали. Третьи уверяли, что министра застрелили по приказу президента Гондрелло — дескать, плохо выполнял свои обязанности.
«Наоборот, слишком хорошо», — мрачно подумал Кантор, приканчивая очередную чашку кофе. Собственно, поэтому и возникла необходимость его убрать...
— Проходи, садись, — в голосе Амарго, как всегда, сквозила усталость, но удивительно синие для мистралийца глаза смотрели живо и требовательно.
— Что-то случилось? — обеспокоенно спросил Кантор. Подобное выражение лица у одного из лидеров сопротивления он видел только в исключительных случаях.
— Хм, как тебе сказать, — Амарго негромко кашлянул и продолжил: — Речь пойдёт об одном твоём старом знакомом... Министр пропаганды стал слишком хорошо выполнять свои обязанности, и в партии приняли решение убрать его.
— Что ж, прекрасно, — кивнул Кантор. — Я давно этого ждал.
— Ты понимаешь, что это очень опасно? — Амарго внимательно посмотрел на своего подопечного, тщательно скрывая беспокойство. — Это тебе не на прогулку сходить!
— В первый раз, что ли? — пожал плечами Кантор.
— Жертва такого уровня — в первый, — серьёзно сказал командир. — Так что не мальчишничай. Ты помнишь расположение улиц и зданий вокруг министерства пропаганды?
— Ещё бы не помнить, — проворчал Кантор. — Пока ты говорил, я уже всё прикинул. Когда?
— Выехать надо уже сегодня.
— Отлично. Тогда я пошёл собираться.
— Да погоди ты! — остановил Амарго уже поднявшегося стрелка. — Зайди к Пассионарио, он что-то хотел тебе сказать.
— Хорошо.
— И, пожалуйста, будь осторожен!
— Как всегда.
— Это меня и пугает, — тяжело вздохнул наставник.
***
Командор Нуньес никогда и предположить не мог, что однажды ему придётся гоняться по ночному городу за какой-то неуловимой тенью, и уж тем более — чем эта погоня закончится. А началось всё поздним вечером, прямо перед ночной сменой. В связи с убийством министра пропаганды всю полицию поставили на уши и выгнали на улицы. Ругая вконец обнаглевших партизан на чём свет стоит, Нуньес проверял патрули во вверенном ему районе Арборино, но, хвала небу, всё было спокойно. Напоследок, уже мечтая о сытном ужине и тёплой постели, он неторопливо прохаживался по улицам с лейтенантом Санчесом и сержантом Гонсалесом, которые, не стесняясь командира, перебрасывались свежими и не очень анекдотами. Сначала про любвеобильного сержанта Моралеса и его многочисленных дам сердца. А потом Санчес даже рискнул рассказать один анекдот про президента Гондрелло и советника Блая. Как они… хм… Впрочем, речь не об этом.
В общем, всё было тихо и мирно примерно до половины первого ночи, когда командор Нуньес, убедившись, что всё в порядке, наконец отправился домой.
И вот когда до позднего ужина и тёплой постели наконец оставалось совсем немного, впереди между домами в свете масляного фонаря вдруг мелькнула какая-то подозрительная тень. Командор и рад был бы махнуть рукой и забыть, но всё же решил, что не зря носит мундир, и надо бы проверить, а потом со спокойной совестью идти домой. Поэтому он осторожно двинулся туда, где показалась странная тень.
Дойдя до конца улицы, Нуньес огляделся. Неужели упустил? Или, действительно, показалось? Едва он успел подумать об этом, как таинственная тень, словно дразнясь, завернула за угол ближайшего дома.
Обрадовавшись и расстроившись одновременно, командор целенаправленно устремился вперёд. Врёшь, гад, не уйдёшь!
***
Высокую фигуру преследователя Кантор заметил сразу. Подробностей в темноте было не разобрать, но что этот тип не из простых патрульных, стало понятно с первого взгляда. Во-первых, один. Во-вторых, слишком самоуверенно себя ведёт. В-третьих, кроме арбалета, у него ещё и меч на боку болтается.
И чего прицепился? Шёл бы и шёл своей дорогой. Ему что, больше всех надо?
Кантор на ходу вытащил один из своих метательных ножей. Если не получится оторваться, придётся убить: «хвост» ему совсем ни к чему.
Он прошёл одну улицу, другую, несколько раз сворачивал, меняя направление, но упрямый преследователь не отставал. Вот же глазастый попался! Кантора не каждый разведчик из Зелёных гор смог бы выследить...
***
До сих пор командор Нуньес и не представлял, насколько утомительна может быть простая слежка. Хотя какая она, к дьяволу рогатому, простая? Ночь. Темень. Масляные фонари не столько помогают, сколько путают, отбрасывая причудливые тени. Похоже, этот тип уже заметил, что за ним кто-то идёт. И чего тогда убегает? Если он обычный припозднившийся прохожий, то обойдётся всего лишь проверкой документов. Значит, не обычный и не прохожий. А может быть, просто думает, что его преследует грабитель? Откуда ему знать, что бояться нечего?
И тут Нуньеса прошиб холодный пот. Ему наконец-то пришло в голову, что таинственная «тень» может быть напрямую связана с сегодняшним убийством министра пропаганды. Он хотел было уже позвать подкрепление, по его расчётам неподалёку как раз должен был находиться патруль, но на секунду замешкался: если это, действительно, убийца, то не лучше ли поймать его самому? Сразу будет и повышение, и денежное вознаграждение...
Не успел он додумать приятную мысль до конца, как что-то тяжёлое, прилетевшее из темноты, вонзилось ему в шею. Нуньес пошатнулся и привалился плечом к стене ближайшего дома. Захрипев в отчаянной попытке позвать на помощь, он инстинктивно схватился рукой за рукоятку метательного ножа, застрявшего в горле, и выдернул его. Это только ускорило конец — кровь фонтаном выплеснулась из разорванной артерии на стену дома, оставив зловещий след сползшего по ней тела.
Пав жертвой своей дотошности и самоуверенности, Нуньес так и не узнал, что за «тень» на самом деле преследовал, хотя краем угасающего сознания успел понять, что оказался фатально прав.
***
Избавившись от настойчивого преследователя, Кантор наконец добрался до общественной конюшни, в которой оставил лошадь. Он понятия не имел, кого, походя, прикончил, но очень надеялся, что это тоже какая-то важная шишка, и, когда об этом станет известно, его смерть порадует лидеров сопротивления так же, как и устранение министра пропаганды.
Путь до базы предстоял неблизкий, верхом — это тебе не телепортом, до Зелёных гор ехать трое-четверо суток, в зависимости от лошади и обстоятельств.
Главная сложность заключалась в том, что повсюду — по дорогам и лесным тропам — рыскали отряды правительственных войск с приказом отлавливать всех подозрительных прохожих и проезжих, путешествующих и в одиночку, и группами.
Выехав за пределы столицы и даже без происшествий добравшись до леса, Кантор вздохнул несколько свободнее. Однако до базы предстояло ещё не менее суток пути, и это ещё в лучшем случае — если выбирать малопроходимые тропы, гоня при этом и без того уставшую лошадь во весь опор. Понятное дело, что одно с другим было практически несовместимо.
Труп в кустах он заметил сразу. Лошадь тоже почувствовала его: зафыркала и попятилась, вскидывая голову и прядая ушами. Вполголоса выругавшись, Кантор спрыгнул на землю, закрепил повод на ближайшем дереве и, прижимая к носу рукав рубашки, приблизился. Осторожно перевернув лежавшее лицом вниз тело, он выругался громче. Ларго. Когда Кантор уезжал на задание, этот парень ещё был на базе, и никто не собирался его никуда отправлять.
Было видно, что в кустах он пролежал не слишком долго, однако количество крови и жаркий климат сделали своё дело. Тело несчастного облепили насекомые, вгрызаясь в то, что осталось от лица, низа живота и левой руки. Парня совершенно точно пытали, и не нужно было долго думать, чтобы понять, кто и зачем.
Сказал ли он то, о чём его спрашивали? Какое задание у него было, и успел ли он его выполнить?
Кантор, как мог, стряхнул с тела товарища трупоедов, завернул его в притороченное к седлу тонкое одеяло и взвалил на лошадь. Теперь ехать предстояло ещё дольше.
Сумерки в лесу наступают гораздо быстрее, чем на открытой местности. Тропа под копытами лошади внезапно куда-то ускользает, деревья начинают сливаться в сплошную тёмную стену. А вот звуки доносятся удивительно ясно. Поэтому не только возвращавшийся с очередного задания Кантор услышал солдат, но и они его. А виной всему была не вовремя треснувшая под копытом лошади ветка. Погоня оказалась не слишком долгой: скакуны у отряда правительственных войск были не настолько уставшими, да и их всадники не вымотались так, как не спавший почти трое суток стрелок. Солдаты повязали неожиданно свалившегося им в руки повстанца, потеряв при этом двух своих людей, и, найдя подходящую поляну, начали располагаться на ночлег. Кантора посадили под деревом и крепко привязали, до этого тщательно обыскав и отобрав всё найденное оружие: арбалет, два метательных ножа за поясом и один — закреплённый на голени под штаниной.
Пока подчинённые готовили незамысловатый походный ужин, командир десятка — сержант Хименес — решил поговорить с пойманным партизаном. Остановившись перед ним и презрительно глядя сверху вниз, он принялся задавать вопросы, на которые привязанный пленник почему-то не реагировал. Хименесу это очень не понравилось, и он подозвал одного из своих людей — здоровенного детину с пудовыми кулаками.
— Повторяю ещё раз. Отвечаешь на вопросы, показываешь на карте расположение вашей базы — и я тебя отпускаю. Нет — тебя ждёт совсем другой разговор.
— Прямо-таки отпускаете? — съязвил Кантор. — Неужели?
Сержант поморщился.
— Я вижу, тебе очень хочется пообщаться с рядовым Васкесом, — кивнул он на детину. — Что ж, не буду мешать. Развлекайтесь! — и повернулся к подчинённому: — Только смотри, зубы ему не выбей, чтобы нормально говорить мог.
В последующие полчаса Кантору действительно не дали скучать. Кулаки у солдата и впрямь оказались пудовыми. Удивительно, как только не покалечил.
Потом Васкес отошёл к костру — отдохнуть и поужинать, а к пленнику снова приблизился Хименес.
— Ну что, ещё не передумал?
— Пошёл на хрен, — вежливо ответил Кантор и сплюнул ему под ноги кровавую слюну.
— Понятно, — с сожалением протянул сержант. — Пожалуй, вот что: я дам тебе время подумать. Скажем, до рассвета. Если и тогда не заговоришь — от тебя останется окровавленный кусок мяса. Я доступно излагаю?
Кантор не счёл нужным отвечать, но покрытое кровоподтёками лицо враз будто закаменело.
Истолковав это по-своему, весьма довольный результатом, Хименес отдал распоряжение часовому, и временный лагерь постепенно затих.
Дождавшись, когда все, кроме часового, заснут, Кантор скинул с запястий верёвку, которую втихую уже давно распутывал, и бесшумно пополз в обход. Подобравшись со спины к единственному бодрствующему солдату, он одной рукой крепко зажал ему рот, а другой, молниеносно выхватив из ножен на его поясе клинок, полоснул по горлу. Опустив на землю всё ещё конвульсивно дёргающееся тело, Кантор подобрал чей-то арбалет и так же бесшумно двинулся к лошадям. Быстро перерезав подпруги у десятка лошадей, он вскочил на свою лошадь и, уже не заботясь о соблюдении тишины, пустил её в галоп...
Бедняге Ларго не повезло так, как тогда Кантору. И, судя по всему, он так и не раскололся.
***
Когда Кантор добрался, наконец, до базы, оказалось, что Ларго всего два дня назад отправили с заданием убрать командора Маньяну, который не так давно пообещал стереть всех партизан в порошок. Однако, несмотря на хвастливость заявления, командование сопротивления не стало от него отмахиваться и перепроверило информацию по своим каналам. В ходе проверки выяснилось, что Маньяна действительно планирует какую-то крупную операцию в Зелёных горах, подробности которой, к сожалению, узнать так и не удалось. Обсудив полученные сведения, лидеры сопротивления сочли необходимым устранить источник потенциальной опасности.
После похорон Ларго Кантору пришлось утешать хлюпающего носом в своей хижине вождя и идеолога. Пассионарио гибель каждого товарища принимал так близко к сердцу, что потом долго не мог успокоиться. Сколько ему ни объясняли, что его жизнь, как единственного наследника престола Мистралии, намного важнее и ценнее, чем любая другая, он никак не мог этого принять. И под конец разговора, выплеснув на Кантора эмоции, заявил, что если с тем что-нибудь случится, он, Пассионарио, этого не переживёт.
— Брось чушь молоть! — услышав такое, рассердился Кантор. — Не переживёт он! Я тебе кто? Кум, сват, брат?
— Ага, почти брат, — снова шмыгнув носом, совершенно серьёзно ответил вождь и идеолог. — Знаешь, ведь Амарго не так уж и не прав, думая, что мы братья. Мой папа Хоулиан приходится тебе прадедушкой.
— Да иди ты, — не поверил Кантор.
— Правда-правда. Значит, ты — мой внучатый племянник. А это довольно близкое родство!
— Надо же...
— А ещё ты — мой наставник и лучший друг.
— Который когда-то отходил тебя пюпитром за плагиат, — напомнил Кантор.
— Так за дело же, — сказал Пассионарио. — Я тебя очень прошу, будь осторожен. Мне и предыдущих твоих приключений на жизнь вперёд хватит.
— Кто бы говорил! — фыркнул Кантор, радуясь, что любимый вождь и идеолог наконец почти успокоился. Всё же утешать рыдающих мужчин несравнимо труднее, чем даже рыдающих женщин.
А вечером Кантора вызвал к себе Амарго и, как обычно, пригласив присесть, начал:
— Я понимаю, что ты совсем недавно вернулся с задания и очень устал. Но на сегодняшнем совещании почти все единодушно проголосовали за твою кандидатуру.
— Маньяна? — коротко уточнил Кантор.
Наставник удручённо кивнул.
— Я пытался убедить командный состав, что тебе необходим отдых, но, сам понимаешь, время не терпит, а после убийства министра пропаганды в столице и окрестностях все на ушах стоят. Так что подобраться к Маньяне будет не так-то просто. Если кто и сможет, то только ты.
— Как я понимаю, выехать надо немедленно? Тогда мне срочно нужны сведения об этом командоре. Все, какие смогли собрать.
— Ну уж нет. Сегодня ты нормально выспишься здесь. Завтра утром мы с тобой ещё поговорим, тогда и отправишься.
— Хорошо.
Кантор поднялся, непроизвольно потянулся, разминая суставы, и честно пошёл отсыпаться перед новым заданием.
Амарго посмотрел ему вслед и вздохнул. Высокий, красивый, гибкий и опасный, словно дикий кот, этот парень стал ему почти что сыном. Да и куда денешься, если родной отец уже давно свалил на него обязанность присматривать за непутёвым отпрыском. Амарго никогда не забыть, чего ему стоило вытащить своего подопечного из исправительного лагеря, и в каком состоянии был Эль Драко после Кастель Милагро. Только бы с ним опять ничего не случилось!
Не случится, постарался успокоить он себя. Время барда прошло, настало время воина.
Ларго был хорош, но Кантор — он же словно тень, быстрая и смертоносная. У него всегда всё получалось, и на этот раз обязательно получится.
Автор: Tabiti
Размер: миди, 4575 слов
Персонажи: Кантор, Амарго, Пассионарио, ОМП
Категория: джен
Жанр: экшн
Рейтинг: R
Краткое содержание: Кантор на задании
Предупреждения: насилие
Примечание: отдано на ФБ-2016
Размещение: запрещено без разрешения автора
ТЕНЬЧасть 1
Всё приходит для того, кто умеет ждать.
Б. Дизраэли
На прокалённой солнцем крыше было невозможно лежать, и Кантор, подхватив арбалет, спустился на чердак. Он понятия не имел, сколько ещё придётся ждать, но готов был сидеть в засаде хоть сутки напролёт, только бы пристрелить мерзкого продажного ублюдка, одного из тех, по чьей милости он когда-то оказался в страшной тюрьме Кастель Милагро, где потерял голос, Огонь, имя и всю свою прежнюю жизнь.
Бывший министр изящных искусств, а ныне — министр пропаганды, сыграл в его судьбе поистине роковую роль. Он не раз приглашал молодого, талантливого и уже знаменитого на весь континент барда Эль Драко для беседы: сначала попросил написать новый государственный гимн Мистралии, а когда Эль Драко сделал это, сообщил, что президент Гондрелло остался недоволен его вариантом, и передал высочайшую настойчивую просьбу написать новую музыку — уже на его стихи. Точнее, на то, что он называл стихами. Молодого барда едва не стошнило, когда он попытался прочитать текст. Но объяснять диктатору, что его восхваляющие самого себя «стихи» никуда не годятся, не только бесполезно, но ещё и очень опасно. Эль Драко убедился в этом на своей шкуре, когда его арестовали по ложному обвинению в государственной измене и посадили сначала в следственную тюрьму, а потом в исправительный лагерь, откуда он сбежал с помощью друзей. Но после побега его снова схватили и отправили уже в Кастель Милагро, откуда никто никогда не возвращался.
Однако Эль Драко очень повезло, и он вернулся. Правда, совершенно другим человеком. В буквальном смысле. Без своего лица, без певческого голоса, без бардовского Огня. И ему пришлось учиться жить заново. Уже не бардом, а воином. Стрелком по имени Кантор, что значит — «певец». По сути, он стал другой личностью, и сменил имя. И поскольку не мог больше петь, новое имя пело за него.
Кантор вспомнил, как низенький пухлый министр изящных искусств, всплёскивая короткими ручками, уговаривал его — тогда ещё Эль Драко — переделать государственный гимн так, как того требовал президент. Очень настойчиво уговаривал...
— Может быть, кофе? — радушно предложил высокопоставленный чиновник, приглашающим жестом указав молодому барду на кресло.
— Нет, спасибо, — отказался Эль Драко, и чтобы собеседник не обиделся, добавил: — Я только что из кафе.
— Ну что ж, тогда сразу к делу, — министр с энтузиазмом потёр ладони. — Я показал ваш вариант гимна президенту...
Эль Драко слегка напрягся — что-то в тоне чиновника ему сразу не понравилось.
— И?..
— И он сказал, что в тексте маловато патриотизма.
— Что?
Министр сокрушённо развёл пухлыми руками.
— Это его слова, уверяю вас, я здесь совершенно ни при чём. Более того, я пытался доказать ему, что ваши стихи и музыка, как всегда, гениальны.
«Пытался, как же, — подумал Эль Драко. — Охотно верю».
— Ну хорошо, я не настаиваю, — сказал он вслух. — Я написал так, как подсказало мне сердце. Если мой вариант не подходит, попросите написать ещё кого-нибудь. Да хоть того же Морелли!
Министр досадливо поморщился.
— Вы же сами понимаете, что Морелли не сможет написать так, как вы.
— А зачем писать так, как я, если всё равно мой текст не годится? — искренне удивился Эль Драко.
— Вы не поняли. Морелли не сможет написать так же талантливо, как вы, — терпеливо объяснил пухленький чиновник. — Он всего лишь придворный бард. А вы знамениты на весь континент, вас любят, вам верят. Теперь понимаете?
— Понимаю, — медленно сказал Эль Драко. — Вам нужно моё имя под политической агиткой.
— Ну зачем же так сразу? — деланно обиделся министр. — Мы совершенно искренне предлагаем вам взаимовыгодное сотрудничество...
— А я совершенно искренне вынужден вам отказать, — с убийственным спокойствием ответил знаменитый бард и встал. — Благодарю за приём, но мне пора.
— Постойте! — министр тоже вскочил с кресла и взволнованно забегал по кабинету. — Неужели вы не понимаете? Это ведь не я вам предлагаю, а президент! И это во благо нашей великой Мистралии!
— Да плевать вам всем на Мистралию! — всё-таки сорвался окончательно выведенный из себя Эль Драко. — Передайте президенту, что я агиток не пишу. Всего хорошего!
И он громко хлопнул дверью кабинета.
Две последующих встречи оказались ещё более жёсткими, и в конце концов министр понял, что всё бесполезно...
Вспомнив подробности последнего разговора, Кантор скрипнул зубами. К тому времени и министр, и президент со своими бездарными стихами так его достали, что он уже открыто нахамил. А через несколько дней после этого Карлос под давлением «сверху» уволил его из театра...
На чердаке было ужасно пыльно, жара и духота сводили с ума. Кантор вытер пот со лба и провёл языком по пересохшим губам. Слишком долго. Надо было хоть флягу воды с собой взять...
Совсем не вовремя всплыло воспоминание, как в исправительном лагере их жестоко наказали. Троих, оставшихся людьми и отказавшихся выполнить приказ старшего по бараку — избить такого же заключённого, совсем молоденького паренька. Отвечать пришлось всем вместе, но Диего никогда об этом не жалел, даже когда всех троих привязали к столбам на плацу, и охранники хлестали их бичами. В просоленные потом и кровью жертв сыромятные ремни бичей была вплетена тонкая железная проволока, а косички заканчивались свинцовыми наконечниками, гранёнными, чтобы кожа лопалась от первого же удара. После десятка таких ударов клочья кожи уже не закрывали разорванные мышцы, и ошмётки мяса срывались с костей. Но и потом пытка продолжалась: их не отвязали, а оставили висеть на столбах под палящим южным солнцем, что с успехом заменило раскалённую решётку палача. Но и это можно было вытерпеть, однако своей очереди уже дожидался рой огромных, зелёных, вскормленных на отбросах и дармовой человеческой плоти лагерных мух. И даже укусы их были не так страшны, как доводящий до безумия танец сотен лапок на оголённых нервах спины. Диего тогда повезло меньше, чем товарищам. Молодой, сильный организм не сдавался дольше всех, и сознание он потерял последним, опухшими глазами провожая счастливчиков, которых за руки, как мешки с песком, волочили охранники, всё это время стоявшие неподалёку, в тени здания администрации, неторопливо, напоказ, пившие воду из бутылок и злорадно скалившие зубы.
А немногим позже Эль Драко снова оказался у столба, на этот раз за убийство двух других заключённых и нарушение режима, и так же корчился от боли. И лагерному начальству было плевать на то, что он всего лишь защищал свою честь, потому что им было велено его сломать. Они и старались. Но и у них ничего не вышло.
Кантор отложил арбалет и вытер об одежду потные ладони. Плохо, в решающий момент палец может соскользнуть раньше времени. Надо срочно подумать о чём-нибудь холодном. Например, о мороженом...
Белые паруса на тёмной, почти чёрной глади моря выглядели настолько красиво, что Диего засмотрелся, и не сразу услышал голос своего сокурсника и лучшего друга Антонио:
— Может быть, по мороженому?
— Что?.. — лучший студент консерватории оглянулся и в некотором замешательстве уставился на друзей: — Простите, я задумался...
— Мы заметили, — с улыбкой сказал Эрнесто. — Песню сочиняешь?
— Как ты догадался?
— Да чего там догадываться, — махнул рукой Альберто. — У тебя же всё на лице написано!
— Правда? — смешался Диего. — Совсем всё-всё?
— Ну, во всяком случае, восторженно горящие Огнём глаза и шевелящиеся губы уж точно, — хохотнул Луис.
— Это же так красиво! — Диего снова обернулся к морю и проводил взглядом очередной парусник. — Как можно об этом не написать? Мне как раз нужна новая песня на конкурс. Вот я и напишу... о белых парусах!
— Кого я вижу! — внезапно раздался громкий издевательский голос. — Дель Кастельмарра собственной персоной! Со своими прихлебалами!
Старшекурсники обернулись и дружно поморщились: по набережной, на которой они стояли, к ним приближался Артуро Сан-Барреда с четырьмя дюжими телохранителями за спиной. Ещё несколько лун назад их было двое, но позже отец Артуро — всемогущий начальник тайной полиции — решил удвоить охрану. И неудивительно: его наглый отпрыск вёл себя так, что многие имели на него зуб.
— Это у тебя прихлебалы, Сан-Барреда, — холодно сказал Диего. — А у меня — друзья.
— Да что ты говоришь! — Артуро не спеша, вразвалочку приблизился и сунул руки в карманы: — Думаешь, самый талантливый, да? Между прочим, у других тоже есть голос!
— Голос есть, никто не спорит, — ответил Диего. — Но скажи-ка, сколько песен ты написал?
Мальчишка раздражённо дёрнул плечом и сузил глаза. Он очень хорошо пел, и это признавали все преподаватели. А вот талантом сочинять музыку и песни боги его обделили, и это бесило его до невозможности. Он уже разговаривал с отцом на тему покупки хорошей песни на конкурс, но даже так шансы победить были не слишком высоки. Однако теперь, глядя на главного соперника, он понял, что ему следует сделать. Если отец согласится ему помочь, можно будет и противника с дороги убрать, и бесплатно самую лучшую песню получить. А отец точно согласится, когда это он отказывал?
Диего и его друзья озадаченно переглянулись, не понимая, с чего это Артуро вдруг заткнулся и углубился в размышления. Наконец мальчишка отмер и как-то по-новому взглянул на старшекурсников:
— Думаете, я не смогу выиграть конкурс? А вот увидите! Я самую лучшую песню напишу!
— Ну-ну, — проворчал Альберто, — удачи! Она тебе понадобится.
— Лучше дружку своему удачи пожелай, — процедил Артуро. — Слышишь, дель Кастельмарра? На этот раз тебе не выиграть. Я тебя обойду!
Диего фыркнул, а его друзья не стали сдерживаться и от души расхохотались. Артуро мрачно посмотрел на веселящихся парней и, с видом оскорблённого достоинства отвернувшись, пошёл прочь.
— Уф, ну и насмешил! — смахивая выступившие на глазах слёзы, простонал Антонио. — Представляю, какую песню он напишет!
— Думаю, опять купит, — пожал плечами Диего. — Как в прошлый раз, помните? А хвастался, что сам написал.
— Ещё бы не помнить, — усмехнулся Луис. — Но, наверное, теперь его папаша учтёт урок и будет приплачивать настоящим авторам за молчание.
— Или не приплачивать, — негромко сказал Диего, — а наоборот...
Парни мигом посерьёзнели, вспомнив, о ком, собственно, они говорят.
— Ладно, — наконец вздохнул Антонио, — мы всё равно ничего не можем поделать. Но какую бы песню Сан-Барреда ни купил, ты ведь всё равно выиграешь, правда?
— Сделаю всё возможное, — уверенно пообещал Диего. — Пойдёмте уже, что ли? Кто-то про мороженое говорил...
— Накануне конкурса? — деланно ужаснулся Альберто. — Ни в коем случае!
Диего вздохнул.
— Ну тогда давайте хоть кофе выпьем!
— В «Три струны»? — подмигнул Антонио.
— В «Три струны»!
Кантор на чердаке тоже вздохнул, сожалея, что рядом нет лотка с мороженым. Взять бы сейчас пару порций сливочного с абрикосовым сиропом...
Проклятый министр пропаганды явно решил напоследок помучить своего убийцу. Целый день не показывается. А солнце между тем уже клонится к закату, хотя на чердаке от этого менее жарко не становится.
Кантор поменял положение тела и попытался припомнить свою первую попытку встать на коньки. Да, зима в Поморье — вот что ему сейчас нужно.
Ледяной ветер, казалось, продувал насквозь, и привыкшего к постоянному солнцу и теплу барда поначалу не спасала даже шуба. Сёма Подгородецкий постоянно подтрунивал над ним, Эль Драко обижался, а уже через минуту оба, весело хохоча, валялись в сугробе, издалека очень похожие на двух снеговиков. Даже носы у обоих были такие же красные. Постепенно молодой бард привык к новому климату, и уже не кутался в шубу, как раньше. Он с интересом наблюдал, как местные жители катаются по льду на каких-то странных металлических полозьях, а иногда даже купаются в ледяной воде, в так называемых прорубях. Однажды Сёма принёс такие полозья и своему новому другу и предложил:
— Хочешь, научу?
У Эль Драко загорелись глаза. Он прекрасно помнил, как в детстве, начитавшись поморских сказок, мечтал скатиться на санках со снежной горки, и даже попытался это сделать в солнечной Мистралии, заменив горку лестницей, а санки — дырявой лодкой. И вот теперь его детские мечты постепенно воплощались в реальность. На санках он уже катался, и даже на лыжи вставал, осталось попробовать освоить коньки и отважиться нырнуть в прорубь. Поэтому он, не раздумывая, воскликнул:
— Конечно, хочу!
Они с Сёмой тут же направились к катку, прикрепили полозья к валенкам и…
— Как это у тебя получается? — наконец спросил Эль Драко, плюхнувшись на задницу в третий раз подряд.
— Не отбил ещё? — беззлобно пошутил Сёма.
— Не дождёшься!
— Давай, попробуй ещё раз! Смотри, даже маленькие дети катаются, а ты не можешь!
— Потому что они уже давно это умеют, — огрызнулся бард, снова отталкиваясь одной ногой и пытаясь скользить на другой, и в очередной раз больно падая на лёд.
— Держи равновесие, дубина! — задорно выкрикнул какой-то мальчишка и, лихо заложив крутой вираж, помчался дальше.
Эль Драко чуть не показал ему вслед два пальца, но вовремя спохватился: ребёнок всё же.
— Верный совет, — подъехав к другу, сказал Сёма. — Ну давай, это же совсем не сложно! Смотри!
Он проехал мимо, потом снова вернулся и протянул руку:
— Держись!
— Я сам, — упрямо проворчал Эль Драко, оттолкнулся и… поехал! Сначала медленно и осторожно, на негнущихся ногах, потом всё быстрее и увереннее.
— Ура! — крикнул Сёма. — У тебя получилось! Я же говорил — это легко!
— Завтра возьмём с собой мою труппу, — едва не задыхаясь от переполнявшего его счастья, заявил бард. — Хочу посмотреть, как это получится у братьев Бандерасов!
Над Арборино постепенно сгущались сумерки, и Кантор начал опасаться, что министр пропаганды не появится до темноты. Если так, то придётся заново караулить его завтра. Очень бы не хотелось. Он уже настроился покончить с этим ублюдком сегодня, и будет ждать до последнего. Однако в темноте немудрено и промахнуться. И если это случится, в следующий раз так просто к министру будет уже не подобраться.
И тут будто небо услышало его мысли: из здания министерства пропаганды вышли два телохранителя и внимательно оглядели улицу. Кантор уверенно и быстро взвёл арбалет. Ещё через минуту следом за ними показался и сам министр. Тоже суетливо осмотревшись, он в сопровождении двоих амбалов с квадратными мордами быстрыми шагами направился к остановившемуся неподалёку экипажу.
У Кантора было всего несколько секунд до того, как он скроется внутри, но для отличного стрелка это больше, чем достаточно. Он уже давно решил, куда будет стрелять. При других условиях он легко попал бы в шею или в глаз. Но сейчас, когда в сгущающихся сумерках черты лица сливались, а короткая шея при стрельбе сверху была почти полностью скрыта двойным подбородком министра, пришлось рисковать. Пока Кантор отсчитывал шаги, дожидаясь нужного ракурса, руки сами уверенно подняли арбалет. Чиновник повернулся к раскрытой перед ним дверце экипажа, и Кантор, задержав дыхание, мягко нажал спусковой рычаг. Тетива звонко щёлкнула, и стрела, тоненько свистнув ей на прощанье, полетела в цель. Министр на мгновение замер, услышав тревожный звук, и это было последнее, что он слышал в этой жизни. Четырёхгранный болт, в клочья разорвав ушную раковину, вошёл прямо в ухо, легко порвал барабанную перепонку и вонзился в нижние доли мозга, окрасив его серое вещество в красный цвет. Министр, так жаждавший услышать шедевр от великого барда, получил, наконец, реквием из рук убийцы. Один из телохранителей заполошно вскрикнул и бросился к тяжело осевшему на пыльные камни высокопоставленному телу, а второй лихорадочно завертел головой, оглядывая окна дома напротив.
Кантор тихо выдохнул, быстро спрятал арбалет под одежду и направился к лестнице. Внизу уже собралась изрядная толпа любопытных, удивительно быстро примчалась полиция. Министр пропаганды лежал на мостовой, как сломанная кукла, с торчащим из уха арбалетным болтом. Под его затылком медленно расплывалась небольшая лужица почти чёрной крови.
Кантор незаметно смешался с толпой. Отлично, работа выполнена. Теперь надо переждать в городе до полной темноты, потом забрать лошадь из общественной конюшни и возвращаться на базу.
Часть 2
Ножи хороши тем, что работают бесшумно. <…> Ружья — для выпендрёжников. Ножи — для профессионалов.
Александр Большаков («Карты, деньги, два ствола»)
Внаглую завалившись в одно из ближайших к месту убийства кафе, Кантор с удовольствием выпил две чашки кофе, прислушиваясь к разговорам и тихонько фыркая про себя, когда уже успевшие сбегать на место происшествия посетители, делая большие глаза, передавали друг другу подробности. Одни рассказывали, что стрелков было несколько, и затаились они в разных местах — на всякий случай, другие — что он был один, и его уже поймали. Третьи уверяли, что министра застрелили по приказу президента Гондрелло — дескать, плохо выполнял свои обязанности.
«Наоборот, слишком хорошо», — мрачно подумал Кантор, приканчивая очередную чашку кофе. Собственно, поэтому и возникла необходимость его убрать...
— Проходи, садись, — в голосе Амарго, как всегда, сквозила усталость, но удивительно синие для мистралийца глаза смотрели живо и требовательно.
— Что-то случилось? — обеспокоенно спросил Кантор. Подобное выражение лица у одного из лидеров сопротивления он видел только в исключительных случаях.
— Хм, как тебе сказать, — Амарго негромко кашлянул и продолжил: — Речь пойдёт об одном твоём старом знакомом... Министр пропаганды стал слишком хорошо выполнять свои обязанности, и в партии приняли решение убрать его.
— Что ж, прекрасно, — кивнул Кантор. — Я давно этого ждал.
— Ты понимаешь, что это очень опасно? — Амарго внимательно посмотрел на своего подопечного, тщательно скрывая беспокойство. — Это тебе не на прогулку сходить!
— В первый раз, что ли? — пожал плечами Кантор.
— Жертва такого уровня — в первый, — серьёзно сказал командир. — Так что не мальчишничай. Ты помнишь расположение улиц и зданий вокруг министерства пропаганды?
— Ещё бы не помнить, — проворчал Кантор. — Пока ты говорил, я уже всё прикинул. Когда?
— Выехать надо уже сегодня.
— Отлично. Тогда я пошёл собираться.
— Да погоди ты! — остановил Амарго уже поднявшегося стрелка. — Зайди к Пассионарио, он что-то хотел тебе сказать.
— Хорошо.
— И, пожалуйста, будь осторожен!
— Как всегда.
— Это меня и пугает, — тяжело вздохнул наставник.
***
Командор Нуньес никогда и предположить не мог, что однажды ему придётся гоняться по ночному городу за какой-то неуловимой тенью, и уж тем более — чем эта погоня закончится. А началось всё поздним вечером, прямо перед ночной сменой. В связи с убийством министра пропаганды всю полицию поставили на уши и выгнали на улицы. Ругая вконец обнаглевших партизан на чём свет стоит, Нуньес проверял патрули во вверенном ему районе Арборино, но, хвала небу, всё было спокойно. Напоследок, уже мечтая о сытном ужине и тёплой постели, он неторопливо прохаживался по улицам с лейтенантом Санчесом и сержантом Гонсалесом, которые, не стесняясь командира, перебрасывались свежими и не очень анекдотами. Сначала про любвеобильного сержанта Моралеса и его многочисленных дам сердца. А потом Санчес даже рискнул рассказать один анекдот про президента Гондрелло и советника Блая. Как они… хм… Впрочем, речь не об этом.
В общем, всё было тихо и мирно примерно до половины первого ночи, когда командор Нуньес, убедившись, что всё в порядке, наконец отправился домой.
И вот когда до позднего ужина и тёплой постели наконец оставалось совсем немного, впереди между домами в свете масляного фонаря вдруг мелькнула какая-то подозрительная тень. Командор и рад был бы махнуть рукой и забыть, но всё же решил, что не зря носит мундир, и надо бы проверить, а потом со спокойной совестью идти домой. Поэтому он осторожно двинулся туда, где показалась странная тень.
Дойдя до конца улицы, Нуньес огляделся. Неужели упустил? Или, действительно, показалось? Едва он успел подумать об этом, как таинственная тень, словно дразнясь, завернула за угол ближайшего дома.
Обрадовавшись и расстроившись одновременно, командор целенаправленно устремился вперёд. Врёшь, гад, не уйдёшь!
***
Высокую фигуру преследователя Кантор заметил сразу. Подробностей в темноте было не разобрать, но что этот тип не из простых патрульных, стало понятно с первого взгляда. Во-первых, один. Во-вторых, слишком самоуверенно себя ведёт. В-третьих, кроме арбалета, у него ещё и меч на боку болтается.
И чего прицепился? Шёл бы и шёл своей дорогой. Ему что, больше всех надо?
Кантор на ходу вытащил один из своих метательных ножей. Если не получится оторваться, придётся убить: «хвост» ему совсем ни к чему.
Он прошёл одну улицу, другую, несколько раз сворачивал, меняя направление, но упрямый преследователь не отставал. Вот же глазастый попался! Кантора не каждый разведчик из Зелёных гор смог бы выследить...
***
До сих пор командор Нуньес и не представлял, насколько утомительна может быть простая слежка. Хотя какая она, к дьяволу рогатому, простая? Ночь. Темень. Масляные фонари не столько помогают, сколько путают, отбрасывая причудливые тени. Похоже, этот тип уже заметил, что за ним кто-то идёт. И чего тогда убегает? Если он обычный припозднившийся прохожий, то обойдётся всего лишь проверкой документов. Значит, не обычный и не прохожий. А может быть, просто думает, что его преследует грабитель? Откуда ему знать, что бояться нечего?
И тут Нуньеса прошиб холодный пот. Ему наконец-то пришло в голову, что таинственная «тень» может быть напрямую связана с сегодняшним убийством министра пропаганды. Он хотел было уже позвать подкрепление, по его расчётам неподалёку как раз должен был находиться патруль, но на секунду замешкался: если это, действительно, убийца, то не лучше ли поймать его самому? Сразу будет и повышение, и денежное вознаграждение...
Не успел он додумать приятную мысль до конца, как что-то тяжёлое, прилетевшее из темноты, вонзилось ему в шею. Нуньес пошатнулся и привалился плечом к стене ближайшего дома. Захрипев в отчаянной попытке позвать на помощь, он инстинктивно схватился рукой за рукоятку метательного ножа, застрявшего в горле, и выдернул его. Это только ускорило конец — кровь фонтаном выплеснулась из разорванной артерии на стену дома, оставив зловещий след сползшего по ней тела.
Пав жертвой своей дотошности и самоуверенности, Нуньес так и не узнал, что за «тень» на самом деле преследовал, хотя краем угасающего сознания успел понять, что оказался фатально прав.
***
Избавившись от настойчивого преследователя, Кантор наконец добрался до общественной конюшни, в которой оставил лошадь. Он понятия не имел, кого, походя, прикончил, но очень надеялся, что это тоже какая-то важная шишка, и, когда об этом станет известно, его смерть порадует лидеров сопротивления так же, как и устранение министра пропаганды.
Путь до базы предстоял неблизкий, верхом — это тебе не телепортом, до Зелёных гор ехать трое-четверо суток, в зависимости от лошади и обстоятельств.
Главная сложность заключалась в том, что повсюду — по дорогам и лесным тропам — рыскали отряды правительственных войск с приказом отлавливать всех подозрительных прохожих и проезжих, путешествующих и в одиночку, и группами.
Выехав за пределы столицы и даже без происшествий добравшись до леса, Кантор вздохнул несколько свободнее. Однако до базы предстояло ещё не менее суток пути, и это ещё в лучшем случае — если выбирать малопроходимые тропы, гоня при этом и без того уставшую лошадь во весь опор. Понятное дело, что одно с другим было практически несовместимо.
Труп в кустах он заметил сразу. Лошадь тоже почувствовала его: зафыркала и попятилась, вскидывая голову и прядая ушами. Вполголоса выругавшись, Кантор спрыгнул на землю, закрепил повод на ближайшем дереве и, прижимая к носу рукав рубашки, приблизился. Осторожно перевернув лежавшее лицом вниз тело, он выругался громче. Ларго. Когда Кантор уезжал на задание, этот парень ещё был на базе, и никто не собирался его никуда отправлять.
Было видно, что в кустах он пролежал не слишком долго, однако количество крови и жаркий климат сделали своё дело. Тело несчастного облепили насекомые, вгрызаясь в то, что осталось от лица, низа живота и левой руки. Парня совершенно точно пытали, и не нужно было долго думать, чтобы понять, кто и зачем.
Сказал ли он то, о чём его спрашивали? Какое задание у него было, и успел ли он его выполнить?
Кантор, как мог, стряхнул с тела товарища трупоедов, завернул его в притороченное к седлу тонкое одеяло и взвалил на лошадь. Теперь ехать предстояло ещё дольше.
Сумерки в лесу наступают гораздо быстрее, чем на открытой местности. Тропа под копытами лошади внезапно куда-то ускользает, деревья начинают сливаться в сплошную тёмную стену. А вот звуки доносятся удивительно ясно. Поэтому не только возвращавшийся с очередного задания Кантор услышал солдат, но и они его. А виной всему была не вовремя треснувшая под копытом лошади ветка. Погоня оказалась не слишком долгой: скакуны у отряда правительственных войск были не настолько уставшими, да и их всадники не вымотались так, как не спавший почти трое суток стрелок. Солдаты повязали неожиданно свалившегося им в руки повстанца, потеряв при этом двух своих людей, и, найдя подходящую поляну, начали располагаться на ночлег. Кантора посадили под деревом и крепко привязали, до этого тщательно обыскав и отобрав всё найденное оружие: арбалет, два метательных ножа за поясом и один — закреплённый на голени под штаниной.
Пока подчинённые готовили незамысловатый походный ужин, командир десятка — сержант Хименес — решил поговорить с пойманным партизаном. Остановившись перед ним и презрительно глядя сверху вниз, он принялся задавать вопросы, на которые привязанный пленник почему-то не реагировал. Хименесу это очень не понравилось, и он подозвал одного из своих людей — здоровенного детину с пудовыми кулаками.
— Повторяю ещё раз. Отвечаешь на вопросы, показываешь на карте расположение вашей базы — и я тебя отпускаю. Нет — тебя ждёт совсем другой разговор.
— Прямо-таки отпускаете? — съязвил Кантор. — Неужели?
Сержант поморщился.
— Я вижу, тебе очень хочется пообщаться с рядовым Васкесом, — кивнул он на детину. — Что ж, не буду мешать. Развлекайтесь! — и повернулся к подчинённому: — Только смотри, зубы ему не выбей, чтобы нормально говорить мог.
В последующие полчаса Кантору действительно не дали скучать. Кулаки у солдата и впрямь оказались пудовыми. Удивительно, как только не покалечил.
Потом Васкес отошёл к костру — отдохнуть и поужинать, а к пленнику снова приблизился Хименес.
— Ну что, ещё не передумал?
— Пошёл на хрен, — вежливо ответил Кантор и сплюнул ему под ноги кровавую слюну.
— Понятно, — с сожалением протянул сержант. — Пожалуй, вот что: я дам тебе время подумать. Скажем, до рассвета. Если и тогда не заговоришь — от тебя останется окровавленный кусок мяса. Я доступно излагаю?
Кантор не счёл нужным отвечать, но покрытое кровоподтёками лицо враз будто закаменело.
Истолковав это по-своему, весьма довольный результатом, Хименес отдал распоряжение часовому, и временный лагерь постепенно затих.
Дождавшись, когда все, кроме часового, заснут, Кантор скинул с запястий верёвку, которую втихую уже давно распутывал, и бесшумно пополз в обход. Подобравшись со спины к единственному бодрствующему солдату, он одной рукой крепко зажал ему рот, а другой, молниеносно выхватив из ножен на его поясе клинок, полоснул по горлу. Опустив на землю всё ещё конвульсивно дёргающееся тело, Кантор подобрал чей-то арбалет и так же бесшумно двинулся к лошадям. Быстро перерезав подпруги у десятка лошадей, он вскочил на свою лошадь и, уже не заботясь о соблюдении тишины, пустил её в галоп...
Бедняге Ларго не повезло так, как тогда Кантору. И, судя по всему, он так и не раскололся.
***
Когда Кантор добрался, наконец, до базы, оказалось, что Ларго всего два дня назад отправили с заданием убрать командора Маньяну, который не так давно пообещал стереть всех партизан в порошок. Однако, несмотря на хвастливость заявления, командование сопротивления не стало от него отмахиваться и перепроверило информацию по своим каналам. В ходе проверки выяснилось, что Маньяна действительно планирует какую-то крупную операцию в Зелёных горах, подробности которой, к сожалению, узнать так и не удалось. Обсудив полученные сведения, лидеры сопротивления сочли необходимым устранить источник потенциальной опасности.
После похорон Ларго Кантору пришлось утешать хлюпающего носом в своей хижине вождя и идеолога. Пассионарио гибель каждого товарища принимал так близко к сердцу, что потом долго не мог успокоиться. Сколько ему ни объясняли, что его жизнь, как единственного наследника престола Мистралии, намного важнее и ценнее, чем любая другая, он никак не мог этого принять. И под конец разговора, выплеснув на Кантора эмоции, заявил, что если с тем что-нибудь случится, он, Пассионарио, этого не переживёт.
— Брось чушь молоть! — услышав такое, рассердился Кантор. — Не переживёт он! Я тебе кто? Кум, сват, брат?
— Ага, почти брат, — снова шмыгнув носом, совершенно серьёзно ответил вождь и идеолог. — Знаешь, ведь Амарго не так уж и не прав, думая, что мы братья. Мой папа Хоулиан приходится тебе прадедушкой.
— Да иди ты, — не поверил Кантор.
— Правда-правда. Значит, ты — мой внучатый племянник. А это довольно близкое родство!
— Надо же...
— А ещё ты — мой наставник и лучший друг.
— Который когда-то отходил тебя пюпитром за плагиат, — напомнил Кантор.
— Так за дело же, — сказал Пассионарио. — Я тебя очень прошу, будь осторожен. Мне и предыдущих твоих приключений на жизнь вперёд хватит.
— Кто бы говорил! — фыркнул Кантор, радуясь, что любимый вождь и идеолог наконец почти успокоился. Всё же утешать рыдающих мужчин несравнимо труднее, чем даже рыдающих женщин.
А вечером Кантора вызвал к себе Амарго и, как обычно, пригласив присесть, начал:
— Я понимаю, что ты совсем недавно вернулся с задания и очень устал. Но на сегодняшнем совещании почти все единодушно проголосовали за твою кандидатуру.
— Маньяна? — коротко уточнил Кантор.
Наставник удручённо кивнул.
— Я пытался убедить командный состав, что тебе необходим отдых, но, сам понимаешь, время не терпит, а после убийства министра пропаганды в столице и окрестностях все на ушах стоят. Так что подобраться к Маньяне будет не так-то просто. Если кто и сможет, то только ты.
— Как я понимаю, выехать надо немедленно? Тогда мне срочно нужны сведения об этом командоре. Все, какие смогли собрать.
— Ну уж нет. Сегодня ты нормально выспишься здесь. Завтра утром мы с тобой ещё поговорим, тогда и отправишься.
— Хорошо.
Кантор поднялся, непроизвольно потянулся, разминая суставы, и честно пошёл отсыпаться перед новым заданием.
Амарго посмотрел ему вслед и вздохнул. Высокий, красивый, гибкий и опасный, словно дикий кот, этот парень стал ему почти что сыном. Да и куда денешься, если родной отец уже давно свалил на него обязанность присматривать за непутёвым отпрыском. Амарго никогда не забыть, чего ему стоило вытащить своего подопечного из исправительного лагеря, и в каком состоянии был Эль Драко после Кастель Милагро. Только бы с ним опять ничего не случилось!
Не случится, постарался успокоить он себя. Время барда прошло, настало время воина.
Ларго был хорош, но Кантор — он же словно тень, быстрая и смертоносная. У него всегда всё получалось, и на этот раз обязательно получится.
@темы: Моё творчество, Хроники странного королевства, Мои рассказы, Фики, Книги
-
-
10.12.2016 в 23:30Да, и эпиграфы хороши.
-
-
11.12.2016 в 01:02-
-
11.12.2016 в 16:04-
-
05.11.2017 в 00:24Дан Сайон
Команда, спасибо, что пишете про Кантора. Он получается очень канонным. И особенно понравились флэшбеки. Прикольно, как он учился кататься на коньках. Очень понравилось)
Автору отсыпьте плюшек)
-
-
05.11.2017 в 00:24ФБ: Гость
Прекрасная работа, действительно, канонный Кантор. Спасибо, автор.
-
-
05.11.2017 в 00:25tan44ick
Спасибо.
-
-
05.11.2017 в 00:25Злобный Кронос
fandom Highlander 2017
О! ваш автор решил «исправить» недоработку автора. Действительно, с первой книги мы постоянно слышим о том, какой умелый, ловкий, знаменитый убийца Кантор, но ни одного из этих убийств автор не изобразила на страницах книги (убийство колдуньи-воровки не в счет – уж больно отвратная особа), оставив Кантору в основном военные подвиги, которые традиционно считаются делом благородным и неизбежным. Обсуждать тему о разнице между убийством на фронте и убийством в тылу обсуждать тут не собираюсь, просто отмечаю, что автор его, вопрос, вполне элегантно обошла.
У вашего автора это описано подробно, с уместными отступлениями. Эпизод с нахождением трупа Ларго при этом один из необходимых, поскольку подчеркивает, что война она везде война, и Кантор, хоть и стреляет чаще из засады, рискует не меньше, чем его жертвы. И как всегда очарователен Пассионарио и остается в тени Амарго. Если уж на то пошло, то тень больше он, чем младший Кастельмара
-
-
05.11.2017 в 00:27кадавр селекционный
fandom Miry Strugatskih 2016
Интересно было узнать о прошлом Кантора и сравнить с тем, что у него в настоящем. Удачно вплетенные фрагменты-воспоминания дали прекрасную возможность не только понять человека, но и мир вокруг него. Я не знаком с творчеством Панкеевой, а здесь все отлично рассказано. Есть и неприятные моменты, и позитивные, правда даже в позитивных присутствует некое черное звено. Исключение, пожалуй, в сцене про коньки – очень классно получилось.
Про гимн весьма показательно. Одно сочетание бывший министр изящных искусств, а ныне министр пропаганды уже показывает, к чему приводит наличие диктатора у власти. Написать агитку руками истинного таланта, создающего душой – это надо ухитриться придумать.
Конечно бывший бард, сидящий в засаде на чердаке, готовящийся хладнокровно убить человека (правда, личность не вызывающую сочувствия, но все же) – контраст большой, но при условии того, что творится в великой Мистралии – совершенно не удивительная метаморфоза. Профессионализм поразительный, я потом поймал себя на мысли, что так стрелять из арбалета – это искусство, иного рода, конечно, но безусловно оно.
Вторая часть занимательна тем, что действие идет с противоположной стороны - глазами обладающего особым рвением к работе полицейского. Бывают же ответственные люди! Зря, как выяснилось. Кантор, как оказалось, и с ножами управляется с отменной ловкостью – ночь же, темень.
И ведь как будто ничего его не берет. Показательным был момент с обнаружением трупа товарища. Время акое, что опасности никуда не деваются, и в любой момент убийца может превратиться в жертву. Правда, выяснилось, что в сходной ситуации Кантору удалось сбежать, как и в свое время Эль Драко из тюрьмы, откуда не возвращались. Удивительный человек. И предводителей, оказывается, умеет утешать. Предводитель человечен, это замечательно. Если верно понимаю, они давние знакомые, еще до сопротивления?
Амарго удивительный. Он как бы в тени, но при этом знает все обо всех. Настоящий профессионал, но при этом переживает за всех подопечных, за некоторых чуть больше, наверное.
Все же Кантор очень сильная личность, ни разу не изменивший себе и своим убеждениям, несмотря на все испытания и даже сменив имя и род занятий. Хоть и написано, что он стал по сути другим человеком – стержень, как мне кажется, остался тот же, как и способ жить, никогда не изменяя себе и стремясь к покою.
-
-
05.11.2017 в 00:27Siegfried Kiercheis
Да-да! И Вестерланд - тоже я, а Брауншвейг - так, мимо проходил!
Отличный фанфик!
-
-
05.11.2017 в 00:28Анон в белом костюме
Житель Тайного Города | fandom Tainyi Gorod
Спасибо вам за эти яркие кусочки прошлого Кантора. На первом плане мстящий убийца, лучший из лучших, а в воспоминаниях талантливый, страстно любящий жизнь бард. И этот контраст, эти разительные перемены становятся обвинительным приговором для министра пропаганды. Каждый эпизод в тексте раскрывает Кантора с новой стороны. Н-р, момент с Ларго наглядно показывает, что для своих он остается преданным товарищем. А то, как быстро Кантор переходит к следующему заданию, означает, что месть отошла на задний план, а благо страны является стимулом для вылазок. Очень нравится название. Неуловим как тень, и в то же время где-то внутри живет тень Эль Драко. Текст из маленьких вкусных и важных моментов складывается в целостную картину тяжелой жизни Кантора. Ничего лишнего, лишь трогающая история, приоткрывающая страницы прошлого.
-
-
05.11.2017 в 00:31Мэтр Истран
Воспитание детей начинается с рождения… их родителей fandom Miry Pankeevoj 2017
кадавр селекционный, спасибо от автора и команды)
Приятно, что человеку, незнакомому с каноном, фик понравился.
Правда, выяснилось, что в сходной ситуации Кантору удалось сбежать, как и в свое время Эль Драко из тюрьмы, откуда не возвращались. Удивительный человек.
Он действительно удивительный человек и профессионал во всем, но из Кастель Милагро он бежал не сам - его, можно сказать, вытащили. Другой интересный персонаж)
И предводителей, оказывается, умеет утешать. Предводитель человечен, это замечательно. Если верно понимаю, они давние знакомые, еще до сопротивления?
Предводитель, товарищ Пассионарио, действительно очень человечен и предводителем в общем, стал по необходимости. Они с Кантором действительно давние знакомые, Эль Драко был наставником в музыке будущего товарища Пассионарио, обучал его основам композиции и даже бил за плагиат).
Siegfried Kiercheis,
Автор вас от всей души благодарит)
Анон в белом костюме,
Текст из маленьких вкусных и важных моментов складывается в целостную картину тяжелой жизни Кантора. Ничего лишнего, лишь трогающая история, приоткрывающая страницы прошлого.
Спасибо вам за такой отзыв, автору и команде очень приятно его читать)
-
-
05.11.2017 в 00:32Belchester
Спасибо за историю про такого вканонного Кантора, да еще и замечательно вписанную в канон.
-
-
05.11.2017 в 00:32Laora
Интересная история, спасибо!