Хроники странного королевства

[Tabiti]

ЖИЗНЬ, СГОРЕВШАЯ В ОГНЕ

Фандом: Оксана Панкеева «Хроники странного королевства»
Название: Жизнь, сгоревшая в Огне
Автор: Tabiti
Соавтор: Elika_
Соавтор: Lake62
Главные герои: Диего в бытность свою Эль Драко
Категория: джен
Жанр: психология, ангст, экшен, драма
Рейтинг: R
Размер: макси
Дисклеймер: главные герои принадлежат Оксане Панкеевой
Таймлайн: за пять с лишним лет до начала первого романа «Пересекая границы» (приквел)
Предупреждение: поскольку достоверных сведений об этом периоде жизни Диего у Панкеевой не слишком много, а те, что есть, сложновато увязать в чёткую хронологию, в приквеле могут быть небольшие нестыковки, иногда даже намеренные. Но главная сюжетная канва чётко соблюдается, иначе и писать бы не стоило.
Аннотация: Прошло всего полгода, как молодой, но уже знаменитый на весь континент, бард Эль Драко, узнав о демократических переменах, вернулся в родную Мистралию. Овации публики, всеобщее ликование, любимая девушка... Но вскоре власть начинает "закручивать гайки", и всё счастье великого барда заканчивается в один миг.

ОКОНЧАНИЕ ОТ 28 СЕНТЯБРЯ 2019

1.

– Маэстро! Маэстро, можно автограф?
Звонкий мальчишеский голос пробился сквозь восторженные крики и аплодисменты толпы. Присев на корточки на краю заваленной цветами сцены, Эль Драко взял протянутые ему блокнот и карандаш.
– Маэстро… пожалуйста!
Мягко улыбнувшись, молодой бард поставил на чистой странице свой росчерк и вернул блокнот мальчишке, который тут же прижал его к груди:
– Спасибо!
– Не за что. Как тебя зовут?
– Мигель, – застенчиво ответил мальчик. – А это мой брат Рикардо!
Он показал на стоящего рядом высокого стройного юношу, взирающего на молодого барда, как на божество.
Диего ласково взлохматил тёмные волосы мальчика. Мигель счастливо улыбнулся и бережно убрал блокнот с заветной росписью в карман лёгкой курточки:
– Я его всю жизнь хранить буду!

– Итак, дамы и господа, на сегодня концерт окончен...
– Как раз вовремя, – внезапно раздался грубый голос. Расталкивая толпу, к сцене пробились люди в форме.
– Тайная полиция! – испуганно охнул кто-то.
Эль Драко слегка изменился в лице и быстро оглянулся на артистов своей труппы, кивком давая понять, чтобы уходили. Пока не поздно.
Если ещё не поздно...
– Маэстро, – начальник отряда растянул губы в резиновой улыбке. – Рад был послушать ваши песни. Уж простите, цветов не принёс.
"Провалитесь вы с цветами или без", – подумал Диего, а вслух спросил:
– Что вам нужно?
– У нас ордер на ваш арест, – слегка извиняющимся тоном объяснил начальник отряда. – Извольте сдать оружие и следовать за нами.
– У меня нет оружия, – сказал знаменитый на весь мир бард, вскинув подбородок. Краем глаза он заметил, что толпа зрителей начала стремительно редеть, но ушли не все – многие всё ещё стояли вокруг открытой сцены, и напряжение так и витало в воздухе.
– Позволите проверить?
Вот же наглая морда! Эх, врезать бы по ней...
Люди вокруг заволновались. Диего поймал испуганный взгляд Мигеля, уцепившегося за руку старшего брата, лицо которого заметно побледнело. Да что же они стоят? Уходить надо, и быстрее!
– Проверяйте, – равнодушно бросил он, подняв руки. Кто бы знал, чего стоило ему это равнодушие!
– Спускайся, – приказал начальник отряда, переходя на "ты". Всю вежливость с него будто ветром сдуло.
– А у вас силёнок не хватит забраться на сцену?
– Предпочитаешь, чтобы тебя согнали с неё пинками? – ухмыльнулся один из полицейских, настоящий верзила и почти наверняка голдианец.
– Я всегда буду на сцене, – ответил Эль Драко. – Но тебе этого не понять.
Начальник отряда поморщился и кивнул полицейским. Двое из них тут же ловко запрыгнули на подмостки и, топча цветы, двинулись к барду. Диего снова бросил взгляд на людей внизу и увидел, как губы Мигеля шевелятся, выговаривая одно-единственное слово:
– Беги! Беги! Беги!..
"Не могу, мальчик. Ты не поймёшь. Да и не успеть... А если всё же каким-то чудом уйду, так только до первого патруля..."
Один из полицейских небрежно пнул прислонённую к роялю гитару, и она с гулким звуком упала, жалобно зазвенев. Бард вздрогнул, словно этот удар достался ему, но не пошевелился. И ничего не сказал.
– Руки подними, – лениво бросил полицейский, убедившись, что задержанный не собирается сопротивляться. Так же лениво обхлопав карманы, он повернулся к начальнику:
– Всё чисто.
– Так давайте его сюда!
– Шагай, – приказал второй полицейский и толкнул барда в спину.
– За что вы его арестовываете? – вдруг крикнул звонкий мальчишеский голос.
На мгновение все, в том числе и полицейские, остолбенели от неожиданности.
"Что же ты делаешь, мальчик? – лихорадочно пронеслось в голове Диего. – А ты, старший, чего ждёшь? Хватай брата и беги отсюда! И не оборачивайся!"
Будто услышав отчаянные мысли барда, Рикардо крепко схватил своего младшего за руку и потащил за собой сквозь толпу. Видимо, сочтя ниже своего достоинства преследовать мальчишек, полицейские отвернулись, сделав вид, что ничего не произошло, и двое из них крепко взяли арестованного барда за локти:
– Пошли!
– Вам обязательно меня тащить? – поморщился Эль Драко. – Я и так никуда не денусь.
– А кто тебя знает, – буркнул начальник отряда. – Испаришься, а нам потом так настучат, что мало не покажется!
Полицейские настойчиво подтолкнули барда вперёд, и ему ничего не оставалось, как подчиниться. Люди вокруг снова глухо зароптали, но громко протестовать, как это сделал мальчишка, больше никто не осмелился. И Диего был рад этому: допускать кровопролитие и провоцировать новые аресты он не собирался. Не дождутся.
Они молча прошли между неохотно расступившимися людьми. Многие из них, взглянув на маэстро, которого только что слушали, затаив дыхание, и которому бурно аплодировали, тут же отводили глаза. Правильно, у них же семьи… родители, мужья, жёны, дети. Не надо вмешиваться, всё равно не поможет, а сколько ещё добавится поломанных судеб... Один, пусть даже гениальный бард, того не стоит.
На узкой мощёной улочке ждала крытая полицейская повозка, к которой его и подтолкнули. Он ещё успел оглянуться и увидел, как двое оставшихся на сцене полицейских внимательно осматривают вещи.
В груди болезненно кольнуло.
«Моя гитара…»
Это был не просто инструмент; это была его верная подруга. Она сопровождала его повсюду. С ней он делился радостями и горестями, она не бросала его в трудные минуты, ей он доверял свои самые сокровенные тайны, нежно оглаживал лакированные бока и трепетно ласкал струны… И любимая гитара всегда отвечала ему взаимностью. Она была сделана ещё по заказу отца и подарена им сыну на пятнадцатый день рождения. С тех пор они и не расставались.
– Что застыл? Залезай, – буркнул начальник отряда и подтолкнул Диего в спину.

Возница подхлестнул лошадей, и карета с забранным решёткой оконцем скрылась за поворотом одной из главных улиц столицы. Оставшиеся на площади люди, как по сигналу, начали спешно разбегаться в разные стороны: скорей-скорей покинуть эту площадь, которая только что была наполнена радостью и весельем, но внезапно превратилась в тягостное и мрачное место. А солнце, словно с издёвкой, вовсю сияло с бездонного синего неба.
Но по домам разбежались не все. Небольшая горстка молодёжи – в основном, студенты консерватории, которые боготворили своего кумира, бросились совсем в другую сторону. Тайная полиция двигалась по центральным улицам Арборино, а юные барды избрали другой путь. Никто из них не сомневался, что Эль Драко повезли в следственную тюрьму. Демократическая весна, объявленная Объединением Всеобщего Благоденствия, как только оно пришло к власти после очередного переворота, закончилась очень быстро. И следственная тюрьма, которую три месяца назад обещали разобрать по камушку, вновь до отказа была заполнена диссидентами всех мастей.
Самый короткий путь лежал через переулки. Не прошло и получаса, как парни и девчонки выскочили на маленькую площадь, которую венчала серая громада здания тюрьмы.
– Они ещё не подъехали, – раздался тонкий девичий голос.
– Мы дождёмся и отобьём Эль Драко!
– Да как они посмели поднять руку на величайшего барда континента!..
– Надо было ещё на площади вступиться за него!
– Они не посмеют!..
Молодёжь распалялась всё больше. Правда, их было не больше десятка, и оружия почти ни у кого не было, но, на худой конец, и скрипки с валторнами, в случае чего, могут послужить оружием.

***
Полицейская карета долго катила по улицам Арборино, гулко бухая колёсами по булыжной мостовой. Каждый удар отзывался болью в сердце, но Диего постарался натянуть на лицо маску равнодушия. Пусть это далось и непросто, но полицейским не увидеть ни его страха, ни отчаяния.
В памяти невольно всплыл тот день, несколько лет назад, когда его, ещё семнадцатилетнего мальчишку, студента последнего курса консерватории, по приказу полковника Сан-Барреды схватили на улице по ложному обвинению и в точно такой же тюремной карете доставили в следственную тюрьму. Тогда он провёл там всего несколько дней, которые показались ему вечностью, и был освобождён благодаря хлопотам мамы.
Диего стиснул зубы и мотнул головой, прогоняя непрошенные мысли. Он не хотел это вспоминать.
Наконец повозка остановилась. Полицейский распахнул дверцу и прикрикнул:
– Вылезай. Или тебе здесь так понравилось? – хохотнул он.
Пригнувшись, бард выбрался наружу и огляделся. Прямо перед ним возвышалось ничуть не изменившееся за эти несколько лет мрачное серое здание следственной тюрьмы с крошечными зарешёченными окошками, толстыми стенами и тяжёлыми, окованными железом дверями.
Эль Драко стоял, окружённый полицейскими, а в отдалении топталась горстка студентов. Но вот, несмело, словно преодолевая немыслимое сопротивление, юноши и девушки двинулись к нему.
Поняв, что они собираются сделать, молодой бард вскинул руку и крикнул:
– Не нужно! Идите домой!
Небольшая кучка людей, осмелившихся подумать о сопротивлении, отпрянула, когда на них начали наступать полицейские.
– Это будет бессмысленная жертва! Уходите! – снова крикнул Эль Драко.
Ребята колебались ещё несколько секунд, потом, как по команде, развернулись и кинулись бежать.
Их не преследовали. Сейчас это было не главное. Но начальник отряда отдал короткий приказ своему заместителю, тот кивнул, проверил кобуру с пистолетом и, взяв пару человек, скрылся в соседнем переулке.

Перед тем, как его довольно грубо толкнули в спину, принуждая зайти внутрь, Диего оглянулся. В лицо ударил нестерпимо яркий свет – солнце расплылось в глазах радужным пятном. Что это? Слёзы… Нет!
Эль Драко зажмурился, а в следующую секунду оказался в полутёмном тюремном коридоре.

***
На опустевшей площади ветер трепал полуоторванную афишу. Полицейские, перед тем, как уйти, хотели сорвать её с тумбы, но это им не удалось – афиша была приклеена на совесть. На пустой сцене сиротливо скособочились оставленные инструменты.
Никто не заметил маленькую одинокую фигуру. Мальчик лет двенадцати, воровато озираясь, пробирался к сцене. Он кутался в тёмный плащ и ёжился, словно от холода, хотя на дворе стояла поздняя весна, и тёплый бриз дул с моря.
Мигель оглянулся ещё раз, поплотнее запахнул плащ и взобрался на сцену. Долго искать ему не пришлось. Вот она! Концертная гитара Эль Драко валялась на дощатых подмостках, брошенная полицейскими-варварами.
– Не бойся, я тебя не оставлю, – дрогнувшим голосом прошептал мальчик. Он прерывисто выдохнул, скинул плащ и одним движением укутал инструмент, спрятав реликвию от чужих, враждебных взглядов.
Оглянувшись ещё раз и никого не увидев, Мигель подбежал к дальнему краю сцены, перевёл дыхание и прыгнул вниз. Струны жалобно тренькнули. Мальчик закусил губу, припустил что есть мочи и через пару минут скрылся из виду.
Его почти никто не видел. Почти.
Мигель не заметил, как за всеми его манипуляциями настороженно следят внимательные чёрные глаза. Когда мальчик нырнул в переулок, следом ужом скользнул человек – гибкий, худой, в простой тёмной одежде, с неприметным лицом, как две капли похожим на всех мистралийцев сразу. Встретишь в толпе – не узнаешь. Мастер-вор.

***
Когда за ним с грохотом захлопнулась дверь, и Эль Драко остался один, он позволил себе на минуту расслабиться. Оглядел камеру и скривился. «Жилище, достойное великого барда», – с горечью подумал он. Крошечная, четыре с половиной на шесть локтей каморка, в которой кроме узкого топчана, застеленного каким-то тряпьём, больше ничего не было. Холодные каменные стены, на высоте почти семи локтей – малюсенькое зарешёченное окошко, в которое даже свет проникал с трудом. Самый настоящий каменный мешок.
Он упал на топчан, ссутулил плечи и обхватил голову руками.
Тысячи вопросов роились в голове. Что произошло? За что его арестовали? Это чей-то донос? Кто-то позавидовал его славе? Кто-то хочет через него надавить на мать? Чья-то ревность? Может быть он, сам того не ведая, кому-то перешёл дорогу? А может быть… сердце бешено заколотилось, внезапно нашёлся отец, и кто-то решил использовать его как наживку?..
Ни на один из вопросов он не нашёл ответа. Потому что на допрос его никто не вызвал. Диего думал, что его приведут к следователю немедленно, ну, может быть, через пару часов… Но прошёл день, (он понял это, когда солнечный свет в оконце окончательно померк и его камера превратилась в темницу в полном смысле этого слова), – и никого. Устав ждать, он растянулся на своём топчане и закрыл глаза. Только сон не шёл. Снова и снова он переживал события сегодняшнего дня – оглушительный успех на концерте, овации. И сразу вслед за тем – арест и эта тюрьма.
Утро не принесло облегчения. Он вздрогнул, когда дверь с лязгом отворилась. Но это оказался всего лишь тюремщик, который принёс жестяную кружку и миску. Эль Драко исследовал содержимое миски и скривился – какая-то баланда. К тому же ложка арестантам явно не полагалась. Он отхлебнул тепловатой воды с каким-то неприятным привкусом и удивился, откуда в Арборино болото, когда здесь и река пересыхала ближе к концу лета. Но жажда оказалась сильнее отвращения, поэтому он допил до конца. А вот серую липкую массу съесть не решился.

И на завтра повторилось то же. А на третий день Диего подумал, что баланда вовсе не так уж плохо выглядит. А то на одной воде он очень скоро протянет ноги.

А ещё через два дня, когда бард уже начал тихо сходить с ума в этом каменном мешке, за ним, наконец, пришли.

Двое дюжих охранников, позвякивая увесистыми связками ключей, ввалились в камеру. Оба были похожи друг на друга, словно братья-близнецы: с одинаковыми квадратными затылками, бычьими шеями, пудовыми кулаками и вечной скукой в глазах.
– Пошли, – уронил один из них.
Эль Драко молча поднялся и вышел из камеры. Длинные тёмные коридоры с бесконечными рядами дверей заставили сердце болезненно сжаться. Путь показался ему таким же бесконечным. Он признался себе, что малодушно желает, чтобы он подольше не кончался.

– Лицом к стене, – грубый окрик привёл его в себя.
А в следующую секунду он оказался лицом к лицу со следователем.
Самый обычный человек с каким-то домашним лицом, в холщёвых нарукавниках, словно какой-нибудь бухгалтер. На столе дымилась чашка кофе. Эль Драко уловил божественный аромат и молча проглотил слюну.
– Присаживайтесь, маэстро, – сказал следователь тихим, тоже каким–то домашним, голосом.
Эль Драко опустился на шаткий трёхногий табурет, который стоял чуть в отдалении от большого казённого стола.
– Ну что? – задал следователь совершенно нелепый вопрос.
– Что? – бард в недоумении посмотрел на служителя закона.
– Я вижу, с вами обошлись не очень хорошо… Совсем нехорошо, – следователь покачал головой.
– Я… не понял, за что меня арестовали, – голос предательски дрогнул.
– Ну что вы, я думаю, это недоразумение вскоре разрешится, – следователь мелко захихикал. – Видите ли, в чём дело… – он сунул нос в толстую книгу, что-то там поискал, потом снова поднял глаза на Эль Драко и добродушно улыбнулся: – Помните, луну назад к вам обращались с предложением написать новый гимн...
– Я, мне помнится, написал его и вручил… маэстро Морелли, – Эль Драко едва не поперхнулся именем старого засранца – придворного барда, который умел найти себе тёпленькое местечко при любой власти.
Глазки следователя маслянисто блеснули.
– Кхм… Но вы, наверное, забыли, что после этого наш уважаемый министр изящных искусств лично просил вас переписать гимн? Руководство посчитало, что ваш вариант получился не слишком патриотичным. И руководящая роль партии в нём не прослеживается. Словом, ваш текст никуда не годится. Музыка также не столь монументальна и величественна, каковой следует быть главной мелодии страны. Поэтому было принято решение переделать ваше творение, так сказать, усилить и углубить…
– Я помню, – резко перебил Диего. Как только следователь упомянул гимн, он понял, в чём истинная причина его ареста. Но легче ему от этого не стало. – А также я помню, что вскоре после этого Карлос уволил меня из театра!
– А чему вы удивляетесь? – развёл руками следователь. – Раз у вас такая хорошая память, значит, вы помните и то, в каком тоне разговаривали с уважаемым министром и какими именно словами ответили на переданное им для вас пожелание господина президента!
Эль Драко медленно выдохнул, стараясь взять себя в руки. Вот ведь влип…
– Но теперь у вас появилась прекрасная возможность реабилитироваться и доказать свою лояльность власти, – продолжал следователь, словно не замечая состояния барда. – Наш президент, господин Гондрелло, посчитал своим долгом даровать Мистралии новый высокопатриотический гимн. Он сам, лично, написал великолепные стихи. И теперь правительство вновь обращается к вам, дон Диего, с просьбой положить эти великие стихи на музыку – монументальную и не менее великую, и тогда у нашей благословенной Мистралии будет самый лучший, самый великий гимн! – следователь раскраснелся, мышиные глазки заблестели, даже редкие волосёнки встали дыбом. Он вытащил из тетради лист желтоватой гербовой бумаги и дрожащей рукой протянул его барду.
Подумав про себя, что следователь явно переборщил с эпитетом «великий», Эль Драко взял из его рук листок, прочитал первые строки, нахмурился, прочитал ещё одну строфу и вдруг позеленел, едва сдержав острый приступ тошноты.
– В-вы издеваетесь надо мной?! – дрогнувшим от еле сдерживаемой ярости голосом выдохнул он.
– Ч-что? – следователь резко перестал улыбаться и покраснел, кажется, ещё больше.
– Эт-то стихи?! Эт-то вы назвали стихами?!! Это позорище, которое он написал в свою честь? Да как у вас только язык повернулся предложить мне написать на эту мерзость музыку?! Убил бы за такую песенку! Задушил бы своими руками! За такие стихи вообще надо на месте расстреливать! И это вы назвали государственным гимном?!!! – вскочив с табурета, Эль Драко перегнулся через стол, и, потрясая перед носом следователя скомканным листком, орал во всю силу своих лёгких.
Лицо у следователя стало не просто красным – багровым с каким-то синюшным оттенком. Потом пошло пятнами. Он беспомощно открывал рот, как вытащенная на берег рыба, а глаза, кажется, готовы были выскочить из орбит.
Гневную тираду перебили ворвавшиеся в кабинет охранники. Они с двух сторон подскочили к Эль Драко, заломили ему руки и бросили на колени. Бард пришёл в себя только когда его лоб с треском врезался в каменные плиты пола.
– Уведите его, – хрипло выдавил следователь, потом уже спокойно добавил: – Значит, ты по-прежнему отказываешься сотрудничать. Смотри, не пожалей. Последний шанс…
– Пошёл ты… И ты, и твой засранец-президент, – вскинув голову, Диего плюнул под ноги следователю. Он метил в лицо, но не достал.
– В камеру его. Теперь с ним будут разговаривать по-другому.

***
От мощного толчка в спину, Диего влетел в свою темницу, не удержался на ногах и, упав, ткнулся лицом в жёсткие доски топчана.
Медленно поднялся на ноги, вытер кровь с разбитой губы и уселся прямо на пол.
Он прислонился затылком к холодным, мокрым камням и утомлённо закрыл глаза. Горькое сожаление и отчаяние затопили душу.
«Наивный дурак. Развесил уши и поверил, что всё хорошо, что всё закончилось, и страна обрела свободу», – он горько усмехнулся. Это были даже не мысли – ощущения. От глухой тоски хотелось завыть, и только гордость заставляла его стискивать зубы и молчать.
Овации публики, всеобщее ликование, в котором он купался, бьющее через край вдохновение и радость, которую он щедро дарил слушателям – всё это было у него и за границей. Но одно дело – на чужбине, и совсем другое – на родине. Он не мог не вернуться. Узнав о демократических переменах, объявленных пришедшим к власти Объединением Всеобщего Благоденствия, он тут же бросился в Мистралию, которую покинул в семнадцать лет. И был абсолютно счастлив, когда мистралийская публика рукоплескала своему кумиру и носила его на руках. Это продолжалось целых полгода.
Но вскоре власть начала «закручивать гайки». Демократия, громко провозглашённая с высокой трибуны, как всегда, оказалась просто красивым фантиком. Не прошло и трёх лун, как её сменила военная диктатура. А настоящие барды при таком строе не живут. Они либо прогибаются под власть и перестают быть бардами, либо... умирают. И в большинстве случаев не своей смертью.
Перед глазами плавали радужные круги, которые внезапно сложились в ясную картину.

… Он ворвался в комнату, сверкая белозубой улыбкой, с разбегу подхватил на руки маму и закружил её по комнате.
– Диего, что случилось? – Аллама засмеялась и взъерошила ему волосы.
– Мама, мамочка! Я могу вернуться. Ты понимаешь – они зовут меня. Я снова пройду по улицам Арборино, вдохну воздух родной Мистралии. Мама, это такое счастье, – его радость фонтаном хлынула во все стороны, затопив всё кругом. Он увидел в распахнутые двери гостиничного номера, который снимала великая актриса Аллама Фуэнтес, как заливисто рассмеялась молоденькая девушка, проходившая в этот момент по коридору и попавшая под волну его эманации.
А вот на маму, похоже, его хорошее настроение не подействовало. Она внезапно и очень резко побледнела и крикнула:
– Нет! Диего, даже не думай об этом!
– Почему? – он опешил и медленно опустил её на пол.
Аллама сделала несколько шагов, плотно притворила двери и прижалась к ним спиной, словно пытаясь защитить сына, не выпустить его наружу.
– Мама… – он растерянно поморгал.
Аллама подняла на него нечеловеческие огромные глаза, в которых застыл ужас.
– Мама… – радость испарилась без следа.
– Диего, я прошу. Я умоляю тебя, не езди в Мистралию.
– Мам, поверь мне, там победила демократия. Теперь у власти Объединение Всеобщего Благоденствия.
– Но…
– Мама, – он постарался говорить как можно убедительнее, проникновенно глядя в глаза Алламе, – мне написал сам маэстро Карлос. Понимаешь? Он предложил мне работать в его театре.
– Сам маэстро Карлос?
– Да!
– Труппа едет с тобой?
– Братья Бандерасы поедут и Вентура с Харизой.
– А… Плакса?
Он помрачнел. Его первый и единственный ученик, который прибился к его труппе пару лет назад, поразив его до глубины души при первом знакомстве, и в котором он впоследствии едва не разочаровался, уличив в плагиате, и как следует отходил за это по спине пюпитром, четыре дня назад заявил, что уходит. Без объяснения причин. Он просто пришёл к нему, присел рядом, опустив глаза, улыбнулся своей фирменной застенчивой улыбкой и сказал: «Извини, Эль Драко, но я должен покинуть тебя. Знай, что ты всегда останешься для меня кумиром и моим наставником, но я должен идти. И, пожалуйста, не расспрашивай меня о том, почему я это делаю», – он тяжело вздохнул, виновато глянул на него из-под длинной чёлки и снова уставился в пол. Диего тогда обиделся жутко, но… лишь на один миг. Обиду сменила тихая грусть, и он кивнул, отпуская ученика. В конце концов, недавно к нему вернулась Сила. Возможно, Плакса решил завязать с карьерой великого барда и податься в маги, тем более что его Огонь был не такой уж сильный.
– Диего, Плакса поедет с тобой? – снова спросила Аллама, заломив брови и всё ещё прижимаясь спиной к дверям.
Он вздохнул и покачал головой:
– Плакса меня оставил.
– Оставил? Почему?
Эль Драко пожал плечами и уселся в кресло:
– Наверное, у него были на то свои причины. Он не захотел рассказывать, а я не стал расспрашивать. Я полагаю, что будь это возможно, он открылся бы мне. Мама, неужели ты думаешь, что этот разгильдяй может быть мне чем-то полезен?
Аллама нахмурилась, покачала головой и отошла, наконец, от двери.
– Плакса очень славный мальчик, – она мечтательно улыбнулась и грациозно опустилась в соседнее кресло.
– Мама, только не говори мне, что ты… с ним!.. – он уставился на мать в полном шоке.
Аллама погасила улыбку и покачала головой:
– Мы сейчас говорим не обо мне и Плаксе. Диего, я всё же прошу тебя, отмени свою поездку, – её глаза вновь наполнились слезами.
Он вскочил с кресла и, упав рядом с нею на колени, обхватил её за талию и спрятал голову на её груди.
– Мистралия теперь свободна. Я хочу поехать. Хочу вернуться домой. Мамочка, ну почему ты так боишься?
– Я потеряла Максимильяно. И я очень боюсь потерять тебя… – прошептала она едва слышно.

Он не послушался. Не поверил материнскому сердцу.
Восторженный глупец. Он, как и многие барды, жил легко и думал, что так будет продолжаться всегда.
И вот всё закончилось в один миг. Диего передёрнуло от отвращения.
– Мама, ну почему я не прислушался к тебе, – простонал он одними губами.

 

запись создана: 07.11.2013 в 23:40

@темы: Хроники странного королевства, Фики

Comments

[Tabiti]

Нари, не то слово... А ты какой том сейчас читаешь?

[Catkin]

Tabiti,
Очень сильно и очень страшно... Бедный Эль Драко. И Сантьяго — что они с ним сделали? Эль Драко держится, а тот, похоже, и правда опустил руки. Надеюсь, Эль Драко поможет ему, встряхнет.

Очень понравилось про то, как они с Симеоном купались в проруби! И вообще очень интересно про их дружбу. Мне кажется, Эль Драко эти воспоминания тоже помогают держаться, не сойти с ума, не впасть в отчаяние.

Спасибо вам, мне очень, очень нравится!

[Tabiti]

Catkin,

И Сантьяго — что они с ним сделали? Эль Драко держится, а тот, похоже, и правда опустил руки. Надеюсь, Эль Драко поможет ему, встряхнет.

А ты не помнишь канон? Тогда не буду спойлерить.

Очень понравилось про то, как они с Симеоном купались в проруби! И вообще очень интересно про их дружбу. Мне кажется, Эль Драко эти воспоминания тоже помогают держаться, не сойти с ума, не впасть в отчаяние.

Наверняка. Мне очень жаль, что Симеон, который даже спустя годы искал его, так и не узнал, что Кантор и есть его побратим Эль Драко...

Вообще, жуть берёт, как подумаешь, что Кантор, например, с самого начала знал, кто такая Саэта, и помнил всё об их прежних встречах и отношениях, включая ту самую пощёчину. А она думала, что это совсем другой человек...

И вот недавно задумалась, кстати, (не помню, было ли об этом в каноне) - его мама хоть знала, что он жив, или тоже нет?

[Catkin]

Tabiti,
А ты не помнишь канон? Тогда не буду спойлерить.

Видимо, вытеснила.

Наверняка. Мне очень жаль, что Симеон, который даже спустя годы искал его, так и не узнал, что Кантор и есть его побратим Эль Драко...

Мне почему-то кажется, что они потом снова встретились, уже после войны. И вспомнили прошлое. Просто это осталось за кадром. Такая дружба — это на всю жизнь.

И вот недавно задумалась, кстати, (не помню, было ли об этом в каноне) - его мама хоть знала, что он жив, или тоже нет?

В том-то и дело, что нет! Он ходил на ее концерты, тайно посылал ей записки и цветы — и всё. То есть, знала, что жив, но где, что — ничего не знала. Диего потом уже Ольга пристыдила, чтобы он хоть матери открылся. Когда он ей приснился, помнишь? И потом, по-моему, тоже. А тот всё не решался, упрямец такой!

[Lake62]

Tabiti, Eli-ka,
Спасибо вам. Бедный Диего, сколько ему пришлось пережить. И какой же он все-таки молодец. Хорошо, что вы дали ему передышку, и показали по крайней мере двух человек, которые ему хоть немного помогли. но... несчастный Сантьяго...
А про купанье в проруби - отдельное спасибо
Хороший, светлый эпизод.
И вот Лабиринт... Кто знает, почему Диего туда не попал в этот момент, и еще очень жаль, что он еще не умеет ходить по снам. Может быть, тогда ему было бы легче.

[Tabiti]

Catkin,

Мне почему-то кажется, что они потом снова встретились, уже после войны. И вспомнили прошлое. Просто это осталось за кадром. Такая дружба — это на всю жизнь.

Такое нельзя оставлять за кадром!

В том-то и дело, что нет! Он ходил на ее концерты, тайно посылал ей записки и цветы — и всё. То есть, знала, что жив, но где, что — ничего не знала. Диего потом уже Ольга пристыдила, чтобы он хоть матери открылся. Когда он ей приснился, помнишь? И потом, по-моему, тоже. А тот всё не решался, упрямец такой!

А я вот этого совершенно не помню. Ну хорошо, что хоть знала, что жив. Хотя в остальном полное неведение - это ужасно.

[Tabiti]

Lake62, спасибо!

Бедный Диего, сколько ему пришлось пережить. И какой же он все-таки молодец.

А сколько ещё придётся! А то, что молодец - это бесспорно.

Хорошо, что вы дали ему передышку, и показали по крайней мере двух человек, которые ему хоть немного помогли. но... несчастный Сантьяго...

Доктор там замечательный) А Сантьяго... да...

А про купанье в проруби - отдельное спасибо Хороший, светлый эпизод.

И вот Лабиринт... Кто знает, почему Диего туда не попал в этот момент, и еще очень жаль, что он еще не умеет ходить по снам. Может быть, тогда ему было бы легче.

Забытьё - это всё же не потеря сознания... Не глубокая, во всяком случае. А по снам он ещё нескоро научится ходить...

[Catkin]

Tabiti,
Такое нельзя оставлять за кадром!

Так в книге и история их дружбы осталась за кадром. Я очень рада, что вы про это рассказываете, мне это всегда было очень интересно! Мне вообще очень нравится Симеон. Может, вы и про их встречу после войны тоже расскажете?

А я вот этого совершенно не помню. Ну хорошо, что хоть знала, что жив. Хотя в остальном полное неведение - это ужасно.

Конечно, ужасно. Когда он ей приснился, Ольга говорит ему: "Ты хоть матери покажись, нельзя же так." И Диего тут же скомкал разговор и ушел.

[Tabiti]

Catkin,

Может, вы и про их встречу после войны тоже расскажете?

К сожалению, в приквел это вряд ли впишется)

Конечно, ужасно. Когда он ей приснился, Ольга говорит ему: "Ты хоть матери покажись, нельзя же так." И Диего тут же скомкал разговор и ушел.

И всё? И больше ничего? Как он мог так никогда и не рассказать?

[Нари]

Tabiti

Середина первого тома. Как раз Кантор с Саэтой готовятся поехать на задание.

[Lake62]

Catkin,

Мне почему-то кажется, что они потом снова встретились, уже после войны. И вспомнили прошлое. Просто это осталось за кадром. Такая дружба — это на всю жизнь.

А я уверена, что они встретились еще во время войны,

события 11 книги

когда они все - и Диего, и Ольга, и Макс, и прочие маги - все находились в Белокамне. Тогда ведь и сражение было, когда наши отражали налет на дворец, и Диего убил вражеского мага, а сам попал под заклятье. Мне хочется думать, что и Симеон в этом бою участвовал, и остался жив. Только это действительно осталось за кадром.
Еще одна встреча, чуть раньше, вероятно, состоялась

события 5-6 книг

на коронации Пафнутия. Кантор тогда был в охране Шеллара и говорил

А стоит мне появиться при дворе Поморья, как мне бросится на шею жизнерадостный Сема Подгородецкий, вопрошая во всеуслышание, как мое здоровье, где моя очаровательная супруга и зачем я сбрил усы…Во время той возможной встречи, Сема, конечно, еще не знал, кто такой Кантор, а потом, во время войны, конечно, знал, как и все остальные.

Catkin,

То есть, знала, что жив, но где, что — ничего не знала. Диего потом уже Ольга пристыдила, чтобы он хоть матери открылся. Когда он ей приснился, помнишь? И потом, по-моему, тоже. А тот всё не решался, упрямец такой!

Когда Кантор был на нелегальном положении, он еще и не хотел подвергать мать опасности. Шеллару он говорил, что мама "знает, но не все".
А потом - и правда, не сразу решился. Конечно, он после Вийонского леса почти решился к ней прийти, но Аллама оказалась на гастролях. Через несколько дней его Макс пристыдил и потребовал, чтобы тот показался на глаза матери, а затем - Ольга, уже в реале. Но встреча с мамой осталась за кадром. Зато потом он пригласил ее на свою свадьбу и там уже перед всеми назвал мамой. То есть признал себя собой перед толпой народу.

[Catkin]

Lake62,
А я уверена, что они встретились еще во время войны, когда они все - и Диего, и Ольга, и Макс, и прочие маги - все находились в Белокамне.

Я тоже об этом думала. Наверное, так и было!

А потом - и правда, не сразу решился.

Кантор в таких вещах вообще очень нерешительный. Ольге вот так и не решился открыться.

[Lake62]

Tabiti

И всё? И больше ничего? Как он мог так никогда и не рассказать?

Диего тогда, во сне, боялся, что Ольга догадается, кто он такой. А он не хотел признаваться.
Шеллару он еще раньше, в 6 книге, говорил,
И еще я не хочу, чтобы Пуриш приставал с расспросами к моей матери.
- Она… не знает? – осторожно уточнил король.
- Знает, - проворчал мистралиец. – В том-то и дело, что знает, но не все! Поэтому я и не хочу, чтобы ее лишний раз доставали вопросами на эту тему.

Потом, после Вийонского леса, уже вернувшись в Даэн-Рисс он встретился с отцом,

— И чтоб завтра же зашел к матери!
— Завтра я не могу. Она на гастролях. Как вернется, обязательно зайду.

А еще через несколько дней уже Ольга, во время того объяснения, когда все выяснилось, сказала:
— Я не скажу, — понизив голос, чтобы не дрожал, пообещала она. — Ты сам скажешь. Поедешь к матери и скажешь, скотина бесчувственная, как можно так с матерью... И маэстро Карлосу скажешь. Сам. Я не смогу молча смотреть, как он мучается, а ты над ним издеваешься. А я никому не скажу.

Разговор с Карлосом состоялся в кадре, а разговор с матерью - за кадром. Но ясно, что он был очень скоро.
Catkin
Кантор в таких вещах вообще очень нерешительный. Ольге вот так и не решился открыться.
Диего очень упрямый и гордый человек. Он вообще никому не открылся, только уже на свадьбе не смог не поцеловать мать и назвать ее мамочкой.

Ольга точно сказала:
Диего не хотел признаваться из гордости, боялся, что его станут жалеть, если узнают.
Даже самые близкие люди. Но насчет матери, он, кроме того, боялся, что через него выйдут на нее. А после того, как конспирация стала не нужна, в общем, признался быстро.

[Catkin]

Lake62,
Диего очень упрямый и гордый человек.

Это само собой. Но нерешительность в нем тоже есть. Хотя сам Диего, скорее всего, покажет два пальца, если сказать ему такое! Помните, как он сердится перед исповедью, когда Торо ему предлагает лечь в гроб, чтобы преодолеть смущение и робость? "Что?! Какие еще смущение и робость, к такой-то матери?! Я тебе не девица в первую брачную ночь!"

[Lake62]

Catkin,
Помню В нем и страхи есть, которые он точно так же преодолевает.
А вот эта конкретная нерешительность перед исповедью, здесь связана с той же гордостью и самолюбием. Нежеланием, чтобы ему посочувствовал даже священник. То есть Диего нужно было время, чтобы осознать, что
делиться своими проблемами можно, и не опускаясь до нытья и жалоб.
А словами о смущении и робости Торо грамотно и вовремя взял его на слабО.

[Catkin]

Lake62,
Да, конечно.

[киса в свитере]

Мне почему-то кажется, что они потом снова встретились, уже после войны. И вспомнили прошлое. Просто это осталось за кадром. Такая дружба — это на всю жизнь.

Так в книге и история их дружбы осталась за кадром. Я очень рада, что вы про это рассказываете, мне это всегда было очень интересно! Мне вообще очень нравится Симеон. Может, вы и про их встречу после войны тоже расскажете?

ох, да! Очень светлая история дружбы, хочется продолжения.

[Allama]

Нари, а я сейчас на середине 4-го тома, но читать совсем некогда, полкниги уже месяц читаю(((

Lake62,

А стоит мне появиться при дворе Поморья, как мне бросится на шею жизнерадостный Сема Подгородецкий, вопрошая во всеуслышание, как мое здоровье, где моя очаровательная супруга и зачем я сбрил усы…

Что-то меня усы в тупик поставили. Какие усы? У Эль Драко их быть в принципе не могло, а у Кантора - только с правой стороны... Так что у него их и не было никогда. Или это приклеенные были? Ведь речь идёт о времени, когда он с Саэтой был в Поморье?
А вообще, от этой фразы за километр отдаёт "Бриллиантовой рукой"(((

Черепашка с рожками, напиши, а мы с удовольствием почитаем)

[Lake62]

Allama,
Или это приклеенные были? Ведь речь идёт о времени, когда он с Саэтой был в Поморье?
Конечно, речь как раз поездке Кантора и Саэты в Поморье и усы были приклеенные.
Шеллар его так описал при первом визите к Азиль:
Усы фальшивые, седина натуральная, повадки настоящие, но если это и благородный кабальеро, то только по рождению, последние годы он провел в условиях не особенно комфортных.
А когда он пришел к Азиль с ромашками, она про усы спросила.
А как поживает Элмар? - поинтересовался Кантор.
- Спасибо, с ним все в порядке. Все хорошо. А ты? Где ты потерял свои усы?
- В битве, - засмеялся Кантор. - Они отклеились и потерялись. Что ты так смотришь? Не надо в меня заглядывать.
- Я не хотела. У меня всегда само получается. Ты знаешь, твоя ледяная корка потрескалась.


Allama,
А вообще, от этой фразы за километр отдаёт "Бриллиантовой рукой"(((
Ну, Кантор здесь взбешен своим назначением, вернее, тем, как это сделали, и язвит вовсю. К тому же он действительно не хочет светить свои прежние задания. До этой фразы он говорит:
– Слушаюсь, товарищ командир, – хмуро бросил Кантор. – Разрешите идти?
– Иди. И, пребывая при дворе, веди себя прилично, не позорь партию. Попробовал бы ты в меня ложками швыряться, охламон!
Кантор молча передернул плечами, подумав, что это было бы скучно, поскольку любой брошенный в него предмет Амарго поймал бы. А поймав, не преминул бы бросить обратно. А поскольку сам Кантор тоже поймал бы, эта бесконечная игра в ложечки очень скоро задолбала бы обоих. Единственным утешительным фактом была приятная уверенность, что Амарго ошибется первым.
– В особенности если тебе придется появляться при других дворах, – наставительно продолжал командир.
– Вы что, с вашим королем, совсем того? – опешил Кантор. – Я еще и при других дворах мелькать должен?
– А что?
– Хорошенькое «что»! В Голдиане я числюсь в полицейском розыске, в Галланте, наверное, тоже… В Хину я зарекся вообще когда-либо приезжать.

[Allama]

Lake62, ну вот, первый том где-то в сентябре перечитывала, но некоторых подробностей всё равно не помню. Хоть опять сначала начинай.

седина натуральная

И это в тридцать лет. Многовато её там, видно, было, седины. После такого-то. Хотя, бывает, и в более раннем возрасте седеют. И от меньшего.

Ну, Кантор здесь взбешен своим назначением, вернее, тем, как это сделали, и язвит вовсю.

А причём тут "Бриллиантовая рука"?..

В Голдиане я числюсь в полицейском розыске, в Галланте, наверное, тоже… В Хину я зарекся вообще когда-либо приезжать.

С Голдианой понятно. А с Галлантом и Хиной что было? Особенно с Хиной - раз вообще зарёкся. Может, это ещё в прошлой жизни было? Когда и татуировку делал. Хотя нигде, вроде, не уточняется, что он делал её в Хине, но похоже.

[Lake62]

Allama

А причём тут "Бриллиантовая рука"?..

А вообще, от этой фразы за километр отдаёт "Бриллиантовой рукой"(((

Так это вы впервые упомянули в предыдущем сообщении.



Многовато её там, видно, было, седины.
Он про седину думает в 7 книге, в Трех Струнах, что надо срочно волосы покрасить.

А с Галлантом и Хиной что было?
В Галланте он убил пятнадцать человек, когда похитили Саэту, в первой книге.
А история в Хине произошла, когда он был еще Эль Драко.
Об этом Юст рассказывает Ольге в присутствии Зинь, в 7 книге.
Как-то, будучи в Хине в первый и единственный раз, Эль Драко закрутил роман с местной девушкой. Плохо знакомый с культурой и обычаями экзотической страны легкомысленный раздолбай не видел разницы между певичками из веселых кварталов и порядочными девушками из приличных семей. Чем думала сама Мэйлинь — я не знаю. Наверное, как это бывает по молодости, забыла обо всем на свете, так ей любовь голову вскружила. Понятное дело, долго скрывать подпольные свидания не удалось, а папа у подружки был примерно такой же, как у Зинь. Добровольно расстаться с жизнью молодая влюбленная девица не захотела — то ли побоялась, то ли на что-то надеялась. Тогда отец запер бедняжку в комнате, поставил перед ней ларец с ритуальными ножами и дал сроку три дня. А если за это время блудная дочь не наберется смелости, посулил тайно продать ее проезжим работорговцам и похоронить по всем правилам пустой гроб. По другой версии — обещал сам зарезать, но мне что-то непонятно, зачем тогда ждать три дня.
— Потому что такие вещи добровольно надо делать, — Зинь в очередной раз шмыгнула носом, — тогда вроде как честь соблюдена. А если бы он сам ее зарезал, то это был бы практически подлог. Для общественного мнения сойдет, но на совести останется как бесчестный поступок.
—<...> Вот, заперли бедную девушку на замок, сидит она там день, другой, а покинутый любовник в недоумении — куда это милая запропала? Начал спрашивать, кто-то ему и объяснил: дескать, родители прознали, такая вот беда. Не подозревая, насколько плохо дело, любвеобильный бард с досадой развел руками и обратил свой взор на других женщин. Ну заперли родители девушку, чтобы не шастала куда не надо, — дело житейское. Жаль, конечно, что так быстро все закончилось, но раз родители такие строгие, лучше их лишний раз не раздражать. Претензий не предъявили, жениться не потребовали — и на том спасибо. В третью, последнюю, ночь Мэйлинь как-то удалось выбраться из заточения (как именно — история умалчивает). Стоит ли объяснять, куда она первым делом бросилась? Конечно, к любимому, к единственному, от кого стоило ждать помощи в такой ситуации. Добралась до дома, где он комнаты снимал, перелезла через забор, подошла к окну заветному — а из окна музыка, веселье, песни с танцами… Заглянула тихонько внутрь — а возлюбленный кутит в компании каких-то сомнительных потаскушек. Заплакала бедная девушка от обиды и даже домой к папиному ларцу возвращаться не стала. Прямо на воротах и повесилась на собственном пояске.
— На воротах? — переспросила Ольга, немедленно вспомнив, при каких обстоятельствах ей доводилось слышать о подобном способе умерщвления.
— Ну да, традиция есть такая, — в который раз объяснила Зинь. — Если самоубийца хочет посмертно обвинить своего обидчика, который его до такого шага довел, то идет и вешается у того на воротах.
— Ну а он что? — напомнила Ольга.
— По свидетельствам очевидцев, великий бард был шокирован до глубины души, очень переживал и не мог понять, почему девушку поставили перед таким жестоким выбором, а от него самого не потребовали жениться и вообще не предъявили никаких претензий. По мистралийским понятиям и традициям (как, впрочем, и в других странах), в таких тяжелых случаях любовника дочери или сестры ловят за одно место мужчины пострадавшей семьи и требуют для восстановления чести жениться на потерпевшей. Или тщательно считают ребра в назидание. Или выжимают компенсацию, что особенно популярно в Голдиане и Галланте. Могут и убить, и покалечить, но опять же любовника, а не собственную дочь.
— А по хинским традициям его что, вообще не принято трогать?
— Да не то чтобы… — усмехнулась сквозь высыхающие слезы Зинь. — Обычно в таких случаях виновнику принято мстить. Тонко, по-хински. Но исключительно для собственного удовольствия, так как семейной чести от этого ни холодно ни жарко.
— <...>Насколько я знаю, после этого случая Эль Драко почти сразу же уехал из Хины и больше там не показывался. Говорят, поклялся никогда не приезжать в эту варварскую страну.

Диего эту историю помнил, тяжело переживал. В первой книге он видит в Лабиринте могильную плиту с хинской надписью, а в шестой эта история отзывается в случае с Акриллой и ее отцом.
Ну, и примеры Мэйлинь и Саэты, а потом попытка похищения Ольги заставили его думать, что он будто бы приносит женщинам несчастья. Хорошо, что Казак его в этом разубедил. И вообще оказалось, что после встреч с ним у женщин (подавляющего большинства) жизнь переменилась к лучшему.

[киса в свитере]

напиши, а мы с удовольствием почитаем)

ох, нет, я канон ещё настолько не чувствую, чтобы про него писать...

[Tabiti]

Lake62,

Так это вы впервые упомянули в предыдущем сообщении.

Мы же на "ты" переходили
Я упомянула, потому что фраза про "сбрил усы" у меня всегда однозначную реакцию вызывает))) Что поделаешь - крылатые выражения из фильмов, ушедшие в народ))) А я просто твой ответ не поняла.

В Галланте он убил пятнадцать человек, когда похитили Саэту, в первой книге.

Это в Галланте было? Блин, запуталась уже...

А история в Хине произошла, когда он был еще Эль Драко.

Да, помню, но забыла, что это в Хине было. Вообще, говорила уже и повторю - его образ жизни до ареста мне совсем не нравится. И ведь не прицепись к нему президент со своим гимном, мог бы всю жизнь вот так((( И никогда бы он не стал моим любимым героем.

Черепашка с рожками, ну ничего, вот почитаешь наш приквел...

[Lake62]

Tabiti,
Мы же на "ты" переходили
Да, конечно, это я на автомате

И ведь не прицепись к нему президент со своим гимном, мог бы всю жизнь вот так((( И никогда бы он не стал моим любимым героем.

Тут и благословение Эрулы свою роль играло. Но в любом случае этот самый гимн и показал его истинную суть людям, которые его мало знали. Думаю, и любое другое серьезное (и не очень серьезное) испытание - тоже. А их бы хватило - на Дельте было как раз то самое "интересное время".

И у него все же потехе час, а делу время. Работать он всегда умел, и профессионалом был прекрасным, очень требовательным к себе.
И оставался хорошим человеком. И всегда обладал даром дружить.
И близкие люди, друзья всегда знали, какой он на самом деле даже без экстремальных моментов. Симеон, например
Азиль, например, говорила:
Он был хороший человек. Он бы действительно не сделал тебе ничего плохого, живой или мертвый.
А Азиль - это последняя инстанция, элементаль Жизни не ошибается, на мой взгляд.
Орландо, управляемый эмпат, тоже прекрасно относился к нему.
Ну, и Карлос тоже:

об Эль Драко не слышно уже шесть лет. И все же если бы он вдруг объявился, у него сразу же нашлись бы старые друзья. И если бы ему понадобилась помощь, лично я сделал бы для него все, что в моих силах. То же самое сделали бы и близнецы Бандерасы, и несравненная Азиль, и твоя подружка Этель. Даже господин Пуриш без сожалений вывернул бы кошелек.

[Tabiti]

Lake62, да я же не говорю, что он был плохим человеком. И всё это понятно. Просто я не люблю мужчин, которые вот так по постелям прыгают, а тут ещё и проститутки, и выпивоны, и вообще...
Я Ольгу, кстати, сразу невзлюбила за эти же выпивоны и курение. С одной стороны она, конечно, классная девчонка, а с другой - отталкивает.

[Нари]

Tabiti

Кстати, мы когда про Фадеева говорили... Мне кажется, он не Морелли, он как раз Карлос, который оказался на высоком месте и не мог сбежать. Потому Фадеев и спился.

[Lake62]

Нари,
А я так тоже сразу подумала. Единcтвенное отличие, как мне кажется, Фадеев, вроде бы искренне верил? Не в Сталина, а в коммунизм? Или нет?

Касательно сбежать... Как он вообще оказался во главе Союза писателей?
Tabiti,
Они там все классные ребята - и Диего, и Ольга, и Жак, и Элмар, и Шеллар, несмотря на то, что курят и пьют, да. Поэтому я не обращаю на это внимания. Живые, настоящие, герои, можно сказать. У всех же есть недостатки. А совершают настоящие поступки, когда надо.

[Нари]

Lake62

Да, Фадеев верил в коммунизм как в будущее человечества. В принципе и мы в это верили в былые годы, даже видя, что вокруг все не так. Ну так это сейчас не так, а цель-то благая. Потом будет так, со временем.

А что касается Фадеева в Союзе пистелей, то он довольно рано стал работать в разных писательских организациях, видимо, были у него такие способности. Начал еще в 1926 году, когда был одним из организаторов Российской ассоциации пролетарских писателей. И вот с тех пор во всяких союзах писателей, в редколлегиях... кто ж тогда знал, чем все обернется? Ни в 26 году, ни даже в 32 невозможно было представить дальнейшее. А уж когда Фадеев на вершине оказался - бежать было некуда. И ведь он же не только расстрельные списки подписывал - он и помогал многим писателям, даже опальным, то есть не был злым и себялюбивым. Но в чем-то был слабым...

[Lake62]

Нари,

Спасибо, эти детали биографии Фадеева я уже хорошо подзабыла.
Организатор с юности… Нет, он все-таки не совсем Карлос, тот ведь никакой системе никогда не служил. И не Морелли, нечто третье.

В принципе и мы в это верили в былые годы, даже видя, что вокруг все не так. Ну так это сейчас не так, а цель-то благая. Потом будет так, со временем.
Помню, я тоже верила, вопреки всему. Теперь верю в то, что человечество будет жить.
Но были люди, которые не верили. Вот им было труднее, когда они были вынуждены писать и ставить то, что от них требовали. И увольнять тех, на кого указали.

Ну так это сейчас не так, а цель-то благая. Потом будет так, со временем.
Беда в том, что движение к этой провозглашенной цели оказалось просто ускоренной индустриализацией в далеко не лучшем варианте, а идеология коммунизма
оказалась той же религией, пусть модернизированной. Будем надеяться на то, что мир просто станет лучше. И что за кризисом (общим, цивилизационным) наступит новый подъем.
А так… Это действительно великая мечта человечества на протяжении всей истории.

[Катть.]

Tabiti, дорогая, извини, что так долго не комментировала! Времени даже прочитать не было (((((((

Tabiti, Eli-ka, слушайте, это здорово! Проглотила все, что уже написано - ощущение, словно снова Панкееву читаю. Вы обе просто молодцы!!!

Очень нравится, так все... узнаваемо, что прямо вижу все происходящее как "на экране". И Диего жалко до слез... Но в то же время - да, все правильно. Это именно тот человек, который через пять с лишним лет будет Кантором... Именно то, за что я влюбилась в этого героя в книге - упрямство, мужество и принципы, через которые он не может переступить.

Ох, Макса жалко! Повыдергает он себе-таки косу....

А про Амарго - даже ен думала, что так интересно будет прочитать, как же все было с ним и как это Максу удалось вытащить его из "тюрьмы, из которой не убегают"... Спасибо за этот кусочек, это одно из очень немногих мест у Панкеевой, которое у меня не сходилось. Теперь сходится!

PS: очень интересные обсуждения были на некоторые темы, и до жути хочется поучавствовать. Но нет времени...

Вылезу сюда еще (если повезет, вечером, или завтра) и сделаю нормальный отзыв - эмоций-то море! А пока - просто спасибо!!!