ЖИЗНЬ, СГОРЕВШАЯ В ОГНЕ
Фандом: Оксана Панкеева «Хроники странного королевства»
Название: Жизнь, сгоревшая в Огне
Автор: Tabiti
Соавтор: Elika_
Соавтор: Lake62
Главные герои: Диего в бытность свою Эль Драко
Категория: джен
Жанр: психология, ангст, экшен, драма
Рейтинг: R
Размер: макси
Дисклеймер: главные герои принадлежат Оксане Панкеевой
Таймлайн: за пять с лишним лет до начала первого романа «Пересекая границы» (приквел)
Предупреждение: поскольку достоверных сведений об этом периоде жизни Диего у Панкеевой не слишком много, а те, что есть, сложновато увязать в чёткую хронологию, в приквеле могут быть небольшие нестыковки, иногда даже намеренные. Но главная сюжетная канва чётко соблюдается, иначе и писать бы не стоило.
Аннотация: Прошло всего полгода, как молодой, но уже знаменитый на весь континент, бард Эль Драко, узнав о демократических переменах, вернулся в родную Мистралию. Овации публики, всеобщее ликование, любимая девушка... Но вскоре власть начинает "закручивать гайки", и всё счастье великого барда заканчивается в один миг.
ОКОНЧАНИЕ ОТ 28 СЕНТЯБРЯ 2019
читать дальше1.
– Маэстро! Маэстро, можно автограф?
Звонкий мальчишеский голос пробился сквозь восторженные крики и аплодисменты толпы. Присев на корточки на краю заваленной цветами сцены, Эль Драко взял протянутые ему блокнот и карандаш.
– Маэстро… пожалуйста!
Мягко улыбнувшись, молодой бард поставил на чистой странице свой росчерк и вернул блокнот мальчишке, который тут же прижал его к груди:
– Спасибо!
– Не за что. Как тебя зовут?
– Мигель, – застенчиво ответил мальчик. – А это мой брат Рикардо!
Он показал на стоящего рядом высокого стройного юношу, взирающего на молодого барда, как на божество.
Диего ласково взлохматил тёмные волосы мальчика. Мигель счастливо улыбнулся и бережно убрал блокнот с заветной росписью в карман лёгкой курточки:
– Я его всю жизнь хранить буду!
– Итак, дамы и господа, на сегодня концерт окончен...
– Как раз вовремя, – внезапно раздался грубый голос. Расталкивая толпу, к сцене пробились люди в форме.
– Тайная полиция! – испуганно охнул кто-то.
Эль Драко слегка изменился в лице и быстро оглянулся на артистов своей труппы, кивком давая понять, чтобы уходили. Пока не поздно.
Если ещё не поздно...
– Маэстро, – начальник отряда растянул губы в резиновой улыбке. – Рад был послушать ваши песни. Уж простите, цветов не принёс.
"Провалитесь вы с цветами или без", – подумал Диего, а вслух спросил:
– Что вам нужно?
– У нас ордер на ваш арест, – слегка извиняющимся тоном объяснил начальник отряда. – Извольте сдать оружие и следовать за нами.
– У меня нет оружия, – сказал знаменитый на весь мир бард, вскинув подбородок. Краем глаза он заметил, что толпа зрителей начала стремительно редеть, но ушли не все – многие всё ещё стояли вокруг открытой сцены, и напряжение так и витало в воздухе.
– Позволите проверить?
Вот же наглая морда! Эх, врезать бы по ней...
Люди вокруг заволновались. Диего поймал испуганный взгляд Мигеля, уцепившегося за руку старшего брата, лицо которого заметно побледнело. Да что же они стоят? Уходить надо, и быстрее!
– Проверяйте, – равнодушно бросил он, подняв руки. Кто бы знал, чего стоило ему это равнодушие!
– Спускайся, – приказал начальник отряда, переходя на "ты". Всю вежливость с него будто ветром сдуло.
– А у вас силёнок не хватит забраться на сцену?
– Предпочитаешь, чтобы тебя согнали с неё пинками? – ухмыльнулся один из полицейских, настоящий верзила и почти наверняка голдианец.
– Я всегда буду на сцене, – ответил Эль Драко. – Но тебе этого не понять.
Начальник отряда поморщился и кивнул полицейским. Двое из них тут же ловко запрыгнули на подмостки и, топча цветы, двинулись к барду. Диего снова бросил взгляд на людей внизу и увидел, как губы Мигеля шевелятся, выговаривая одно-единственное слово:
– Беги! Беги! Беги!..
"Не могу, мальчик. Ты не поймёшь. Да и не успеть... А если всё же каким-то чудом уйду, так только до первого патруля..."
Один из полицейских небрежно пнул прислонённую к роялю гитару, и она с гулким звуком упала, жалобно зазвенев. Бард вздрогнул, словно этот удар достался ему, но не пошевелился. И ничего не сказал.
– Руки подними, – лениво бросил полицейский, убедившись, что задержанный не собирается сопротивляться. Так же лениво обхлопав карманы, он повернулся к начальнику:
– Всё чисто.
– Так давайте его сюда!
– Шагай, – приказал второй полицейский и толкнул барда в спину.
– За что вы его арестовываете? – вдруг крикнул звонкий мальчишеский голос.
На мгновение все, в том числе и полицейские, остолбенели от неожиданности.
"Что же ты делаешь, мальчик? – лихорадочно пронеслось в голове Диего. – А ты, старший, чего ждёшь? Хватай брата и беги отсюда! И не оборачивайся!"
Будто услышав отчаянные мысли барда, Рикардо крепко схватил своего младшего за руку и потащил за собой сквозь толпу. Видимо, сочтя ниже своего достоинства преследовать мальчишек, полицейские отвернулись, сделав вид, что ничего не произошло, и двое из них крепко взяли арестованного барда за локти:
– Пошли!
– Вам обязательно меня тащить? – поморщился Эль Драко. – Я и так никуда не денусь.
– А кто тебя знает, – буркнул начальник отряда. – Испаришься, а нам потом так настучат, что мало не покажется!
Полицейские настойчиво подтолкнули барда вперёд, и ему ничего не оставалось, как подчиниться. Люди вокруг снова глухо зароптали, но громко протестовать, как это сделал мальчишка, больше никто не осмелился. И Диего был рад этому: допускать кровопролитие и провоцировать новые аресты он не собирался. Не дождутся.
Они молча прошли между неохотно расступившимися людьми. Многие из них, взглянув на маэстро, которого только что слушали, затаив дыхание, и которому бурно аплодировали, тут же отводили глаза. Правильно, у них же семьи… родители, мужья, жёны, дети. Не надо вмешиваться, всё равно не поможет, а сколько ещё добавится поломанных судеб... Один, пусть даже гениальный бард, того не стоит.
На узкой мощёной улочке ждала крытая полицейская повозка, к которой его и подтолкнули. Он ещё успел оглянуться и увидел, как двое оставшихся на сцене полицейских внимательно осматривают вещи.
В груди болезненно кольнуло.
«Моя гитара…»
Это был не просто инструмент; это была его верная подруга. Она сопровождала его повсюду. С ней он делился радостями и горестями, она не бросала его в трудные минуты, ей он доверял свои самые сокровенные тайны, нежно оглаживал лакированные бока и трепетно ласкал струны… И любимая гитара всегда отвечала ему взаимностью. Она была сделана ещё по заказу отца и подарена им сыну на пятнадцатый день рождения. С тех пор они и не расставались.
– Что застыл? Залезай, – буркнул начальник отряда и подтолкнул Диего в спину.
Возница подхлестнул лошадей, и карета с забранным решёткой оконцем скрылась за поворотом одной из главных улиц столицы. Оставшиеся на площади люди, как по сигналу, начали спешно разбегаться в разные стороны: скорей-скорей покинуть эту площадь, которая только что была наполнена радостью и весельем, но внезапно превратилась в тягостное и мрачное место. А солнце, словно с издёвкой, вовсю сияло с бездонного синего неба.
Но по домам разбежались не все. Небольшая горстка молодёжи – в основном, студенты консерватории, которые боготворили своего кумира, бросились совсем в другую сторону. Тайная полиция двигалась по центральным улицам Арборино, а юные барды избрали другой путь. Никто из них не сомневался, что Эль Драко повезли в следственную тюрьму. Демократическая весна, объявленная Объединением Всеобщего Благоденствия, как только оно пришло к власти после очередного переворота, закончилась очень быстро. И следственная тюрьма, которую три месяца назад обещали разобрать по камушку, вновь до отказа была заполнена диссидентами всех мастей.
Самый короткий путь лежал через переулки. Не прошло и получаса, как парни и девчонки выскочили на маленькую площадь, которую венчала серая громада здания тюрьмы.
– Они ещё не подъехали, – раздался тонкий девичий голос.
– Мы дождёмся и отобьём Эль Драко!
– Да как они посмели поднять руку на величайшего барда континента!..
– Надо было ещё на площади вступиться за него!
– Они не посмеют!..
Молодёжь распалялась всё больше. Правда, их было не больше десятка, и оружия почти ни у кого не было, но, на худой конец, и скрипки с валторнами, в случае чего, могут послужить оружием.
***
Полицейская карета долго катила по улицам Арборино, гулко бухая колёсами по булыжной мостовой. Каждый удар отзывался болью в сердце, но Диего постарался натянуть на лицо маску равнодушия. Пусть это далось и непросто, но полицейским не увидеть ни его страха, ни отчаяния.
В памяти невольно всплыл тот день, несколько лет назад, когда его, ещё семнадцатилетнего мальчишку, студента последнего курса консерватории, по приказу полковника Сан-Барреды схватили на улице по ложному обвинению и в точно такой же тюремной карете доставили в следственную тюрьму. Тогда он провёл там всего несколько дней, которые показались ему вечностью, и был освобождён благодаря хлопотам мамы.
Диего стиснул зубы и мотнул головой, прогоняя непрошенные мысли. Он не хотел это вспоминать.
Наконец повозка остановилась. Полицейский распахнул дверцу и прикрикнул:
– Вылезай. Или тебе здесь так понравилось? – хохотнул он.
Пригнувшись, бард выбрался наружу и огляделся. Прямо перед ним возвышалось ничуть не изменившееся за эти несколько лет мрачное серое здание следственной тюрьмы с крошечными зарешёченными окошками, толстыми стенами и тяжёлыми, окованными железом дверями.
Эль Драко стоял, окружённый полицейскими, а в отдалении топталась горстка студентов. Но вот, несмело, словно преодолевая немыслимое сопротивление, юноши и девушки двинулись к нему.
Поняв, что они собираются сделать, молодой бард вскинул руку и крикнул:
– Не нужно! Идите домой!
Небольшая кучка людей, осмелившихся подумать о сопротивлении, отпрянула, когда на них начали наступать полицейские.
– Это будет бессмысленная жертва! Уходите! – снова крикнул Эль Драко.
Ребята колебались ещё несколько секунд, потом, как по команде, развернулись и кинулись бежать.
Их не преследовали. Сейчас это было не главное. Но начальник отряда отдал короткий приказ своему заместителю, тот кивнул, проверил кобуру с пистолетом и, взяв пару человек, скрылся в соседнем переулке.
Перед тем, как его довольно грубо толкнули в спину, принуждая зайти внутрь, Диего оглянулся. В лицо ударил нестерпимо яркий свет – солнце расплылось в глазах радужным пятном. Что это? Слёзы… Нет!
Эль Драко зажмурился, а в следующую секунду оказался в полутёмном тюремном коридоре.
***
На опустевшей площади ветер трепал полуоторванную афишу. Полицейские, перед тем, как уйти, хотели сорвать её с тумбы, но это им не удалось – афиша была приклеена на совесть. На пустой сцене сиротливо скособочились оставленные инструменты.
Никто не заметил маленькую одинокую фигуру. Мальчик лет двенадцати, воровато озираясь, пробирался к сцене. Он кутался в тёмный плащ и ёжился, словно от холода, хотя на дворе стояла поздняя весна, и тёплый бриз дул с моря.
Мигель оглянулся ещё раз, поплотнее запахнул плащ и взобрался на сцену. Долго искать ему не пришлось. Вот она! Концертная гитара Эль Драко валялась на дощатых подмостках, брошенная полицейскими-варварами.
– Не бойся, я тебя не оставлю, – дрогнувшим голосом прошептал мальчик. Он прерывисто выдохнул, скинул плащ и одним движением укутал инструмент, спрятав реликвию от чужих, враждебных взглядов.
Оглянувшись ещё раз и никого не увидев, Мигель подбежал к дальнему краю сцены, перевёл дыхание и прыгнул вниз. Струны жалобно тренькнули. Мальчик закусил губу, припустил что есть мочи и через пару минут скрылся из виду.
Его почти никто не видел. Почти.
Мигель не заметил, как за всеми его манипуляциями настороженно следят внимательные чёрные глаза. Когда мальчик нырнул в переулок, следом ужом скользнул человек – гибкий, худой, в простой тёмной одежде, с неприметным лицом, как две капли похожим на всех мистралийцев сразу. Встретишь в толпе – не узнаешь. Мастер-вор.
***
Когда за ним с грохотом захлопнулась дверь, и Эль Драко остался один, он позволил себе на минуту расслабиться. Оглядел камеру и скривился. «Жилище, достойное великого барда», – с горечью подумал он. Крошечная, четыре с половиной на шесть локтей каморка, в которой кроме узкого топчана, застеленного каким-то тряпьём, больше ничего не было. Холодные каменные стены, на высоте почти семи локтей – малюсенькое зарешёченное окошко, в которое даже свет проникал с трудом. Самый настоящий каменный мешок.
Он упал на топчан, ссутулил плечи и обхватил голову руками.
Тысячи вопросов роились в голове. Что произошло? За что его арестовали? Это чей-то донос? Кто-то позавидовал его славе? Кто-то хочет через него надавить на мать? Чья-то ревность? Может быть он, сам того не ведая, кому-то перешёл дорогу? А может быть… сердце бешено заколотилось, внезапно нашёлся отец, и кто-то решил использовать его как наживку?..
Ни на один из вопросов он не нашёл ответа. Потому что на допрос его никто не вызвал. Диего думал, что его приведут к следователю немедленно, ну, может быть, через пару часов… Но прошёл день, (он понял это, когда солнечный свет в оконце окончательно померк и его камера превратилась в темницу в полном смысле этого слова), – и никого. Устав ждать, он растянулся на своём топчане и закрыл глаза. Только сон не шёл. Снова и снова он переживал события сегодняшнего дня – оглушительный успех на концерте, овации. И сразу вслед за тем – арест и эта тюрьма.
Утро не принесло облегчения. Он вздрогнул, когда дверь с лязгом отворилась. Но это оказался всего лишь тюремщик, который принёс жестяную кружку и миску. Эль Драко исследовал содержимое миски и скривился – какая-то баланда. К тому же ложка арестантам явно не полагалась. Он отхлебнул тепловатой воды с каким-то неприятным привкусом и удивился, откуда в Арборино болото, когда здесь и река пересыхала ближе к концу лета. Но жажда оказалась сильнее отвращения, поэтому он допил до конца. А вот серую липкую массу съесть не решился.
И на завтра повторилось то же. А на третий день Диего подумал, что баланда вовсе не так уж плохо выглядит. А то на одной воде он очень скоро протянет ноги.
А ещё через два дня, когда бард уже начал тихо сходить с ума в этом каменном мешке, за ним, наконец, пришли.
Двое дюжих охранников, позвякивая увесистыми связками ключей, ввалились в камеру. Оба были похожи друг на друга, словно братья-близнецы: с одинаковыми квадратными затылками, бычьими шеями, пудовыми кулаками и вечной скукой в глазах.
– Пошли, – уронил один из них.
Эль Драко молча поднялся и вышел из камеры. Длинные тёмные коридоры с бесконечными рядами дверей заставили сердце болезненно сжаться. Путь показался ему таким же бесконечным. Он признался себе, что малодушно желает, чтобы он подольше не кончался.
– Лицом к стене, – грубый окрик привёл его в себя.
А в следующую секунду он оказался лицом к лицу со следователем.
Самый обычный человек с каким-то домашним лицом, в холщёвых нарукавниках, словно какой-нибудь бухгалтер. На столе дымилась чашка кофе. Эль Драко уловил божественный аромат и молча проглотил слюну.
– Присаживайтесь, маэстро, – сказал следователь тихим, тоже каким–то домашним, голосом.
Эль Драко опустился на шаткий трёхногий табурет, который стоял чуть в отдалении от большого казённого стола.
– Ну что? – задал следователь совершенно нелепый вопрос.
– Что? – бард в недоумении посмотрел на служителя закона.
– Я вижу, с вами обошлись не очень хорошо… Совсем нехорошо, – следователь покачал головой.
– Я… не понял, за что меня арестовали, – голос предательски дрогнул.
– Ну что вы, я думаю, это недоразумение вскоре разрешится, – следователь мелко захихикал. – Видите ли, в чём дело… – он сунул нос в толстую книгу, что-то там поискал, потом снова поднял глаза на Эль Драко и добродушно улыбнулся: – Помните, луну назад к вам обращались с предложением написать новый гимн...
– Я, мне помнится, написал его и вручил… маэстро Морелли, – Эль Драко едва не поперхнулся именем старого засранца – придворного барда, который умел найти себе тёпленькое местечко при любой власти.
Глазки следователя маслянисто блеснули.
– Кхм… Но вы, наверное, забыли, что после этого наш уважаемый министр изящных искусств лично просил вас переписать гимн? Руководство посчитало, что ваш вариант получился не слишком патриотичным. И руководящая роль партии в нём не прослеживается. Словом, ваш текст никуда не годится. Музыка также не столь монументальна и величественна, каковой следует быть главной мелодии страны. Поэтому было принято решение переделать ваше творение, так сказать, усилить и углубить…
– Я помню, – резко перебил Диего. Как только следователь упомянул гимн, он понял, в чём истинная причина его ареста. Но легче ему от этого не стало. – А также я помню, что вскоре после этого Карлос уволил меня из театра!
– А чему вы удивляетесь? – развёл руками следователь. – Раз у вас такая хорошая память, значит, вы помните и то, в каком тоне разговаривали с уважаемым министром и какими именно словами ответили на переданное им для вас пожелание господина президента!
Эль Драко медленно выдохнул, стараясь взять себя в руки. Вот ведь влип…
– Но теперь у вас появилась прекрасная возможность реабилитироваться и доказать свою лояльность власти, – продолжал следователь, словно не замечая состояния барда. – Наш президент, господин Гондрелло, посчитал своим долгом даровать Мистралии новый высокопатриотический гимн. Он сам, лично, написал великолепные стихи. И теперь правительство вновь обращается к вам, дон Диего, с просьбой положить эти великие стихи на музыку – монументальную и не менее великую, и тогда у нашей благословенной Мистралии будет самый лучший, самый великий гимн! – следователь раскраснелся, мышиные глазки заблестели, даже редкие волосёнки встали дыбом. Он вытащил из тетради лист желтоватой гербовой бумаги и дрожащей рукой протянул его барду.
Подумав про себя, что следователь явно переборщил с эпитетом «великий», Эль Драко взял из его рук листок, прочитал первые строки, нахмурился, прочитал ещё одну строфу и вдруг позеленел, едва сдержав острый приступ тошноты.
– В-вы издеваетесь надо мной?! – дрогнувшим от еле сдерживаемой ярости голосом выдохнул он.
– Ч-что? – следователь резко перестал улыбаться и покраснел, кажется, ещё больше.
– Эт-то стихи?! Эт-то вы назвали стихами?!! Это позорище, которое он написал в свою честь? Да как у вас только язык повернулся предложить мне написать на эту мерзость музыку?! Убил бы за такую песенку! Задушил бы своими руками! За такие стихи вообще надо на месте расстреливать! И это вы назвали государственным гимном?!!! – вскочив с табурета, Эль Драко перегнулся через стол, и, потрясая перед носом следователя скомканным листком, орал во всю силу своих лёгких.
Лицо у следователя стало не просто красным – багровым с каким-то синюшным оттенком. Потом пошло пятнами. Он беспомощно открывал рот, как вытащенная на берег рыба, а глаза, кажется, готовы были выскочить из орбит.
Гневную тираду перебили ворвавшиеся в кабинет охранники. Они с двух сторон подскочили к Эль Драко, заломили ему руки и бросили на колени. Бард пришёл в себя только когда его лоб с треском врезался в каменные плиты пола.
– Уведите его, – хрипло выдавил следователь, потом уже спокойно добавил: – Значит, ты по-прежнему отказываешься сотрудничать. Смотри, не пожалей. Последний шанс…
– Пошёл ты… И ты, и твой засранец-президент, – вскинув голову, Диего плюнул под ноги следователю. Он метил в лицо, но не достал.
– В камеру его. Теперь с ним будут разговаривать по-другому.
***
От мощного толчка в спину, Диего влетел в свою темницу, не удержался на ногах и, упав, ткнулся лицом в жёсткие доски топчана.
Медленно поднялся на ноги, вытер кровь с разбитой губы и уселся прямо на пол.
Он прислонился затылком к холодным, мокрым камням и утомлённо закрыл глаза. Горькое сожаление и отчаяние затопили душу.
«Наивный дурак. Развесил уши и поверил, что всё хорошо, что всё закончилось, и страна обрела свободу», – он горько усмехнулся. Это были даже не мысли – ощущения. От глухой тоски хотелось завыть, и только гордость заставляла его стискивать зубы и молчать.
Овации публики, всеобщее ликование, в котором он купался, бьющее через край вдохновение и радость, которую он щедро дарил слушателям – всё это было у него и за границей. Но одно дело – на чужбине, и совсем другое – на родине. Он не мог не вернуться. Узнав о демократических переменах, объявленных пришедшим к власти Объединением Всеобщего Благоденствия, он тут же бросился в Мистралию, которую покинул в семнадцать лет. И был абсолютно счастлив, когда мистралийская публика рукоплескала своему кумиру и носила его на руках. Это продолжалось целых полгода.
Но вскоре власть начала «закручивать гайки». Демократия, громко провозглашённая с высокой трибуны, как всегда, оказалась просто красивым фантиком. Не прошло и трёх лун, как её сменила военная диктатура. А настоящие барды при таком строе не живут. Они либо прогибаются под власть и перестают быть бардами, либо... умирают. И в большинстве случаев не своей смертью.
Перед глазами плавали радужные круги, которые внезапно сложились в ясную картину.
… Он ворвался в комнату, сверкая белозубой улыбкой, с разбегу подхватил на руки маму и закружил её по комнате.
– Диего, что случилось? – Аллама засмеялась и взъерошила ему волосы.
– Мама, мамочка! Я могу вернуться. Ты понимаешь – они зовут меня. Я снова пройду по улицам Арборино, вдохну воздух родной Мистралии. Мама, это такое счастье, – его радость фонтаном хлынула во все стороны, затопив всё кругом. Он увидел в распахнутые двери гостиничного номера, который снимала великая актриса Аллама Фуэнтес, как заливисто рассмеялась молоденькая девушка, проходившая в этот момент по коридору и попавшая под волну его эманации.
А вот на маму, похоже, его хорошее настроение не подействовало. Она внезапно и очень резко побледнела и крикнула:
– Нет! Диего, даже не думай об этом!
– Почему? – он опешил и медленно опустил её на пол.
Аллама сделала несколько шагов, плотно притворила двери и прижалась к ним спиной, словно пытаясь защитить сына, не выпустить его наружу.
– Мама… – он растерянно поморгал.
Аллама подняла на него нечеловеческие огромные глаза, в которых застыл ужас.
– Мама… – радость испарилась без следа.
– Диего, я прошу. Я умоляю тебя, не езди в Мистралию.
– Мам, поверь мне, там победила демократия. Теперь у власти Объединение Всеобщего Благоденствия.
– Но…
– Мама, – он постарался говорить как можно убедительнее, проникновенно глядя в глаза Алламе, – мне написал сам маэстро Карлос. Понимаешь? Он предложил мне работать в его театре.
– Сам маэстро Карлос?
– Да!
– Труппа едет с тобой?
– Братья Бандерасы поедут и Вентура с Харизой.
– А… Плакса?
Он помрачнел. Его первый и единственный ученик, который прибился к его труппе пару лет назад, поразив его до глубины души при первом знакомстве, и в котором он впоследствии едва не разочаровался, уличив в плагиате, и как следует отходил за это по спине пюпитром, четыре дня назад заявил, что уходит. Без объяснения причин. Он просто пришёл к нему, присел рядом, опустив глаза, улыбнулся своей фирменной застенчивой улыбкой и сказал: «Извини, Эль Драко, но я должен покинуть тебя. Знай, что ты всегда останешься для меня кумиром и моим наставником, но я должен идти. И, пожалуйста, не расспрашивай меня о том, почему я это делаю», – он тяжело вздохнул, виновато глянул на него из-под длинной чёлки и снова уставился в пол. Диего тогда обиделся жутко, но… лишь на один миг. Обиду сменила тихая грусть, и он кивнул, отпуская ученика. В конце концов, недавно к нему вернулась Сила. Возможно, Плакса решил завязать с карьерой великого барда и податься в маги, тем более что его Огонь был не такой уж сильный.
– Диего, Плакса поедет с тобой? – снова спросила Аллама, заломив брови и всё ещё прижимаясь спиной к дверям.
Он вздохнул и покачал головой:
– Плакса меня оставил.
– Оставил? Почему?
Эль Драко пожал плечами и уселся в кресло:
– Наверное, у него были на то свои причины. Он не захотел рассказывать, а я не стал расспрашивать. Я полагаю, что будь это возможно, он открылся бы мне. Мама, неужели ты думаешь, что этот разгильдяй может быть мне чем-то полезен?
Аллама нахмурилась, покачала головой и отошла, наконец, от двери.
– Плакса очень славный мальчик, – она мечтательно улыбнулась и грациозно опустилась в соседнее кресло.
– Мама, только не говори мне, что ты… с ним!.. – он уставился на мать в полном шоке.
Аллама погасила улыбку и покачала головой:
– Мы сейчас говорим не обо мне и Плаксе. Диего, я всё же прошу тебя, отмени свою поездку, – её глаза вновь наполнились слезами.
Он вскочил с кресла и, упав рядом с нею на колени, обхватил её за талию и спрятал голову на её груди.
– Мистралия теперь свободна. Я хочу поехать. Хочу вернуться домой. Мамочка, ну почему ты так боишься?
– Я потеряла Максимильяно. И я очень боюсь потерять тебя… – прошептала она едва слышно.
Он не послушался. Не поверил материнскому сердцу.
Восторженный глупец. Он, как и многие барды, жил легко и думал, что так будет продолжаться всегда.
И вот всё закончилось в один миг. Диего передёрнуло от отвращения.
– Мама, ну почему я не прислушался к тебе, – простонал он одними губами.
Фандом: Оксана Панкеева «Хроники странного королевства»
Название: Жизнь, сгоревшая в Огне
Автор: Tabiti
Соавтор: Elika_
Соавтор: Lake62
Главные герои: Диего в бытность свою Эль Драко
Категория: джен
Жанр: психология, ангст, экшен, драма
Рейтинг: R
Размер: макси
Дисклеймер: главные герои принадлежат Оксане Панкеевой
Таймлайн: за пять с лишним лет до начала первого романа «Пересекая границы» (приквел)
Предупреждение: поскольку достоверных сведений об этом периоде жизни Диего у Панкеевой не слишком много, а те, что есть, сложновато увязать в чёткую хронологию, в приквеле могут быть небольшие нестыковки, иногда даже намеренные. Но главная сюжетная канва чётко соблюдается, иначе и писать бы не стоило.
Аннотация: Прошло всего полгода, как молодой, но уже знаменитый на весь континент, бард Эль Драко, узнав о демократических переменах, вернулся в родную Мистралию. Овации публики, всеобщее ликование, любимая девушка... Но вскоре власть начинает "закручивать гайки", и всё счастье великого барда заканчивается в один миг.
ОКОНЧАНИЕ ОТ 28 СЕНТЯБРЯ 2019
читать дальше1.
– Маэстро! Маэстро, можно автограф?
Звонкий мальчишеский голос пробился сквозь восторженные крики и аплодисменты толпы. Присев на корточки на краю заваленной цветами сцены, Эль Драко взял протянутые ему блокнот и карандаш.
– Маэстро… пожалуйста!
Мягко улыбнувшись, молодой бард поставил на чистой странице свой росчерк и вернул блокнот мальчишке, который тут же прижал его к груди:
– Спасибо!
– Не за что. Как тебя зовут?
– Мигель, – застенчиво ответил мальчик. – А это мой брат Рикардо!
Он показал на стоящего рядом высокого стройного юношу, взирающего на молодого барда, как на божество.
Диего ласково взлохматил тёмные волосы мальчика. Мигель счастливо улыбнулся и бережно убрал блокнот с заветной росписью в карман лёгкой курточки:
– Я его всю жизнь хранить буду!
– Итак, дамы и господа, на сегодня концерт окончен...
– Как раз вовремя, – внезапно раздался грубый голос. Расталкивая толпу, к сцене пробились люди в форме.
– Тайная полиция! – испуганно охнул кто-то.
Эль Драко слегка изменился в лице и быстро оглянулся на артистов своей труппы, кивком давая понять, чтобы уходили. Пока не поздно.
Если ещё не поздно...
– Маэстро, – начальник отряда растянул губы в резиновой улыбке. – Рад был послушать ваши песни. Уж простите, цветов не принёс.
"Провалитесь вы с цветами или без", – подумал Диего, а вслух спросил:
– Что вам нужно?
– У нас ордер на ваш арест, – слегка извиняющимся тоном объяснил начальник отряда. – Извольте сдать оружие и следовать за нами.
– У меня нет оружия, – сказал знаменитый на весь мир бард, вскинув подбородок. Краем глаза он заметил, что толпа зрителей начала стремительно редеть, но ушли не все – многие всё ещё стояли вокруг открытой сцены, и напряжение так и витало в воздухе.
– Позволите проверить?
Вот же наглая морда! Эх, врезать бы по ней...
Люди вокруг заволновались. Диего поймал испуганный взгляд Мигеля, уцепившегося за руку старшего брата, лицо которого заметно побледнело. Да что же они стоят? Уходить надо, и быстрее!
– Проверяйте, – равнодушно бросил он, подняв руки. Кто бы знал, чего стоило ему это равнодушие!
– Спускайся, – приказал начальник отряда, переходя на "ты". Всю вежливость с него будто ветром сдуло.
– А у вас силёнок не хватит забраться на сцену?
– Предпочитаешь, чтобы тебя согнали с неё пинками? – ухмыльнулся один из полицейских, настоящий верзила и почти наверняка голдианец.
– Я всегда буду на сцене, – ответил Эль Драко. – Но тебе этого не понять.
Начальник отряда поморщился и кивнул полицейским. Двое из них тут же ловко запрыгнули на подмостки и, топча цветы, двинулись к барду. Диего снова бросил взгляд на людей внизу и увидел, как губы Мигеля шевелятся, выговаривая одно-единственное слово:
– Беги! Беги! Беги!..
"Не могу, мальчик. Ты не поймёшь. Да и не успеть... А если всё же каким-то чудом уйду, так только до первого патруля..."
Один из полицейских небрежно пнул прислонённую к роялю гитару, и она с гулким звуком упала, жалобно зазвенев. Бард вздрогнул, словно этот удар достался ему, но не пошевелился. И ничего не сказал.
– Руки подними, – лениво бросил полицейский, убедившись, что задержанный не собирается сопротивляться. Так же лениво обхлопав карманы, он повернулся к начальнику:
– Всё чисто.
– Так давайте его сюда!
– Шагай, – приказал второй полицейский и толкнул барда в спину.
– За что вы его арестовываете? – вдруг крикнул звонкий мальчишеский голос.
На мгновение все, в том числе и полицейские, остолбенели от неожиданности.
"Что же ты делаешь, мальчик? – лихорадочно пронеслось в голове Диего. – А ты, старший, чего ждёшь? Хватай брата и беги отсюда! И не оборачивайся!"
Будто услышав отчаянные мысли барда, Рикардо крепко схватил своего младшего за руку и потащил за собой сквозь толпу. Видимо, сочтя ниже своего достоинства преследовать мальчишек, полицейские отвернулись, сделав вид, что ничего не произошло, и двое из них крепко взяли арестованного барда за локти:
– Пошли!
– Вам обязательно меня тащить? – поморщился Эль Драко. – Я и так никуда не денусь.
– А кто тебя знает, – буркнул начальник отряда. – Испаришься, а нам потом так настучат, что мало не покажется!
Полицейские настойчиво подтолкнули барда вперёд, и ему ничего не оставалось, как подчиниться. Люди вокруг снова глухо зароптали, но громко протестовать, как это сделал мальчишка, больше никто не осмелился. И Диего был рад этому: допускать кровопролитие и провоцировать новые аресты он не собирался. Не дождутся.
Они молча прошли между неохотно расступившимися людьми. Многие из них, взглянув на маэстро, которого только что слушали, затаив дыхание, и которому бурно аплодировали, тут же отводили глаза. Правильно, у них же семьи… родители, мужья, жёны, дети. Не надо вмешиваться, всё равно не поможет, а сколько ещё добавится поломанных судеб... Один, пусть даже гениальный бард, того не стоит.
На узкой мощёной улочке ждала крытая полицейская повозка, к которой его и подтолкнули. Он ещё успел оглянуться и увидел, как двое оставшихся на сцене полицейских внимательно осматривают вещи.
В груди болезненно кольнуло.
«Моя гитара…»
Это был не просто инструмент; это была его верная подруга. Она сопровождала его повсюду. С ней он делился радостями и горестями, она не бросала его в трудные минуты, ей он доверял свои самые сокровенные тайны, нежно оглаживал лакированные бока и трепетно ласкал струны… И любимая гитара всегда отвечала ему взаимностью. Она была сделана ещё по заказу отца и подарена им сыну на пятнадцатый день рождения. С тех пор они и не расставались.
– Что застыл? Залезай, – буркнул начальник отряда и подтолкнул Диего в спину.
Возница подхлестнул лошадей, и карета с забранным решёткой оконцем скрылась за поворотом одной из главных улиц столицы. Оставшиеся на площади люди, как по сигналу, начали спешно разбегаться в разные стороны: скорей-скорей покинуть эту площадь, которая только что была наполнена радостью и весельем, но внезапно превратилась в тягостное и мрачное место. А солнце, словно с издёвкой, вовсю сияло с бездонного синего неба.
Но по домам разбежались не все. Небольшая горстка молодёжи – в основном, студенты консерватории, которые боготворили своего кумира, бросились совсем в другую сторону. Тайная полиция двигалась по центральным улицам Арборино, а юные барды избрали другой путь. Никто из них не сомневался, что Эль Драко повезли в следственную тюрьму. Демократическая весна, объявленная Объединением Всеобщего Благоденствия, как только оно пришло к власти после очередного переворота, закончилась очень быстро. И следственная тюрьма, которую три месяца назад обещали разобрать по камушку, вновь до отказа была заполнена диссидентами всех мастей.
Самый короткий путь лежал через переулки. Не прошло и получаса, как парни и девчонки выскочили на маленькую площадь, которую венчала серая громада здания тюрьмы.
– Они ещё не подъехали, – раздался тонкий девичий голос.
– Мы дождёмся и отобьём Эль Драко!
– Да как они посмели поднять руку на величайшего барда континента!..
– Надо было ещё на площади вступиться за него!
– Они не посмеют!..
Молодёжь распалялась всё больше. Правда, их было не больше десятка, и оружия почти ни у кого не было, но, на худой конец, и скрипки с валторнами, в случае чего, могут послужить оружием.
***
Полицейская карета долго катила по улицам Арборино, гулко бухая колёсами по булыжной мостовой. Каждый удар отзывался болью в сердце, но Диего постарался натянуть на лицо маску равнодушия. Пусть это далось и непросто, но полицейским не увидеть ни его страха, ни отчаяния.
В памяти невольно всплыл тот день, несколько лет назад, когда его, ещё семнадцатилетнего мальчишку, студента последнего курса консерватории, по приказу полковника Сан-Барреды схватили на улице по ложному обвинению и в точно такой же тюремной карете доставили в следственную тюрьму. Тогда он провёл там всего несколько дней, которые показались ему вечностью, и был освобождён благодаря хлопотам мамы.
Диего стиснул зубы и мотнул головой, прогоняя непрошенные мысли. Он не хотел это вспоминать.
Наконец повозка остановилась. Полицейский распахнул дверцу и прикрикнул:
– Вылезай. Или тебе здесь так понравилось? – хохотнул он.
Пригнувшись, бард выбрался наружу и огляделся. Прямо перед ним возвышалось ничуть не изменившееся за эти несколько лет мрачное серое здание следственной тюрьмы с крошечными зарешёченными окошками, толстыми стенами и тяжёлыми, окованными железом дверями.
Эль Драко стоял, окружённый полицейскими, а в отдалении топталась горстка студентов. Но вот, несмело, словно преодолевая немыслимое сопротивление, юноши и девушки двинулись к нему.
Поняв, что они собираются сделать, молодой бард вскинул руку и крикнул:
– Не нужно! Идите домой!
Небольшая кучка людей, осмелившихся подумать о сопротивлении, отпрянула, когда на них начали наступать полицейские.
– Это будет бессмысленная жертва! Уходите! – снова крикнул Эль Драко.
Ребята колебались ещё несколько секунд, потом, как по команде, развернулись и кинулись бежать.
Их не преследовали. Сейчас это было не главное. Но начальник отряда отдал короткий приказ своему заместителю, тот кивнул, проверил кобуру с пистолетом и, взяв пару человек, скрылся в соседнем переулке.
Перед тем, как его довольно грубо толкнули в спину, принуждая зайти внутрь, Диего оглянулся. В лицо ударил нестерпимо яркий свет – солнце расплылось в глазах радужным пятном. Что это? Слёзы… Нет!
Эль Драко зажмурился, а в следующую секунду оказался в полутёмном тюремном коридоре.
***
На опустевшей площади ветер трепал полуоторванную афишу. Полицейские, перед тем, как уйти, хотели сорвать её с тумбы, но это им не удалось – афиша была приклеена на совесть. На пустой сцене сиротливо скособочились оставленные инструменты.
Никто не заметил маленькую одинокую фигуру. Мальчик лет двенадцати, воровато озираясь, пробирался к сцене. Он кутался в тёмный плащ и ёжился, словно от холода, хотя на дворе стояла поздняя весна, и тёплый бриз дул с моря.
Мигель оглянулся ещё раз, поплотнее запахнул плащ и взобрался на сцену. Долго искать ему не пришлось. Вот она! Концертная гитара Эль Драко валялась на дощатых подмостках, брошенная полицейскими-варварами.
– Не бойся, я тебя не оставлю, – дрогнувшим голосом прошептал мальчик. Он прерывисто выдохнул, скинул плащ и одним движением укутал инструмент, спрятав реликвию от чужих, враждебных взглядов.
Оглянувшись ещё раз и никого не увидев, Мигель подбежал к дальнему краю сцены, перевёл дыхание и прыгнул вниз. Струны жалобно тренькнули. Мальчик закусил губу, припустил что есть мочи и через пару минут скрылся из виду.
Его почти никто не видел. Почти.
Мигель не заметил, как за всеми его манипуляциями настороженно следят внимательные чёрные глаза. Когда мальчик нырнул в переулок, следом ужом скользнул человек – гибкий, худой, в простой тёмной одежде, с неприметным лицом, как две капли похожим на всех мистралийцев сразу. Встретишь в толпе – не узнаешь. Мастер-вор.
***
Когда за ним с грохотом захлопнулась дверь, и Эль Драко остался один, он позволил себе на минуту расслабиться. Оглядел камеру и скривился. «Жилище, достойное великого барда», – с горечью подумал он. Крошечная, четыре с половиной на шесть локтей каморка, в которой кроме узкого топчана, застеленного каким-то тряпьём, больше ничего не было. Холодные каменные стены, на высоте почти семи локтей – малюсенькое зарешёченное окошко, в которое даже свет проникал с трудом. Самый настоящий каменный мешок.
Он упал на топчан, ссутулил плечи и обхватил голову руками.
Тысячи вопросов роились в голове. Что произошло? За что его арестовали? Это чей-то донос? Кто-то позавидовал его славе? Кто-то хочет через него надавить на мать? Чья-то ревность? Может быть он, сам того не ведая, кому-то перешёл дорогу? А может быть… сердце бешено заколотилось, внезапно нашёлся отец, и кто-то решил использовать его как наживку?..
Ни на один из вопросов он не нашёл ответа. Потому что на допрос его никто не вызвал. Диего думал, что его приведут к следователю немедленно, ну, может быть, через пару часов… Но прошёл день, (он понял это, когда солнечный свет в оконце окончательно померк и его камера превратилась в темницу в полном смысле этого слова), – и никого. Устав ждать, он растянулся на своём топчане и закрыл глаза. Только сон не шёл. Снова и снова он переживал события сегодняшнего дня – оглушительный успех на концерте, овации. И сразу вслед за тем – арест и эта тюрьма.
Утро не принесло облегчения. Он вздрогнул, когда дверь с лязгом отворилась. Но это оказался всего лишь тюремщик, который принёс жестяную кружку и миску. Эль Драко исследовал содержимое миски и скривился – какая-то баланда. К тому же ложка арестантам явно не полагалась. Он отхлебнул тепловатой воды с каким-то неприятным привкусом и удивился, откуда в Арборино болото, когда здесь и река пересыхала ближе к концу лета. Но жажда оказалась сильнее отвращения, поэтому он допил до конца. А вот серую липкую массу съесть не решился.
И на завтра повторилось то же. А на третий день Диего подумал, что баланда вовсе не так уж плохо выглядит. А то на одной воде он очень скоро протянет ноги.
А ещё через два дня, когда бард уже начал тихо сходить с ума в этом каменном мешке, за ним, наконец, пришли.
Двое дюжих охранников, позвякивая увесистыми связками ключей, ввалились в камеру. Оба были похожи друг на друга, словно братья-близнецы: с одинаковыми квадратными затылками, бычьими шеями, пудовыми кулаками и вечной скукой в глазах.
– Пошли, – уронил один из них.
Эль Драко молча поднялся и вышел из камеры. Длинные тёмные коридоры с бесконечными рядами дверей заставили сердце болезненно сжаться. Путь показался ему таким же бесконечным. Он признался себе, что малодушно желает, чтобы он подольше не кончался.
– Лицом к стене, – грубый окрик привёл его в себя.
А в следующую секунду он оказался лицом к лицу со следователем.
Самый обычный человек с каким-то домашним лицом, в холщёвых нарукавниках, словно какой-нибудь бухгалтер. На столе дымилась чашка кофе. Эль Драко уловил божественный аромат и молча проглотил слюну.
– Присаживайтесь, маэстро, – сказал следователь тихим, тоже каким–то домашним, голосом.
Эль Драко опустился на шаткий трёхногий табурет, который стоял чуть в отдалении от большого казённого стола.
– Ну что? – задал следователь совершенно нелепый вопрос.
– Что? – бард в недоумении посмотрел на служителя закона.
– Я вижу, с вами обошлись не очень хорошо… Совсем нехорошо, – следователь покачал головой.
– Я… не понял, за что меня арестовали, – голос предательски дрогнул.
– Ну что вы, я думаю, это недоразумение вскоре разрешится, – следователь мелко захихикал. – Видите ли, в чём дело… – он сунул нос в толстую книгу, что-то там поискал, потом снова поднял глаза на Эль Драко и добродушно улыбнулся: – Помните, луну назад к вам обращались с предложением написать новый гимн...
– Я, мне помнится, написал его и вручил… маэстро Морелли, – Эль Драко едва не поперхнулся именем старого засранца – придворного барда, который умел найти себе тёпленькое местечко при любой власти.
Глазки следователя маслянисто блеснули.
– Кхм… Но вы, наверное, забыли, что после этого наш уважаемый министр изящных искусств лично просил вас переписать гимн? Руководство посчитало, что ваш вариант получился не слишком патриотичным. И руководящая роль партии в нём не прослеживается. Словом, ваш текст никуда не годится. Музыка также не столь монументальна и величественна, каковой следует быть главной мелодии страны. Поэтому было принято решение переделать ваше творение, так сказать, усилить и углубить…
– Я помню, – резко перебил Диего. Как только следователь упомянул гимн, он понял, в чём истинная причина его ареста. Но легче ему от этого не стало. – А также я помню, что вскоре после этого Карлос уволил меня из театра!
– А чему вы удивляетесь? – развёл руками следователь. – Раз у вас такая хорошая память, значит, вы помните и то, в каком тоне разговаривали с уважаемым министром и какими именно словами ответили на переданное им для вас пожелание господина президента!
Эль Драко медленно выдохнул, стараясь взять себя в руки. Вот ведь влип…
– Но теперь у вас появилась прекрасная возможность реабилитироваться и доказать свою лояльность власти, – продолжал следователь, словно не замечая состояния барда. – Наш президент, господин Гондрелло, посчитал своим долгом даровать Мистралии новый высокопатриотический гимн. Он сам, лично, написал великолепные стихи. И теперь правительство вновь обращается к вам, дон Диего, с просьбой положить эти великие стихи на музыку – монументальную и не менее великую, и тогда у нашей благословенной Мистралии будет самый лучший, самый великий гимн! – следователь раскраснелся, мышиные глазки заблестели, даже редкие волосёнки встали дыбом. Он вытащил из тетради лист желтоватой гербовой бумаги и дрожащей рукой протянул его барду.
Подумав про себя, что следователь явно переборщил с эпитетом «великий», Эль Драко взял из его рук листок, прочитал первые строки, нахмурился, прочитал ещё одну строфу и вдруг позеленел, едва сдержав острый приступ тошноты.
– В-вы издеваетесь надо мной?! – дрогнувшим от еле сдерживаемой ярости голосом выдохнул он.
– Ч-что? – следователь резко перестал улыбаться и покраснел, кажется, ещё больше.
– Эт-то стихи?! Эт-то вы назвали стихами?!! Это позорище, которое он написал в свою честь? Да как у вас только язык повернулся предложить мне написать на эту мерзость музыку?! Убил бы за такую песенку! Задушил бы своими руками! За такие стихи вообще надо на месте расстреливать! И это вы назвали государственным гимном?!!! – вскочив с табурета, Эль Драко перегнулся через стол, и, потрясая перед носом следователя скомканным листком, орал во всю силу своих лёгких.
Лицо у следователя стало не просто красным – багровым с каким-то синюшным оттенком. Потом пошло пятнами. Он беспомощно открывал рот, как вытащенная на берег рыба, а глаза, кажется, готовы были выскочить из орбит.
Гневную тираду перебили ворвавшиеся в кабинет охранники. Они с двух сторон подскочили к Эль Драко, заломили ему руки и бросили на колени. Бард пришёл в себя только когда его лоб с треском врезался в каменные плиты пола.
– Уведите его, – хрипло выдавил следователь, потом уже спокойно добавил: – Значит, ты по-прежнему отказываешься сотрудничать. Смотри, не пожалей. Последний шанс…
– Пошёл ты… И ты, и твой засранец-президент, – вскинув голову, Диего плюнул под ноги следователю. Он метил в лицо, но не достал.
– В камеру его. Теперь с ним будут разговаривать по-другому.
***
От мощного толчка в спину, Диего влетел в свою темницу, не удержался на ногах и, упав, ткнулся лицом в жёсткие доски топчана.
Медленно поднялся на ноги, вытер кровь с разбитой губы и уселся прямо на пол.
Он прислонился затылком к холодным, мокрым камням и утомлённо закрыл глаза. Горькое сожаление и отчаяние затопили душу.
«Наивный дурак. Развесил уши и поверил, что всё хорошо, что всё закончилось, и страна обрела свободу», – он горько усмехнулся. Это были даже не мысли – ощущения. От глухой тоски хотелось завыть, и только гордость заставляла его стискивать зубы и молчать.
Овации публики, всеобщее ликование, в котором он купался, бьющее через край вдохновение и радость, которую он щедро дарил слушателям – всё это было у него и за границей. Но одно дело – на чужбине, и совсем другое – на родине. Он не мог не вернуться. Узнав о демократических переменах, объявленных пришедшим к власти Объединением Всеобщего Благоденствия, он тут же бросился в Мистралию, которую покинул в семнадцать лет. И был абсолютно счастлив, когда мистралийская публика рукоплескала своему кумиру и носила его на руках. Это продолжалось целых полгода.
Но вскоре власть начала «закручивать гайки». Демократия, громко провозглашённая с высокой трибуны, как всегда, оказалась просто красивым фантиком. Не прошло и трёх лун, как её сменила военная диктатура. А настоящие барды при таком строе не живут. Они либо прогибаются под власть и перестают быть бардами, либо... умирают. И в большинстве случаев не своей смертью.
Перед глазами плавали радужные круги, которые внезапно сложились в ясную картину.
… Он ворвался в комнату, сверкая белозубой улыбкой, с разбегу подхватил на руки маму и закружил её по комнате.
– Диего, что случилось? – Аллама засмеялась и взъерошила ему волосы.
– Мама, мамочка! Я могу вернуться. Ты понимаешь – они зовут меня. Я снова пройду по улицам Арборино, вдохну воздух родной Мистралии. Мама, это такое счастье, – его радость фонтаном хлынула во все стороны, затопив всё кругом. Он увидел в распахнутые двери гостиничного номера, который снимала великая актриса Аллама Фуэнтес, как заливисто рассмеялась молоденькая девушка, проходившая в этот момент по коридору и попавшая под волну его эманации.
А вот на маму, похоже, его хорошее настроение не подействовало. Она внезапно и очень резко побледнела и крикнула:
– Нет! Диего, даже не думай об этом!
– Почему? – он опешил и медленно опустил её на пол.
Аллама сделала несколько шагов, плотно притворила двери и прижалась к ним спиной, словно пытаясь защитить сына, не выпустить его наружу.
– Мама… – он растерянно поморгал.
Аллама подняла на него нечеловеческие огромные глаза, в которых застыл ужас.
– Мама… – радость испарилась без следа.
– Диего, я прошу. Я умоляю тебя, не езди в Мистралию.
– Мам, поверь мне, там победила демократия. Теперь у власти Объединение Всеобщего Благоденствия.
– Но…
– Мама, – он постарался говорить как можно убедительнее, проникновенно глядя в глаза Алламе, – мне написал сам маэстро Карлос. Понимаешь? Он предложил мне работать в его театре.
– Сам маэстро Карлос?
– Да!
– Труппа едет с тобой?
– Братья Бандерасы поедут и Вентура с Харизой.
– А… Плакса?
Он помрачнел. Его первый и единственный ученик, который прибился к его труппе пару лет назад, поразив его до глубины души при первом знакомстве, и в котором он впоследствии едва не разочаровался, уличив в плагиате, и как следует отходил за это по спине пюпитром, четыре дня назад заявил, что уходит. Без объяснения причин. Он просто пришёл к нему, присел рядом, опустив глаза, улыбнулся своей фирменной застенчивой улыбкой и сказал: «Извини, Эль Драко, но я должен покинуть тебя. Знай, что ты всегда останешься для меня кумиром и моим наставником, но я должен идти. И, пожалуйста, не расспрашивай меня о том, почему я это делаю», – он тяжело вздохнул, виновато глянул на него из-под длинной чёлки и снова уставился в пол. Диего тогда обиделся жутко, но… лишь на один миг. Обиду сменила тихая грусть, и он кивнул, отпуская ученика. В конце концов, недавно к нему вернулась Сила. Возможно, Плакса решил завязать с карьерой великого барда и податься в маги, тем более что его Огонь был не такой уж сильный.
– Диего, Плакса поедет с тобой? – снова спросила Аллама, заломив брови и всё ещё прижимаясь спиной к дверям.
Он вздохнул и покачал головой:
– Плакса меня оставил.
– Оставил? Почему?
Эль Драко пожал плечами и уселся в кресло:
– Наверное, у него были на то свои причины. Он не захотел рассказывать, а я не стал расспрашивать. Я полагаю, что будь это возможно, он открылся бы мне. Мама, неужели ты думаешь, что этот разгильдяй может быть мне чем-то полезен?
Аллама нахмурилась, покачала головой и отошла, наконец, от двери.
– Плакса очень славный мальчик, – она мечтательно улыбнулась и грациозно опустилась в соседнее кресло.
– Мама, только не говори мне, что ты… с ним!.. – он уставился на мать в полном шоке.
Аллама погасила улыбку и покачала головой:
– Мы сейчас говорим не обо мне и Плаксе. Диего, я всё же прошу тебя, отмени свою поездку, – её глаза вновь наполнились слезами.
Он вскочил с кресла и, упав рядом с нею на колени, обхватил её за талию и спрятал голову на её груди.
– Мистралия теперь свободна. Я хочу поехать. Хочу вернуться домой. Мамочка, ну почему ты так боишься?
– Я потеряла Максимильяно. И я очень боюсь потерять тебя… – прошептала она едва слышно.
Он не послушался. Не поверил материнскому сердцу.
Восторженный глупец. Он, как и многие барды, жил легко и думал, что так будет продолжаться всегда.
И вот всё закончилось в один миг. Диего передёрнуло от отвращения.
– Мама, ну почему я не прислушался к тебе, – простонал он одними губами.
@темы: Хроники странного королевства, Фики
-
-
26.12.2013 в 01:25Вот интересно - это я одна такая ушибленная, что я от этой его выходки в восторге? Хотя и страшно за него, потому что ТАКОЕ ему точно не простят.
Хоакин - чудо. Я в этого мальчишку уже почти влюблена.
А Мальвадо, зараза, умный! Как это он хорошо "почувствовал" Диего... Действительно ведь, не закричит... Гордость не позволит ((((
Нет, сегодня агнста на мою голову достаточно. Пошла приходить в себя, перечитывать и осмысливать. Завтра, надеюсь, время будет, более членораздельным языком напишу.
-
-
26.12.2013 в 13:15Вот интересно - это я одна такая ушибленная, что я от этой его выходки в восторге?
Не одна
Хотя и страшно за него, потому что ТАКОЕ ему точно не простят.
Страшно, но мы знаем, что он все равно победит.
Хоакин - чудо.
Да. И доктор тоже. Надеюсь на сиквел с ними.
-
-
26.12.2013 в 19:02Эль Драко - такой Эль Драко! Или грудь в крестах, или голова в кустах, по другому он не умеет...
Вот это точно.
Lake62
Катть.,
Вот интересно - это я одна такая ушибленная, что я от этой его выходки в восторге?
Не одна
Конечно, не одна!
Остальное напишу дома!
-
-
26.12.2013 в 23:01А Мальвадо, зараза, умный! Как это он хорошо "почувствовал" Диего...
Мы с Lake62 как раз недавно это обсуждали. Очень интересные выводы получились, надо сказать. Lake62, а ты можешь вкратце здесь повторить? Ведь очень интересно!
Хоакин - чудо.
Да. И доктор тоже. Надеюсь на сиквел с ними.
Да уж думала... Это, действительно, было бы замечательно.
-
-
26.12.2013 в 23:38Идеи примерно такие.
Мальвадо - умная сволочь. Груэсо - сволочь попроще.Ведь как получилось: Груэсо просто хотел, чтобы Диего пел на его вечеринках. А Мальвадо уже заподозрил, что Диего этого делать не будет. Информация у них была одинаковой. И видно, что Мальвадо - активен, а Груэсо - более статичен
Мальвадо - аналитик и манипулятор. Он пытается манипулировать Диего и одновременно манипулирует своим начальником. Мальвадо пытается унизить Диего, чтобы его изучить и понять. И видимо, уже что-то понимает. С Диего он как бы играет в злого полицейского, хотя доброго полицейского там нет.
И поняв Диего лучше, Мальвадо начинает испытывать к нему уважение. Хотя делает на него ставки и провоцирует Груэсо на новые жестокости.
-
-
27.12.2013 в 00:51провоцирует Груэсо на новые жестокости.
Где и когда?
-
-
27.12.2013 в 01:06Вот этим, как мне кажется.
– А сами не слышите? Это песня лучшего барда континента! Он… простите, он и вас послал! Попробуете ещё раз запретить?
Груэсо побагровел.
-
-
27.12.2013 в 01:29И потом, Мальвадо не хотел, чтобы Диего бил Фероз. Даже пытался возразить, хотя и не напрямую:
– Нет уж, уволь, – поморщился начальник лагеря. – Теперь я уже ни в чём не уверен. Возможно, он и закричит, но рисковать деньгами больше не хочу. Разве что... – он на миг задумался, подперев голову похожими на сардельки пальцами. – Разве что поручить это не старшему по бараку, а...
– Ферозу? – голос Мальвадо слегка дрогнул. – Зачем? Хотите, чтобы парень потом целую луну в лазарете отлёживался?
-
-
27.12.2013 в 02:36Хотя она тоже имеет место, но как бы на втором плане, и, возможно, Мальвадо вовсе не ставил целью спровоцировать Груэсо на новые жестокости, но невольно у него это получилось.
Вероятно, осознанно уже не ставил, или же продолжал играть в эту игру-издевательство со своим начальником, но понял, что заигрался. Хотя должен был понимать, зная Груэсо.
Мальвадо на мгновение задержался, словно собирался возразить, но потом коротко кивнул и вышел, тихо притворив за собой дверь. Когда начальник был в таком состоянии, с ним лучше было не спорить.
-
-
29.12.2013 в 23:47Всю ночь Диего не мог сомкнуть глаз. Во время своего импровизированного концерта он каждую минуту ожидал, что в барак ворвутся охранники, скрутят его и поволокут к столбу, но, к его удивлению, ничего подобного не произошло. Наплевав на вечернюю поверку и отбой, он пел долго и вдохновенно, как в последний раз. А ведь вполне возможно, что он и был последним...
Где-то на третьей песне в бараке появился Санадор и тоже попытался его остановить, но Эль Драко только мотнул головой, и доктор, смирившись, присоединился к слушателям, которых опять собралась уже целая толпа. Увидев слёзы в его глазах, Диего ободряюще улыбнулся, тряхнул головой, словно отбрасывая назад бардовскую чёлку, и запел ещё вдохновеннее.
Раз лагерное начальство ничего не предприняло сейчас, значит, это случится утром. А ведь он теперь ещё и режим нарушил. Повторно. Так что десятью ударами точно не обойдётся. Сколько же будет? Двадцать? Двадцать пять? А если ещё и карцер...
Теперь, лёжа на жёсткой койке и слушая сопение и похрапывание соседей по бараку, Диего никак не мог избавиться от навязчивого воспоминания. За всё время его пребывания в лагере, наказаний у столба было, включая его собственное, всего три. И последнее – не далее, как несколько дней назад. Несчастному из соседнего барака было назначено десять ударов. И Диего никак не мог забыть выражения ужаса на его лице, когда он увидел, кто будет его бить. А ведь на первый взгляд в этом человеке не было ничего страшного: лет тридцати, среднего роста, не слишком мускулистый, с довольно симпатичным лицом. Вот только его улыбочка Эль Драко совсем не понравилась, а выражение глаз до жути напомнило советника Блая...
– Фероз! – прошептал стоящий рядом заключённый, и в его голосе бард уловил такой же животный ужас.
Он отвернулся, чтобы не видеть избиения, но истошные крики наказуемого до сих пор звенели у него в ушах...
Чуть позже он узнал, что Фероз – один из надсмотрщиков, при необходимости с удовольствием исполняющий обязанности лагерного палача.
Перед самым подъёмом он поднялся и тронул за плечо Хоакина. Мальчик распахнул глаза сразу, как будто и не спал вовсе, и приподнялся на локте.
– Тише, – прошептал Диего. – У меня к тебе просьба, Хоакин.
– Всё, что х-хочешь.
Парнишка смотрел на него преданными глазами, и Диего отчего-то стало не по себе, заныло под ложечкой. Он сглотнул и сказал:
– Ты должен мне пообещать, что пока… меня не будет рядом, ты сделаешь всё, чтобы остаться в живых, целым и невредимым. Слышишь, Хоакин. Поклянись, что не дашь себя в обиду.
– Д-да… да, я обещаю, – мальчик кивнул головой. – Не б-бойся, со мной ничего н-не с-случится, л-лишь бы т-ты вернулся.
Никто из них не питал иллюзий насчёт будущего, но жить всё равно хотелось, а ещё очень хотелось надеяться на лучшее. Диего невесело усмехнулся и вытащил заветный гвоздь.
– Возьми и сохрани его для меня.
Хоакин только молча кивнул и сжал в кулаке длинный холодный стержень.
А утром, во время поверки, произошло то, чего ожидали все, и никто этому не удивился. Начальник охраны Педасо д’Алькорно хрипло выкрикнул:
– Номер 1855, выйти из строя!
Диего глубоко вздохнул и сделал два шага вперёд. Вытянулся в струнку, устремил немигающий взгляд прямо перед собой, и затылком почувствовал сотни устремлённых на него взглядов.
– Приказ начальника лагеря господина Груэсо: двадцать четыре часа у столба, двадцать ударов кнутом и четыре дня карцера. Экзекуция начнётся после вечерней поверки, в связи с чем она объявляется общелагерной. Заковать!
Площадь изумлённо притихла: чтобы после пяти ударов следовало сразу двадцать – такого в лагере не было ещё никогда.
Два дюжих солдата сорвали с Диего робу и вздёрнули руки над головой. Кандалы с похоронным звоном защёлкнулись на запястьях.
Пятнадцать часов ожидания – целый день под палящим солнцем, потом кнут, и ночь здесь же, у столба. А потом четыре дня в тёмном, холодном, тесном колодце… Эль Драко содрогнулся, упрямо вскинул голову и закусил губу. Не дождутся! Он выдержит всё. Он обязан защитить Хоакина.
Этот день, казалось, никогда не кончится. Солнце жарило беспощадно, пот заливал глаза, руки давным-давно онемели, кровь стучала в висках, а может быть, это музыка билась – суровая, мятущаяся, с рваным ритмом, словно безумная раненая птица, что ударяется в стекло маяка посреди урагана.
Всё-таки днём стоять вот так прикованным к столбу было гораздо тяжелее. А время как будто остановилось. Солнце стояло в зените как приклеенное и отказывалось клониться к закату. Хотя Эль Драко и сам не знал, чего он больше желает – чтобы поскорее наступил вечер, или чтобы он никогда не наступал. Один из солдат сказал ему, что на этот раз бить его будет не Абьесто.
– Не завидую тебе, парень, – сказал охранник, подтягивая цепь. – Фероз тот ещё мясник...
От этих слов Диего замутило, и он едва сдержал стон. Конечно, за то, что он сделал, за неповиновение, почти открытый бунт, ничего другого он и не ждал.
-
-
29.12.2013 в 23:48– За повторное нарушение режима, за подстрекательство к мятежу, за грубое неповиновение и неуважение к власти, номер 1855 будет подвергнут публичной порке. Фероз, приступай.
Диего внутренне содрогнулся, но и… удивился. Про убийство не было сказано ни слова. Странно. Как будто власти решили его замять. Пожалели барда? Вряд ли. Скорее всего, Груэсо получил какой-то приказ.
Диего поднял голову. Фероз неспешно приближался к нему, поигрывая плетью и улыбаясь. Плеть, не кнут. В первый момент Эль Драко вздохнул с облегчением, но тут же его глаза расширились, когда он как следует разглядел то, что держал в руках наёмник. Не просто кожаная плеть – это был многохвостый воловий бич с острыми металлическими зубцами на конце каждого хвоста. Двух, возможно – трёх ударов достаточно, чтобы глубоко разорвать кожу и вызвать сильное кровотечение.
Сквозь шум в ушах бард услышал слова Мальвадо:
– Итак, господин Груэсо, вы намерены спорить?
– Ставлю десять золотых, что он завопит на втором, максимум – на третьем ударе, – азартно проговорил начальник.
Диего сглотнул и часто задышал, отчаянно ища причину, которая позволила бы ему выдержать то, что ему предстоит. И честно говоря, ему было уже всё равно, выиграет Груэсо или проиграет. Двадцать ударов, да ещё таким бичом. Небеса! Как он это переживёт?
– Ну что, красавчик, игра начинается, – Фероз широко улыбнулся и почти дружески хлопнул его по плечу, восторженно причмокнув языком при виде хинской татуировки.
А в следующую секунду свистнул бич. Такой боли Диего прежде не испытывал никогда. Тело его инстинктивно выгнулось, сопротивляясь крику, который, казалось, хотел вырваться из самой души. Он до крови прокусил губу и сам не понял, где и как нашёл силы промолчать…
Второй удар… Третий… Четвёртый…
Вся площадь замерла, следя за каждым падением бича, ожидая, когда же раздастся крик. Груэсо нетерпеливо подался вперёд, впившись глазами в прикованного к столбу барда, чью спину пересекали всё новые кровавые полосы. Происходящее не укладывалось у него в голове.
Пятый… Шестой… Седьмой…
По рядам заключённых пронёсся удивлённый шёпот, а потом снова установилась гробовая тишина, прерываемая лишь свистом бича и судорожными, хриплыми вдохами Диего.
Хоакин беззвучно плакал и вздрагивал от каждого удара вместе с ним. Стоящий неподалёку Санадор бессильно сжимал кулаки и ругался сквозь зубы.
Восьмой… Девятый… Десятый…
– Ублюдок, – прошипел Фероз, и в мёртвой тишине его слова услышали все. – Ты закричишь, не сомневайся!
Его самолюбие было уязвлено. Он заставлял кричать даже матёрых уголовников, но чтобы какой-то певчишка…
Следующий удар лёг ниже – палач искал ещё не повреждённую плоть.
Кровь стекала по спине Эль Драко, смешиваясь с по́том, алые струйки бежали с ободранных ладоней вниз по рукам, но он только ещё крепче стискивал цепи, почти вися на них – подгибались ноги. И упрямо молчал, проглатывая каждый готовый вырваться крик. В голове шумело, ресницы намокли от выступивших из-под зажмуренных век слёз.
Одиннадцатый… Двенадцатый… Тринадцатый…
– Хватит, – вдруг проговорил Мальвадо. Возможно, он и сам не осознавал, что сказал это, но Груэсо удивлённо и недовольно покосился на своего заместителя.
Четырнадцатый… Пятнадцатый…
– Достаточно!
Фероз нехотя опустил бич и с недоумением оглянулся на начальство.
– Мне прекратить?..
Груэсо досадливо поморщился, но кивком головы подтвердил приказ Мальвадо, и палач разочарованно вздохнул. Игра не получилась. А ведь казалось, что на этот раз будет так просто – ведь перед ним всего лишь бард! Один-два удара – и ласкающий душу крик вырвется из горла жертвы…
Диего бессильно уронил голову, ноги окончательно отказались служить, и он повис на впившихся в только недавно зажившие запястья цепях. Он дышал часто, втягивая воздух сквозь сжатые зубы. И не верил, что смог это выдержать.
– Ничего, в следующий раз завопишь, – прошипел палач.
– Пошёл ты… – не поднимая головы, прохрипел Диего.
– Ах ты, ще…
– Я сказал, достаточно, Фероз! – раздался рядом голос Мальвадо, и палач, выругавшись, отошёл. Он проиграл вчистую. Как и господин Груэсо.
– Разойдись! – услышал Эль Драко как сквозь вату.
Последовал топот множества ног, и вскоре площадь опустела.
А через несколько минут он услышал поскрипывание шагов по гравию.
– Диего, – тихий голос, полный сострадания. – Прости, прости меня…
– За что, Фидель? Ты ни в чём не виноват, – выдохнул он хрипло, голос плохо слушался. – Только я один…
– Вот, выпей.
Он почувствовал у своих губ край кружки, сделал судорожный глоток и закашлялся.
– Ч-что это?
– То, что тебе сейчас нужнее всего. Пей! – приказал доктор.
Огненный клубок прокатился по пищеводу и разлился горячей волной в желудке.
– Вот так. А половину – на спину.
На этот раз Диего не удержался и коротко вскрикнул.
– Извини. Но это поможет остановить кровь и избежать заражения. Я сегодня же поговорю с Груэсо. Скажу, что карцер тебя убьёт.
– Лучше смерть, чем такая дерьмовая жизнь, – горько проговорил Диего.
– Смерть нельзя исправить, а пока ты жив – есть надежда…
«Надежда? Какая надежда?» – хотел спросить бард, но не успел.
– Эй, что вы тут делаете? – грубый окрик заставил их обоих вздрогнуть.
– Уходи, Фидель, – прошептал Диего.
– Я проходил мимо, – бросил через плечо Санадор и спрятал кружку в складках плаща.
– Вот и проходите… мимо, господин доктор, – охранник сурово сдвинул брови. – Не велено с заключённым разговаривать.
– Я уже ухожу.
Шаги друга стихли. Диего остался один. Сознание помутилось, и он был рад провалиться в эту благословенную тьму.
-
-
30.12.2013 в 02:00И если бы не Хоакин и доктор Санадор, для Диего тот момент был бы совсем безнадежным. Хотя он вряд ли поступил бы иначе.
А о какой надежде говорит Санадор? Он просто надеется на будущее, или что-то знает? Он поможет Диего бежать?
Что касается Мальвадо. Получается, что он не такая сволочь, каким казался раньше, но и не такой умелый манипулятор. Заигрался, называется... Поиздевался над Груэсо.
-
-
30.12.2013 в 02:19Тот момент - это какой?
А о какой надежде говорит Санадор? Он просто надеется на будущее, или что-то знает? Он поможет Диего бежать?
Узнаешь. Надеюсь, что скоро.
Что касается Мальвадо. Получается, что он не такая сволочь, каким казался раньше, но и не такой умелый манипулятор.
Возможно, он просто хочет казаться большей сволочью, чем есть на самом деле.
Заигрался, называется... Поиздевался над Груэсо.
Это ты о том, что он спровоцировал, пусть и невольно, это избиение, даже ставку предложил, но сам и не выдержал?
-
-
30.12.2013 в 06:27За доктора испугалась! Он тоже ходит по лезвию...
Эль Драко просто потрясающе стойкий. И мне кажется, ради доктора и Хоакина он и держался...
Удивилась. что начальник лагеря не стал оспаривать приказ Мальвадо... Интересно, почему? Ведь у него был ещё шанс отыграться, как он думал?
-
-
30.12.2013 в 12:54Тот момент - это какой?
Когда его приговорили к плетям и карцеру.
Узнаешь. Надеюсь, что скоро.
Буду ждать
Это ты о том, что он спровоцировал, пусть и невольно, это избиение, даже ставку предложил, но сам и не выдержал?
Ну да. И, наверно, понял: если человек хочет казаться большей сволочью, чем он есть, то рискует действительно такой сволочью стать.
-
-
30.12.2013 в 18:23За доктора испугалась! Он тоже ходит по лезвию...
Да, и это всё заметнее.
Эль Драко просто потрясающе стойкий. И мне кажется, ради доктора и Хоакина он и держался...
И ради них в том числе.
Удивилась. что начальник лагеря не стал оспаривать приказ Мальвадо... Интересно, почему? Ведь у него был ещё шанс отыграться, как он думал?
Он всё равно уже проспорил, потому что говорил, что Эль Драко завопит на втором или третьем ударе. Идиот, если уж спорил, не надо было ставить самому себе такое ограничение. Хотя тогда он бы наверняка не поддержал приказ Мальвадо. А так ему было уже всё равно.
Lake62,
И, наверно, понял: если человек хочет казаться большей сволочью, чем он есть, то рискует действительно такой сволочью стать.
Это верно. Но мне кажется, он отдал такой приказ только потому, что это Эль Драко, другого бы не пожалел. Даже не жалость это, скорее всего, а что-то другое. Смешанные чувства.
-
-
31.12.2013 в 01:49Лейк, ты что об этом думаешь?
-
-
31.12.2013 в 01:56-
-
31.12.2013 в 02:05-
-
31.12.2013 в 02:12Лейк, ты что об этом думаешь?
Наверно, он почувствовал, что заигрался. Мальвадо ведь уже раньше высказывал уважение и восхищение Эль Драко, - с одной стороны, и показывал Груэсо свое превосходство - с другой.
И еще - он хочет показаться большей сволочью, чем есть, но с другой стороны - в нем проявляются позитивные свойства и на данный момент они пересилили. Он ведь достаточно умен, чтобы новые знания не вызывали озлобленности, а приводили к чему-то позитивному.
Давным давно в рецензии на "Маску" Лема были слова: Разум неизбежно порождает добро. Слова, конечно, очень и очень спорные, но иногда - справедливые.
Elika_
Возможно тот просто оторопел от такой наглости и не отреагировал вовремя. Но затаил злобу. И теперь Мальвадо придётся что-то придумать, чтобы выкрутиться и отвести от себя месть начальника. Он гораздо умнее и хитрее Груэсо, поэтому. думаю, он придумает
Но Груэсо просто досадливо поморщился. Он хоть и не очень умен, но своего заместителя знает, и, вероятно, знает, что тот своевольничает, хотя в данный момент был удивлен. А злобу, конечно, затаил, хотя он и так проиграл пари. Но мог разозлиться только на своеволие заместителя. Но Мальвадо безусловно что-то придумает.
-
-
31.12.2013 в 02:19-
-
31.12.2013 в 02:29Вот из этого удивления и понятно, что раньше Мальвадо ни разу не прерывал наказания, сколько бы там ударов ни было назначено. Такое случилось впервые. И Груэсо наверняка расценил это, как жалость к барду. Что он мог ещё подумать?
А я вот сейчас подумала - кто там на самом деле командует - Груэсо или Мальвадо?
В каком смысле? Начальник лагеря - Груэсо. Мальвадо - его зам. Хочешь сказать, что зам вертит своим начальником как хочет, и на самом деле командует он?
-
-
31.12.2013 в 02:47Такое случилось впервые. И Груэсо наверняка расценил это, как жалость к барду. Что он мог ещё подумать?
Видимо, да, именно так и расценил. А случилось такое впервые, наверно, потому, что никто так долго не держался без крика. Не было такого случая? Или не было таких ставок?
Хочешь сказать, что зам вертит своим начальником как хочет, и на самом деле командует он?
В каком-то смысле, да. Во всяком случае, иногда его манипуляции успешны. А как давно вообще Груэсо и Мальвадо работают вместе?
-
-
31.12.2013 в 03:18А случилось такое впервые, наверно, потому, что никто так долго не держался без крика. Не было такого случая? Или не было таких ставок?
Я не уверена, что ставки раньше вообще были. Вполне возможно, что они и спорить начали с момента той вечеринки, когда Груэсо велел привести Эль Драко, чтобы спел, а Мальвадо сказал на это, что тот петь не станет. А спорим, станет? И пошло-поехало...
А насчёт крика - ты права. Скорее всего, в этом и причина. Да плюс - уважение, которое и так уже было, а в тот момент наверняка усилилось ещё, да к тому же - это не какой-то уголовник, а легенда континента, золотой голос Мистралии... Я и говорю - смешанные чувства.
А как давно вообще Груэсо и Мальвадо работают вместе?
Ну ты и вопросы задаёшь! Откуда ж я знаю? Они мне как-то не докладывали))) Но думаю, достаточно долго. Несколько лет, как минимум.
-
-
03.01.2014 в 07:05-
-
03.01.2014 в 14:17Мальвадо порадовал, оказывается, в нем еще осталось что-то человеческое.
Боюсь, что после проявленной "слабости" он может начать выслуживаться перед начальником, доказывая обратное.
Интересно, за что просит прощения Фидель? Он чудесный, спасибо ему.
Думаю, за то, что не вмешался, не попытался предотвратить. Хотя понятно, что это было бы бесполезно, но всё же...
-
-
03.01.2014 в 20:53Боюсь, что после проявленной "слабости" он может начать выслуживаться перед начальником, доказывая обратное.
Боюсь, что да. Но все-таки осталось оно в нем, человеческое...
Думаю, за то, что не вмешался, не попытался предотвратить. Хотя понятно, что это было бы бесполезно, но всё же...
Какой совестливый. Он мне очень, очень нравится!
-
-
05.01.2014 в 13:16Кошмар. Где нафиг Амарго шляется?!! Пока он придет Диего спасать, его в полутруп превратят!!!
Фидель обалденный. Я в него, кажется, влюбилась. ))))) И жалко его очень. Ничем ведь помочь не может… И за Хоакина теперь еще страшнее. По одиночке справиться труднее…
Странно, кстати, что ничего не сказали про убийство…
А Мальвадо странный… Вроде сволочь, но что-то есть в нем… не совсем согласующееся с ситуацией. Почему он остановил палача? Мне почему-то кажется, что Диего он сочувствует. Вообще, любопытный персонаж у вас получается, Табити, Элика! Нестандартный.
Сейчас посижу, отойду и пойду, пожалуй, с начала перечитывать. Некоторых событий уже не помню.
-
-
05.01.2014 в 13:17аналогично.
-
-
05.01.2014 в 13:33