Хроники странного королевства

[Tabiti]

ЖИЗНЬ, СГОРЕВШАЯ В ОГНЕ

Фандом: Оксана Панкеева «Хроники странного королевства»
Название: Жизнь, сгоревшая в Огне
Автор: Tabiti
Соавтор: Elika_
Соавтор: Lake62
Главные герои: Диего в бытность свою Эль Драко
Категория: джен
Жанр: психология, ангст, экшен, драма
Рейтинг: R
Размер: макси
Дисклеймер: главные герои принадлежат Оксане Панкеевой
Таймлайн: за пять с лишним лет до начала первого романа «Пересекая границы» (приквел)
Предупреждение: поскольку достоверных сведений об этом периоде жизни Диего у Панкеевой не слишком много, а те, что есть, сложновато увязать в чёткую хронологию, в приквеле могут быть небольшие нестыковки, иногда даже намеренные. Но главная сюжетная канва чётко соблюдается, иначе и писать бы не стоило.
Аннотация: Прошло всего полгода, как молодой, но уже знаменитый на весь континент, бард Эль Драко, узнав о демократических переменах, вернулся в родную Мистралию. Овации публики, всеобщее ликование, любимая девушка... Но вскоре власть начинает "закручивать гайки", и всё счастье великого барда заканчивается в один миг.

ОКОНЧАНИЕ ОТ 28 СЕНТЯБРЯ 2019

1.

– Маэстро! Маэстро, можно автограф?
Звонкий мальчишеский голос пробился сквозь восторженные крики и аплодисменты толпы. Присев на корточки на краю заваленной цветами сцены, Эль Драко взял протянутые ему блокнот и карандаш.
– Маэстро… пожалуйста!
Мягко улыбнувшись, молодой бард поставил на чистой странице свой росчерк и вернул блокнот мальчишке, который тут же прижал его к груди:
– Спасибо!
– Не за что. Как тебя зовут?
– Мигель, – застенчиво ответил мальчик. – А это мой брат Рикардо!
Он показал на стоящего рядом высокого стройного юношу, взирающего на молодого барда, как на божество.
Диего ласково взлохматил тёмные волосы мальчика. Мигель счастливо улыбнулся и бережно убрал блокнот с заветной росписью в карман лёгкой курточки:
– Я его всю жизнь хранить буду!

– Итак, дамы и господа, на сегодня концерт окончен...
– Как раз вовремя, – внезапно раздался грубый голос. Расталкивая толпу, к сцене пробились люди в форме.
– Тайная полиция! – испуганно охнул кто-то.
Эль Драко слегка изменился в лице и быстро оглянулся на артистов своей труппы, кивком давая понять, чтобы уходили. Пока не поздно.
Если ещё не поздно...
– Маэстро, – начальник отряда растянул губы в резиновой улыбке. – Рад был послушать ваши песни. Уж простите, цветов не принёс.
"Провалитесь вы с цветами или без", – подумал Диего, а вслух спросил:
– Что вам нужно?
– У нас ордер на ваш арест, – слегка извиняющимся тоном объяснил начальник отряда. – Извольте сдать оружие и следовать за нами.
– У меня нет оружия, – сказал знаменитый на весь мир бард, вскинув подбородок. Краем глаза он заметил, что толпа зрителей начала стремительно редеть, но ушли не все – многие всё ещё стояли вокруг открытой сцены, и напряжение так и витало в воздухе.
– Позволите проверить?
Вот же наглая морда! Эх, врезать бы по ней...
Люди вокруг заволновались. Диего поймал испуганный взгляд Мигеля, уцепившегося за руку старшего брата, лицо которого заметно побледнело. Да что же они стоят? Уходить надо, и быстрее!
– Проверяйте, – равнодушно бросил он, подняв руки. Кто бы знал, чего стоило ему это равнодушие!
– Спускайся, – приказал начальник отряда, переходя на "ты". Всю вежливость с него будто ветром сдуло.
– А у вас силёнок не хватит забраться на сцену?
– Предпочитаешь, чтобы тебя согнали с неё пинками? – ухмыльнулся один из полицейских, настоящий верзила и почти наверняка голдианец.
– Я всегда буду на сцене, – ответил Эль Драко. – Но тебе этого не понять.
Начальник отряда поморщился и кивнул полицейским. Двое из них тут же ловко запрыгнули на подмостки и, топча цветы, двинулись к барду. Диего снова бросил взгляд на людей внизу и увидел, как губы Мигеля шевелятся, выговаривая одно-единственное слово:
– Беги! Беги! Беги!..
"Не могу, мальчик. Ты не поймёшь. Да и не успеть... А если всё же каким-то чудом уйду, так только до первого патруля..."
Один из полицейских небрежно пнул прислонённую к роялю гитару, и она с гулким звуком упала, жалобно зазвенев. Бард вздрогнул, словно этот удар достался ему, но не пошевелился. И ничего не сказал.
– Руки подними, – лениво бросил полицейский, убедившись, что задержанный не собирается сопротивляться. Так же лениво обхлопав карманы, он повернулся к начальнику:
– Всё чисто.
– Так давайте его сюда!
– Шагай, – приказал второй полицейский и толкнул барда в спину.
– За что вы его арестовываете? – вдруг крикнул звонкий мальчишеский голос.
На мгновение все, в том числе и полицейские, остолбенели от неожиданности.
"Что же ты делаешь, мальчик? – лихорадочно пронеслось в голове Диего. – А ты, старший, чего ждёшь? Хватай брата и беги отсюда! И не оборачивайся!"
Будто услышав отчаянные мысли барда, Рикардо крепко схватил своего младшего за руку и потащил за собой сквозь толпу. Видимо, сочтя ниже своего достоинства преследовать мальчишек, полицейские отвернулись, сделав вид, что ничего не произошло, и двое из них крепко взяли арестованного барда за локти:
– Пошли!
– Вам обязательно меня тащить? – поморщился Эль Драко. – Я и так никуда не денусь.
– А кто тебя знает, – буркнул начальник отряда. – Испаришься, а нам потом так настучат, что мало не покажется!
Полицейские настойчиво подтолкнули барда вперёд, и ему ничего не оставалось, как подчиниться. Люди вокруг снова глухо зароптали, но громко протестовать, как это сделал мальчишка, больше никто не осмелился. И Диего был рад этому: допускать кровопролитие и провоцировать новые аресты он не собирался. Не дождутся.
Они молча прошли между неохотно расступившимися людьми. Многие из них, взглянув на маэстро, которого только что слушали, затаив дыхание, и которому бурно аплодировали, тут же отводили глаза. Правильно, у них же семьи… родители, мужья, жёны, дети. Не надо вмешиваться, всё равно не поможет, а сколько ещё добавится поломанных судеб... Один, пусть даже гениальный бард, того не стоит.
На узкой мощёной улочке ждала крытая полицейская повозка, к которой его и подтолкнули. Он ещё успел оглянуться и увидел, как двое оставшихся на сцене полицейских внимательно осматривают вещи.
В груди болезненно кольнуло.
«Моя гитара…»
Это был не просто инструмент; это была его верная подруга. Она сопровождала его повсюду. С ней он делился радостями и горестями, она не бросала его в трудные минуты, ей он доверял свои самые сокровенные тайны, нежно оглаживал лакированные бока и трепетно ласкал струны… И любимая гитара всегда отвечала ему взаимностью. Она была сделана ещё по заказу отца и подарена им сыну на пятнадцатый день рождения. С тех пор они и не расставались.
– Что застыл? Залезай, – буркнул начальник отряда и подтолкнул Диего в спину.

Возница подхлестнул лошадей, и карета с забранным решёткой оконцем скрылась за поворотом одной из главных улиц столицы. Оставшиеся на площади люди, как по сигналу, начали спешно разбегаться в разные стороны: скорей-скорей покинуть эту площадь, которая только что была наполнена радостью и весельем, но внезапно превратилась в тягостное и мрачное место. А солнце, словно с издёвкой, вовсю сияло с бездонного синего неба.
Но по домам разбежались не все. Небольшая горстка молодёжи – в основном, студенты консерватории, которые боготворили своего кумира, бросились совсем в другую сторону. Тайная полиция двигалась по центральным улицам Арборино, а юные барды избрали другой путь. Никто из них не сомневался, что Эль Драко повезли в следственную тюрьму. Демократическая весна, объявленная Объединением Всеобщего Благоденствия, как только оно пришло к власти после очередного переворота, закончилась очень быстро. И следственная тюрьма, которую три месяца назад обещали разобрать по камушку, вновь до отказа была заполнена диссидентами всех мастей.
Самый короткий путь лежал через переулки. Не прошло и получаса, как парни и девчонки выскочили на маленькую площадь, которую венчала серая громада здания тюрьмы.
– Они ещё не подъехали, – раздался тонкий девичий голос.
– Мы дождёмся и отобьём Эль Драко!
– Да как они посмели поднять руку на величайшего барда континента!..
– Надо было ещё на площади вступиться за него!
– Они не посмеют!..
Молодёжь распалялась всё больше. Правда, их было не больше десятка, и оружия почти ни у кого не было, но, на худой конец, и скрипки с валторнами, в случае чего, могут послужить оружием.

***
Полицейская карета долго катила по улицам Арборино, гулко бухая колёсами по булыжной мостовой. Каждый удар отзывался болью в сердце, но Диего постарался натянуть на лицо маску равнодушия. Пусть это далось и непросто, но полицейским не увидеть ни его страха, ни отчаяния.
В памяти невольно всплыл тот день, несколько лет назад, когда его, ещё семнадцатилетнего мальчишку, студента последнего курса консерватории, по приказу полковника Сан-Барреды схватили на улице по ложному обвинению и в точно такой же тюремной карете доставили в следственную тюрьму. Тогда он провёл там всего несколько дней, которые показались ему вечностью, и был освобождён благодаря хлопотам мамы.
Диего стиснул зубы и мотнул головой, прогоняя непрошенные мысли. Он не хотел это вспоминать.
Наконец повозка остановилась. Полицейский распахнул дверцу и прикрикнул:
– Вылезай. Или тебе здесь так понравилось? – хохотнул он.
Пригнувшись, бард выбрался наружу и огляделся. Прямо перед ним возвышалось ничуть не изменившееся за эти несколько лет мрачное серое здание следственной тюрьмы с крошечными зарешёченными окошками, толстыми стенами и тяжёлыми, окованными железом дверями.
Эль Драко стоял, окружённый полицейскими, а в отдалении топталась горстка студентов. Но вот, несмело, словно преодолевая немыслимое сопротивление, юноши и девушки двинулись к нему.
Поняв, что они собираются сделать, молодой бард вскинул руку и крикнул:
– Не нужно! Идите домой!
Небольшая кучка людей, осмелившихся подумать о сопротивлении, отпрянула, когда на них начали наступать полицейские.
– Это будет бессмысленная жертва! Уходите! – снова крикнул Эль Драко.
Ребята колебались ещё несколько секунд, потом, как по команде, развернулись и кинулись бежать.
Их не преследовали. Сейчас это было не главное. Но начальник отряда отдал короткий приказ своему заместителю, тот кивнул, проверил кобуру с пистолетом и, взяв пару человек, скрылся в соседнем переулке.

Перед тем, как его довольно грубо толкнули в спину, принуждая зайти внутрь, Диего оглянулся. В лицо ударил нестерпимо яркий свет – солнце расплылось в глазах радужным пятном. Что это? Слёзы… Нет!
Эль Драко зажмурился, а в следующую секунду оказался в полутёмном тюремном коридоре.

***
На опустевшей площади ветер трепал полуоторванную афишу. Полицейские, перед тем, как уйти, хотели сорвать её с тумбы, но это им не удалось – афиша была приклеена на совесть. На пустой сцене сиротливо скособочились оставленные инструменты.
Никто не заметил маленькую одинокую фигуру. Мальчик лет двенадцати, воровато озираясь, пробирался к сцене. Он кутался в тёмный плащ и ёжился, словно от холода, хотя на дворе стояла поздняя весна, и тёплый бриз дул с моря.
Мигель оглянулся ещё раз, поплотнее запахнул плащ и взобрался на сцену. Долго искать ему не пришлось. Вот она! Концертная гитара Эль Драко валялась на дощатых подмостках, брошенная полицейскими-варварами.
– Не бойся, я тебя не оставлю, – дрогнувшим голосом прошептал мальчик. Он прерывисто выдохнул, скинул плащ и одним движением укутал инструмент, спрятав реликвию от чужих, враждебных взглядов.
Оглянувшись ещё раз и никого не увидев, Мигель подбежал к дальнему краю сцены, перевёл дыхание и прыгнул вниз. Струны жалобно тренькнули. Мальчик закусил губу, припустил что есть мочи и через пару минут скрылся из виду.
Его почти никто не видел. Почти.
Мигель не заметил, как за всеми его манипуляциями настороженно следят внимательные чёрные глаза. Когда мальчик нырнул в переулок, следом ужом скользнул человек – гибкий, худой, в простой тёмной одежде, с неприметным лицом, как две капли похожим на всех мистралийцев сразу. Встретишь в толпе – не узнаешь. Мастер-вор.

***
Когда за ним с грохотом захлопнулась дверь, и Эль Драко остался один, он позволил себе на минуту расслабиться. Оглядел камеру и скривился. «Жилище, достойное великого барда», – с горечью подумал он. Крошечная, четыре с половиной на шесть локтей каморка, в которой кроме узкого топчана, застеленного каким-то тряпьём, больше ничего не было. Холодные каменные стены, на высоте почти семи локтей – малюсенькое зарешёченное окошко, в которое даже свет проникал с трудом. Самый настоящий каменный мешок.
Он упал на топчан, ссутулил плечи и обхватил голову руками.
Тысячи вопросов роились в голове. Что произошло? За что его арестовали? Это чей-то донос? Кто-то позавидовал его славе? Кто-то хочет через него надавить на мать? Чья-то ревность? Может быть он, сам того не ведая, кому-то перешёл дорогу? А может быть… сердце бешено заколотилось, внезапно нашёлся отец, и кто-то решил использовать его как наживку?..
Ни на один из вопросов он не нашёл ответа. Потому что на допрос его никто не вызвал. Диего думал, что его приведут к следователю немедленно, ну, может быть, через пару часов… Но прошёл день, (он понял это, когда солнечный свет в оконце окончательно померк и его камера превратилась в темницу в полном смысле этого слова), – и никого. Устав ждать, он растянулся на своём топчане и закрыл глаза. Только сон не шёл. Снова и снова он переживал события сегодняшнего дня – оглушительный успех на концерте, овации. И сразу вслед за тем – арест и эта тюрьма.
Утро не принесло облегчения. Он вздрогнул, когда дверь с лязгом отворилась. Но это оказался всего лишь тюремщик, который принёс жестяную кружку и миску. Эль Драко исследовал содержимое миски и скривился – какая-то баланда. К тому же ложка арестантам явно не полагалась. Он отхлебнул тепловатой воды с каким-то неприятным привкусом и удивился, откуда в Арборино болото, когда здесь и река пересыхала ближе к концу лета. Но жажда оказалась сильнее отвращения, поэтому он допил до конца. А вот серую липкую массу съесть не решился.

И на завтра повторилось то же. А на третий день Диего подумал, что баланда вовсе не так уж плохо выглядит. А то на одной воде он очень скоро протянет ноги.

А ещё через два дня, когда бард уже начал тихо сходить с ума в этом каменном мешке, за ним, наконец, пришли.

Двое дюжих охранников, позвякивая увесистыми связками ключей, ввалились в камеру. Оба были похожи друг на друга, словно братья-близнецы: с одинаковыми квадратными затылками, бычьими шеями, пудовыми кулаками и вечной скукой в глазах.
– Пошли, – уронил один из них.
Эль Драко молча поднялся и вышел из камеры. Длинные тёмные коридоры с бесконечными рядами дверей заставили сердце болезненно сжаться. Путь показался ему таким же бесконечным. Он признался себе, что малодушно желает, чтобы он подольше не кончался.

– Лицом к стене, – грубый окрик привёл его в себя.
А в следующую секунду он оказался лицом к лицу со следователем.
Самый обычный человек с каким-то домашним лицом, в холщёвых нарукавниках, словно какой-нибудь бухгалтер. На столе дымилась чашка кофе. Эль Драко уловил божественный аромат и молча проглотил слюну.
– Присаживайтесь, маэстро, – сказал следователь тихим, тоже каким–то домашним, голосом.
Эль Драко опустился на шаткий трёхногий табурет, который стоял чуть в отдалении от большого казённого стола.
– Ну что? – задал следователь совершенно нелепый вопрос.
– Что? – бард в недоумении посмотрел на служителя закона.
– Я вижу, с вами обошлись не очень хорошо… Совсем нехорошо, – следователь покачал головой.
– Я… не понял, за что меня арестовали, – голос предательски дрогнул.
– Ну что вы, я думаю, это недоразумение вскоре разрешится, – следователь мелко захихикал. – Видите ли, в чём дело… – он сунул нос в толстую книгу, что-то там поискал, потом снова поднял глаза на Эль Драко и добродушно улыбнулся: – Помните, луну назад к вам обращались с предложением написать новый гимн...
– Я, мне помнится, написал его и вручил… маэстро Морелли, – Эль Драко едва не поперхнулся именем старого засранца – придворного барда, который умел найти себе тёпленькое местечко при любой власти.
Глазки следователя маслянисто блеснули.
– Кхм… Но вы, наверное, забыли, что после этого наш уважаемый министр изящных искусств лично просил вас переписать гимн? Руководство посчитало, что ваш вариант получился не слишком патриотичным. И руководящая роль партии в нём не прослеживается. Словом, ваш текст никуда не годится. Музыка также не столь монументальна и величественна, каковой следует быть главной мелодии страны. Поэтому было принято решение переделать ваше творение, так сказать, усилить и углубить…
– Я помню, – резко перебил Диего. Как только следователь упомянул гимн, он понял, в чём истинная причина его ареста. Но легче ему от этого не стало. – А также я помню, что вскоре после этого Карлос уволил меня из театра!
– А чему вы удивляетесь? – развёл руками следователь. – Раз у вас такая хорошая память, значит, вы помните и то, в каком тоне разговаривали с уважаемым министром и какими именно словами ответили на переданное им для вас пожелание господина президента!
Эль Драко медленно выдохнул, стараясь взять себя в руки. Вот ведь влип…
– Но теперь у вас появилась прекрасная возможность реабилитироваться и доказать свою лояльность власти, – продолжал следователь, словно не замечая состояния барда. – Наш президент, господин Гондрелло, посчитал своим долгом даровать Мистралии новый высокопатриотический гимн. Он сам, лично, написал великолепные стихи. И теперь правительство вновь обращается к вам, дон Диего, с просьбой положить эти великие стихи на музыку – монументальную и не менее великую, и тогда у нашей благословенной Мистралии будет самый лучший, самый великий гимн! – следователь раскраснелся, мышиные глазки заблестели, даже редкие волосёнки встали дыбом. Он вытащил из тетради лист желтоватой гербовой бумаги и дрожащей рукой протянул его барду.
Подумав про себя, что следователь явно переборщил с эпитетом «великий», Эль Драко взял из его рук листок, прочитал первые строки, нахмурился, прочитал ещё одну строфу и вдруг позеленел, едва сдержав острый приступ тошноты.
– В-вы издеваетесь надо мной?! – дрогнувшим от еле сдерживаемой ярости голосом выдохнул он.
– Ч-что? – следователь резко перестал улыбаться и покраснел, кажется, ещё больше.
– Эт-то стихи?! Эт-то вы назвали стихами?!! Это позорище, которое он написал в свою честь? Да как у вас только язык повернулся предложить мне написать на эту мерзость музыку?! Убил бы за такую песенку! Задушил бы своими руками! За такие стихи вообще надо на месте расстреливать! И это вы назвали государственным гимном?!!! – вскочив с табурета, Эль Драко перегнулся через стол, и, потрясая перед носом следователя скомканным листком, орал во всю силу своих лёгких.
Лицо у следователя стало не просто красным – багровым с каким-то синюшным оттенком. Потом пошло пятнами. Он беспомощно открывал рот, как вытащенная на берег рыба, а глаза, кажется, готовы были выскочить из орбит.
Гневную тираду перебили ворвавшиеся в кабинет охранники. Они с двух сторон подскочили к Эль Драко, заломили ему руки и бросили на колени. Бард пришёл в себя только когда его лоб с треском врезался в каменные плиты пола.
– Уведите его, – хрипло выдавил следователь, потом уже спокойно добавил: – Значит, ты по-прежнему отказываешься сотрудничать. Смотри, не пожалей. Последний шанс…
– Пошёл ты… И ты, и твой засранец-президент, – вскинув голову, Диего плюнул под ноги следователю. Он метил в лицо, но не достал.
– В камеру его. Теперь с ним будут разговаривать по-другому.

***
От мощного толчка в спину, Диего влетел в свою темницу, не удержался на ногах и, упав, ткнулся лицом в жёсткие доски топчана.
Медленно поднялся на ноги, вытер кровь с разбитой губы и уселся прямо на пол.
Он прислонился затылком к холодным, мокрым камням и утомлённо закрыл глаза. Горькое сожаление и отчаяние затопили душу.
«Наивный дурак. Развесил уши и поверил, что всё хорошо, что всё закончилось, и страна обрела свободу», – он горько усмехнулся. Это были даже не мысли – ощущения. От глухой тоски хотелось завыть, и только гордость заставляла его стискивать зубы и молчать.
Овации публики, всеобщее ликование, в котором он купался, бьющее через край вдохновение и радость, которую он щедро дарил слушателям – всё это было у него и за границей. Но одно дело – на чужбине, и совсем другое – на родине. Он не мог не вернуться. Узнав о демократических переменах, объявленных пришедшим к власти Объединением Всеобщего Благоденствия, он тут же бросился в Мистралию, которую покинул в семнадцать лет. И был абсолютно счастлив, когда мистралийская публика рукоплескала своему кумиру и носила его на руках. Это продолжалось целых полгода.
Но вскоре власть начала «закручивать гайки». Демократия, громко провозглашённая с высокой трибуны, как всегда, оказалась просто красивым фантиком. Не прошло и трёх лун, как её сменила военная диктатура. А настоящие барды при таком строе не живут. Они либо прогибаются под власть и перестают быть бардами, либо... умирают. И в большинстве случаев не своей смертью.
Перед глазами плавали радужные круги, которые внезапно сложились в ясную картину.

… Он ворвался в комнату, сверкая белозубой улыбкой, с разбегу подхватил на руки маму и закружил её по комнате.
– Диего, что случилось? – Аллама засмеялась и взъерошила ему волосы.
– Мама, мамочка! Я могу вернуться. Ты понимаешь – они зовут меня. Я снова пройду по улицам Арборино, вдохну воздух родной Мистралии. Мама, это такое счастье, – его радость фонтаном хлынула во все стороны, затопив всё кругом. Он увидел в распахнутые двери гостиничного номера, который снимала великая актриса Аллама Фуэнтес, как заливисто рассмеялась молоденькая девушка, проходившая в этот момент по коридору и попавшая под волну его эманации.
А вот на маму, похоже, его хорошее настроение не подействовало. Она внезапно и очень резко побледнела и крикнула:
– Нет! Диего, даже не думай об этом!
– Почему? – он опешил и медленно опустил её на пол.
Аллама сделала несколько шагов, плотно притворила двери и прижалась к ним спиной, словно пытаясь защитить сына, не выпустить его наружу.
– Мама… – он растерянно поморгал.
Аллама подняла на него нечеловеческие огромные глаза, в которых застыл ужас.
– Мама… – радость испарилась без следа.
– Диего, я прошу. Я умоляю тебя, не езди в Мистралию.
– Мам, поверь мне, там победила демократия. Теперь у власти Объединение Всеобщего Благоденствия.
– Но…
– Мама, – он постарался говорить как можно убедительнее, проникновенно глядя в глаза Алламе, – мне написал сам маэстро Карлос. Понимаешь? Он предложил мне работать в его театре.
– Сам маэстро Карлос?
– Да!
– Труппа едет с тобой?
– Братья Бандерасы поедут и Вентура с Харизой.
– А… Плакса?
Он помрачнел. Его первый и единственный ученик, который прибился к его труппе пару лет назад, поразив его до глубины души при первом знакомстве, и в котором он впоследствии едва не разочаровался, уличив в плагиате, и как следует отходил за это по спине пюпитром, четыре дня назад заявил, что уходит. Без объяснения причин. Он просто пришёл к нему, присел рядом, опустив глаза, улыбнулся своей фирменной застенчивой улыбкой и сказал: «Извини, Эль Драко, но я должен покинуть тебя. Знай, что ты всегда останешься для меня кумиром и моим наставником, но я должен идти. И, пожалуйста, не расспрашивай меня о том, почему я это делаю», – он тяжело вздохнул, виновато глянул на него из-под длинной чёлки и снова уставился в пол. Диего тогда обиделся жутко, но… лишь на один миг. Обиду сменила тихая грусть, и он кивнул, отпуская ученика. В конце концов, недавно к нему вернулась Сила. Возможно, Плакса решил завязать с карьерой великого барда и податься в маги, тем более что его Огонь был не такой уж сильный.
– Диего, Плакса поедет с тобой? – снова спросила Аллама, заломив брови и всё ещё прижимаясь спиной к дверям.
Он вздохнул и покачал головой:
– Плакса меня оставил.
– Оставил? Почему?
Эль Драко пожал плечами и уселся в кресло:
– Наверное, у него были на то свои причины. Он не захотел рассказывать, а я не стал расспрашивать. Я полагаю, что будь это возможно, он открылся бы мне. Мама, неужели ты думаешь, что этот разгильдяй может быть мне чем-то полезен?
Аллама нахмурилась, покачала головой и отошла, наконец, от двери.
– Плакса очень славный мальчик, – она мечтательно улыбнулась и грациозно опустилась в соседнее кресло.
– Мама, только не говори мне, что ты… с ним!.. – он уставился на мать в полном шоке.
Аллама погасила улыбку и покачала головой:
– Мы сейчас говорим не обо мне и Плаксе. Диего, я всё же прошу тебя, отмени свою поездку, – её глаза вновь наполнились слезами.
Он вскочил с кресла и, упав рядом с нею на колени, обхватил её за талию и спрятал голову на её груди.
– Мистралия теперь свободна. Я хочу поехать. Хочу вернуться домой. Мамочка, ну почему ты так боишься?
– Я потеряла Максимильяно. И я очень боюсь потерять тебя… – прошептала она едва слышно.

Он не послушался. Не поверил материнскому сердцу.
Восторженный глупец. Он, как и многие барды, жил легко и думал, что так будет продолжаться всегда.
И вот всё закончилось в один миг. Диего передёрнуло от отвращения.
– Мама, ну почему я не прислушался к тебе, – простонал он одними губами.

 

запись создана: 07.11.2013 в 23:40

@темы: Хроники странного королевства, Фики

Comments

[Tabiti]

***
Два дня в лазарете, которые Санадор отвоевал для Эль Драко, тот провёл рядом с Хоакином. Несмотря на все старания доктора, лучше мальчику не становилось, и Диего, сидя у его постели, скрипел зубами от бешенства и бессилия. Он, не задумываясь, отдал бы свою жизнь, только бы Хоакин выздоровел, но увы, это было невозможно. Оставалось только ждать и надеяться, что мальчик сумеет найти в себе силы выжить. И отомстить тому, кто с ним это сотворил.
Сейчас Диего даже не задумывался о переводе в другой барак. Хотя, судя по реакции Педасо и Мальвадо, беспокоиться стоило бы. Но он ничего не сказал даже Санадору. Зачем? Доктору и так хватает волнений, чтобы ещё наваливать на него новые.
В любом бараке всё равно люди. И, так или иначе, с ними можно разобраться. А уж каким способом – будет ясно на месте.
Жаль, гвозди пропали. Очень пригодились бы. Может быть, получится найти новые?

***
Койка в новом бараке ему досталась ближе к выходу, что тоже было неплохо.
– Я – Азуло, – представился угрюмый тип лет сорока. – И сразу запомни, сопляк: Азуло – это тебе не Абьесто. В моём бараке идеальный порядок. Вздумаешь показывать характер – так легко не отделаешься. Понял?
Диего только кивнул, хотя спина от таких слов заболела с новой силой. И это он называет – легко?..

Когда после утренней поверки отряд построился, чтобы идти на завтрак, Диего услышал вокруг перешёптывания:
– Гляньте, кого к нам перевели! Тот парень!..
– Привет, красавчик, – мурлыкнул над ухом слащавый голос, и бард, вздрогнув, отпрянул.
– А ну, заткнулись все! – рявкнул Алузо, и оживившиеся было заключённые послушно притихли. Однако Диего было понятно, что всё только начинается. Просто так в этот барак Груэсо его переводить не стал бы. И судя по тому, что почти половина отряда носила лиловые нашивки, ему здесь действительно придётся несладко.
В столовой, получив свою порцию завтрака, Диего примостился за крайним столиком, где ещё были свободные места. Но не успел съесть и пары ложек, как рядом плюхнулись его новые соседи по бараку.
– Ты не будешь это есть, – сказал один из них под номером 1025. – Ты же не хочешь, правда?
И бесцеремонно придвинул к себе тарелку барда.
Диего сперва оторопел от такой наглости, но едва собрался ответить, как вмешался сидящий справа номер 954:
– Что значит – не будет? Может, это ты ему свою порцию отдашь?
– Может, и отдам, – не стал спорить номер 1025. – Хочешь, красавчик? А ты мне взамен…
И добавил такое, что Диего с трудом удержал себя в руках. Если бы не спина… Впрочем, его и это бы не остановило, но ещё одна драка – это очередное наказание, которое он уж точно вряд ли переживёт. А он не мог позволить себе умереть, не отомстив за Хоакина.
Словно уловив его колебания, справа к нему наклонился номер 954 и, обдавая жарким дыханием, прошептал:
– Только скажи, малыш, и тебя больше никто не тронет… кроме меня. Это же лучше, правда?
Наплевав на незаконченный завтрак, Эль Драко вскочил и начал проталкиваться к выходу, чувствуя на себе липкие, ощупывающие, раздевающие взгляды.

А в шахте, уже к концу дня, он потерял сознание от слабости, и пришёл в себя от пощёчин, которые отвешивал ему разозлённый надсмотрщик.
– Только попробуй подохнуть в мою смену! – орал он, ничуть не сдерживая ударов. – И я тебя сам пришибу!!!
Как ему удалось добраться до столовой, Диего помнил плохо. Получив свою порцию «обеда», он рухнул на скамью, опустил голову на руки и закрыл глаза. Его так мутило, что даже есть не хотелось, несмотря на то, что утром он толком не позавтракал. Сил практически не осталось.
– Гляди-ка, что-то наш красавчик совсем раскис, – раздался рядом знакомый голос. Ну конечно, номер 1025. – Ты же поделишься со мной ещё разок, правда? Смотрите-ка, он даже не возражает!
– Я здесь, – шепнул справа номер 954. – Только скажи…
– Да кому ты нужен, старичок, – пренебрежительно фыркнул номер 1025.
– Да, я старше, – ничуть не обиделся 954. – И я, в отличие от тебя, сопляка зелёного, могу доставить мальчику удовольствие, а не просто тупо его отодрать, как делаешь ты и другие вроде тебя.
Эль Драко встал и, пошатываясь от слабости, двинулся к выходу. Какого демона он будет сидеть там и слушать ЭТО? Раньше он врезал бы этим ублюдкам только за подобные грязные мысли вслух. А теперь… Пусть мелят языками, сколько влезет, нарываться на наказание только из-за этого он не станет. Но если они посмеют к нему прикоснуться – другое дело. Хотя в теперешнем состоянии боец из него хреновый.

[киса в свитере]

– Я прошу у вас ещё хотя бы пару дней. Совсем недавно вы говорили мне, что не намерены убивать этого мальчика. – Может быть, на эти пару дней, господин Санадор, вы сами согласитесь занять его место в шахте? – ехидно осведомился Груэсо. Доктор выпрямился, впившись глазами в самодовольное лицо сидящего перед ним человека, а потом с презрением бросил: – Да. – Фидель, не смей, – вскинулся Эль Драко.

ох... нет слов... Фидель-Фидель...

Аватарчик в тему выпал, именно с этим доктором он у меня и ассоциируется.

[киса в свитере]

видения Орландо не могу комментировать... ибо ужас.

[Lake62]

Спасибо!
И на таком напряженном моменте обрывается.
Даже когда знаешь, что Диего выйдет победителем из лагеря, все равно страшно. У него сейчас может начаться та самая апатия, из которой он выйдет, когда его вовремя разозлят. Так что все попытки его сломать выйдут противникам боком.
Фидель - на высоте. Он герой и молодец. И, конечно, скоро Амарго в этом убедится.
Орландо - в своем характере, полностью. Жаль только, что он поведет себя неосторожно сразу после побега Диего.
Хоакин - опять судьба его неясна. Пусть он выживет. Ведь доктор рядом.

[Catkin]

Господи, до чего же страшно! Бедный Хоаким. Он ведь выживет, правда? И бедный Диего... Фидель просто чудо.

Большое спасибо, получилось очень сильно. И очень страшно. Ждем продолжения!

А Диего и правда скорее умрет, чем сдастся. Я как-то в связи с этим цитировала песню Городницкого "Антигагилей", но его песня "Галилей" тоже в тему. "Если каты отрубят руки..."

[Tabiti]

Черепашка с рожками, наш доктор помоложе, правда, но ассоциация в тему)

Lake62,

Жаль только, что он поведет себя неосторожно сразу после побега Диего.

Вот ещё и подумаешь - лучше бы Амарго не заставлял его уехать из Мистралии, может, всё и обошлось бы...

Catkin, большое спасибо за песню! Эту я, кажется, вообще раньше не слышала.

[киса в свитере]

наш доктор помоложе, правда, но ассоциация в тему)

[киса в свитере]

Tabiti, утянула некоторые комменты к себе.

[Tabiti]

Черепашка с рожками, на здоровье)

[киса в свитере]

Tabiti, Оба доктора вызывают во мне самые добрые чувства...

[Tabiti]

Черепашка с рожками, понимаю.

[киса в свитере]

Tabiti,

[Катть.]

Tabiti, ох, черт... Только что прочитала. Бедный Диего! Вот же уроды, как у него вообще хватает сил в таком состоянии еще и в шахте работать... И что-то мне подсказывает, что зря он доктору не рассказал, что его переводят... Но это понятно, ему гордость не позволят.

Теперь ему еще труднее будет... Нда уж, начальство, хоть и сволочь -но умный. И верно, после того концерта в старом бараке к Диего мало кто стал бы цепляться.

Хоакина жалко...

Спасибо за главу, и извиняюсь, что так долго не читала! )))

[Катть.]

PS: кстати, у тебя шикарный новый фон! Нашла, я вижу, "Танец огня" Классная картинка.

[Tabiti]

Катть., я понимаю, прочитала, когда смогла. Ты же болела, не до чтения было. Спасибо за отзыв!

Бедный Диего! Вот же уроды, как у него вообще хватает сил в таком состоянии еще и в шахте работать...

И не говори((( Мне вообще за него очень страшно... И за Хоакина тоже.

А картинка да, шикарная. Только волосы не слишком правильно расположены, но в целом - обалденно.

[Tabiti]

Это пока не продолжение, но всё же... Вот.

[Tabiti]

Дорогие читатели!
Просим прощения за долгое ожидание, реал - такой реал(((

16.

Прошло несколько дней. Кроме номеров 1025 и 954, к «поклонникам» Эль Драко добавилось ещё несколько человек, но, хвала Небу, слишком далеко дело пока не заходило. Они подкатывали к барду и так, и этак, преимущественно порознь, очевидно, не теряя надежды на добровольное согласие. Диего старался не думать, что будет, когда им надоест уламывать его поодиночке, а рано или поздно это произойдёт, и они объединятся, чтобы хоть так получить свою порцию удовольствия.
Постоянное нервное напряжение, в котором он находился, начинало постепенно сказываться, как и то, что номер 1025 периодически лишал его завтраков и обедов. Еды катастрофически не хватало, молодой организм, вынужденный бороться не только с суровым режимом, но и с нанесёнными ранами, требовал своё, и Диего приходил в отчаяние, понимая, что если придётся драться за свою честь, сил у него точно не хватит. Не говоря уже о том, чтобы поквитаться с Ферозом. Надо было срочно что-то придумать, чтобы хоть как-то поправить положение и поддержать ослабевшее тело.
Мысль пришла неожиданно. С отвращением, но уже привычно, наблюдая за пробегающими вдоль стен барака тараканами, Диего вспомнил, как один варвар из Белой пустыни рассказывал ему о том, что они ели саранчу, когда у них кончились припасы. Позже Диего попробовал это блюдо из любопытства и любви ко всему экзотическому, но честно говоря, ему не понравилось. Однако знакомый хин, улыбнувшись, сказал, что не всё полезное – приятно и красиво, и объяснил, насколько питательны насекомые. Однако Диего не согласился. Хинская печёная змея понравилась ему куда больше.
Но теперь у него не было выбора. И он принял решение. В отличие от специально разводимых в качестве «экзотических блюд» насекомых, здешние тараканы были живыми и грязными. Но делать было нечего. Преодолевая отвращение, он накрыл одно из насекомых ладонью, раздавил его и, зажмурив глаза, сунул в рот. Первый раз его стошнило. Но, немного отдохнув, он стал искать второе насекомое, повторяя про себя: «Ты должен выжить, и тараканы совсем не так страшны. Некоторые люди гораздо хуже».

***
Фидель Санадор возился у плиты, когда услышал тихий стук в дверь. Ассистента у него не было, всё приходилось делать самому – и лечить пострадавших, и ухаживать за больными, и вести душеспасительные беседы с отчаявшимися, и наставлять на путь истинный оступившихся. Даже операции порой приходилось делать в одиночку. И сейчас он самолично стерилизовал хирургические инструменты.
– Кто там? Входите! – не оборачиваясь, крикнул доктор.
Скрипнула дверь, кто-то кашлянул.
– Я освобожусь через минуту.
– Не торопитесь, доктор, я подожду, – отозвался низкий незнакомый голос.
Санадор снял с огня жестяную коробочку, слил кипяток и, наконец, оглянулся.
На пороге стоял низенький коренастый человек в лагерной робе, которая едва сходилась на мощной груди. Склонив бритую голову, он смущённо мял в руках полосатую шапочку, но в пронзительном взгляде маленьких угольно-чёрных глаз не было ни капли смирения.
– Что с вами случилось? – спросил Санадор.
– Отчего вы решили, что со мной что-то случилось? – вопросом на вопрос ответил человек.
Фидель удивлённо хмыкнул и ответил:
– Возможно, потому что ко мне обычно обращаются за помощью.
– Значит, я попал по адресу. Я пришёл к вам именно за помощью.
– Я вас слушаю. Присаживайтесь, – Фидель сделал приглашающий жест.
Незнакомец водрузился на стул, поболтал короткими ножками и очень серьёзно посмотрел на доктора.
– Итак, что с вами случилось? – вновь спросил Санадор.
– Со мной – ничего, – наконец ответил тот. – Это касается одного молодого человека. Диего Алламо дель Кастельмарра. Вам что-нибудь говорит это имя?
Фидель вздрогнул.
– Что с ним?! Я видел его пару дней назад, и с ним было всё в порядке. Если бы… я бы знал.
– Не волнуйтесь, доктор. Насколько мне известно, пока с ним ничего не случилось. И я надеюсь, что мы с вами сделаем всё возможное, чтобы и в дальнейшем ему ничего не угрожало, – незнакомец улыбнулся, отчего его и без того несимпатичное лицо стало почти отталкивающим.
– Каким образом? – Санадор подозрительно прищурился.
– Насколько я могу судить, вы, дон Фидель, не симпатизируете правящему режиму, – вместо ответа сказал тот. – Во всяком случае, ваши речи и поступки говорят об этом.
– Вы мне угрожаете?
– Напротив, – карлик снова улыбнулся. – Кстати, прошу прощения, по-моему, я забыл представиться.
– Будьте любезны.
– Вы можете называть меня Агриппа.
– Странное имя для человека.
– А то вам сказал, что я человек? – чуть насмешливо улыбнулся Агриппа.
Фидель понимающе кивнул:
– Я думал, все гномы давно покинули Мистралию. Что же вас заставило здесь задержаться?
– Дон Диего, известный как Эль Драко.
Санадор поднялся, поплотнее притворил дверь и задёрнул штору на окне.
– Я вас внимательно слушаю, – серьёзно сказал он.
– Я рад, что он в вас не ошибся.
– Кто?
– Амарго. Надеюсь, вы слышали о нём?
– Лидер Сопротивления? – Фидель удивлённо воззрился на Агриппу. – И он прислал вас для того, чтобы вытащить Диего из лагеря?
Гном кивнул:
– Вы схватываете налету. Значит, мы можем рассчитывать на вашу помощь?
– Несомненно.

***
Это произошло через несколько дней после того, как Диего начал подкрепляться насекомыми. Он пошёл в туалет сразу перед отбоем, как обычно, пропустив всех остальных. Но на этот раз не помогло. Едва он собрался выходить, как дверь хлопнула, пропуская внутрь номер 1025.
– Куда торопишься, красавчик? Давай поговорим...
– Поговорим?.. – нервно хохотнул Диего. Убедившись, что парень не старше его самого пришёл один, он слегка расслабился.
– На языке тела, – с улыбочкой пояснил тот и, бесцеремонно шагнув вперёд, обнял Эль Драко чуть ниже пояса, запустив одну руку в штаны.
Неизвестно, чего он ожидал от барда, но явно не такой молниеносной реакции. В следующее мгновение он отлетел к противоположной стене и, здорово приложившись спиной, несколько секунд приходил в себя, мотая головой и тупо глядя на измученного человека, явно не понимая, откуда он взял силы для такого удара. Потом в его глазах полыхнула злоба. Оттолкнувшись от стены, он двинулся вперёд, бормоча:
– Не хочешь по-хорошему? Да я же тебя сейчас!..
Диего отступил к стене и сжал кулаки. Противник был выше его и шире в плечах. Да к тому же не постился последние две недели, как обессилевший от недоедания бард. Эль Драко возблагодарил Небо за пришедшую ему в голову идею и тараканов, которые не дали ему подохнуть с голоду. А ещё он твёрдо знал, что будет драться насмерть, чего бы это ему ни стоило.
Извращенец нагнул бритую голову и с рёвом бросился на барда. Диего увернулся, впечатал кулак в квадратную челюсть и сам едва удержался на ногах, получив удар под дых. От следующего удара потемнело в глазах, кровь залила разбитое лицо, колени подломились. Он увидел летящий в лицо ботинок и ударил сам, метя в пах. Громила взвыл, рухнул навзничь и покатился по полу. Диего не медлил. К чёрту благородство – это не дуэль, где не бьют упавшего противника. Здесь – либо ты, либо тебя. Бард вскочил на ноги и, сцепив ладони в замок, что есть силы ударил врага в лицо. Отвратительно хрустнули кости. 1025 захрипел и попытался подняться, но Диего ударил ещё раз. А потом он вообще перестал что-либо соображать. Просто бил наотмашь, не думая, не рассуждая. Он не ощущал боли ни в треснувших рёбрах, ни в сбитых костяшках. Дыхание со свистом вырывалось из груди, и единственным чувством, завладевшим им всецело, была дикая первобытная ярость. Он потерял контроль над собой и молотил, молотил уже неподвижное тело…

… Он разогнулся, тяжело дыша, плюнул в месиво, которое ещё несколько минут назад было довольно смазливой рожей, и переступил через неподвижное тело. Подошёл к умывальнику, плеснул в лицо несколько пригоршней ледяной воды и, пошатываясь, двинулся к выходу из туалета.
Неожиданно холодный острый воздух застрял в лёгких, мешая вздохнуть, к горлу подкатила тошнота, перед глазами поплыли разноцветные круги. Диего ухватился за стену, чтобы не упасть…

[Tabiti]

***
– Браво! Бис! Маэстро, вы неподражаемы! – со всех сторон слышались восторженные крики. Люди как безумные ринулись на сцену. Тысячи рук подхватили своего кумира. Он плыл над боготворившей его беснующейся толпой и наслаждался жизнью. Его любили, и он купался в этой любви, задыхаясь от счастья.
Внезапно его взгляд встретился с чёрными омутами. Он замер, застыл, оцепенел. Мир вокруг перестал существовать. Была только ОНА и её бездонные глаза.

Они познакомились тем же вечером на веселой пирушке, которую устроили братья Бандерасы. Близнецы, как всегда, закатили такую пьянку, что небу стало жарко. Эль Драко веселился на полную катушку. Вино лилось рекой, девицы не особо тяжёлого поведения, барды всех мастей – в общем, дым стоял коромыслом.
– Маэстро, вы неподражаемы! Браво, браво! – пьяные голоса слились в один сплошной гул.
На вечеринку в тот день была приглашена половина консерватории. Эль Драко давал концерт в родных пенатах, а молодёжь разогревала публику перед выступлением кумира. И студенты сорвали немало аплодисментов и оваций. Великий бард широким жестом пригласил всех к себе, крикнув:
– Гуляем, ребята! В нашем распоряжении целый особняк!
Шумная ватага вовсю веселилась вместе с труппой Эль Драко.
Диего высоко поднял полный кубок и крикнул во всю мощь своего голоса, чтобы перекричать пьяные крики:
– Господа! Господа, прошу внимания!
Мгновенно упала тишина. Эль Драко самодовольно улыбнулся – одному его слову повиновалась целая толпа. И ему это очень нравилось.
– Господа, – продолжал он. – Позвольте выпить за прекрасную нимфу. Бесподобную, обворожительную Анхелику Фелициано.
Он обернулся и в упор посмотрел на тоненькую большеглазую девушку. Она аккомпанировала ему сегодня на фортепьяно и совершенно очаровала его. Чистота, невинность, грация и такое милое смущение.
– Благодарю, – прозвенел её голосок.
Эль Драко шагнул навстречу девушке.
– Позвольте выпить вместе с вами, – прошептал он.
Анхелика улыбнулась и подняла свой бокал.
– Вы прекрасны… – он наклонился вперёд и приник губами к её губам.
…Она застыла. Глаза удивлённо распахнулись и внезапно вспыхнули каким-то диким огнём. Анхелика уронила бокал, расплескав вино, упёрлась ему в грудь острыми кулачками, что есть силы оттолкнула и, размахнувшись, влепила хлёсткую пощёчину. Эль Драко удивлённо моргнул и потёр пылающую щёку.
– Как вы смеете!– крикнула она сорвавшимся голосом. – Вы… вы… – кажется, в её словаре просто не было слов, чтобы выразить всю степень возмущения.
Стало очень-очень тихо. Они стояли друг против друга – Анхелика, гордо вскинув голову, на её щеках горел лихорадочный румянец, глаза сверкали, руки были стиснуты так, что костяшки побелели, и Эль Драко – удивлённый и растерянный, непонимающий, чем заслужил эту вспышку агрессии. Ведь женщины, все до одной, вешались ему на шею, спали и видели, чтобы он обратил на них хотя бы мимолётный взгляд. И вдруг – такая реакция. Почему? Чем он заслужил? Ведь он всего лишь поцеловал её. Ничем не оскорбил, наоборот. Он выделил её из толпы, он…
Эль Драко обвёл непонимающим взглядом зал и… замер. Он снова увидел ЕЁ. Потрясающая красавица, тонкий стан, смоляные локоны, смуглая атласная кожа, алые губы… А глаза… Он с одного взгляда утонул в этих чёрных колодцах. Она словно плыла над полом.
– Дура, кого ты оттолкнула? – она, отодвинув плечом Анхелику и не отрывая взгляда от Эль Драко, промурлыкала: – Милый, не бойся, сейчас я тебе помогу…
Они слились в бесконечном страстном поцелуе. Мир перестал существовать для Эль Драко. Была только ОНА.
– Кто ты? – прохрипел он.
– Патриция, – она улыбнулась зовущей улыбкой.
Сумасшедший вихрь захватил его. Никого вокруг больше не было. Только она – Патриция. Он хотел её так, как не хотел до этого ни одну женщину. И Патриция отдалась ему вся, без остатка. Эль Драко верил в это свято и безоговорочно. Он любил её, и она отвечала ему взаимностью.
Но утром, как только Патриция ушла, словно пелена спала с его глаз. Он вспомнил гордую девочку Анхелику Фелициано и понял: нельзя это так оставлять. Надо попросить прощения за то, что он её обидел… Если она так считает.
Но Анхелика осталась тверда. Извинения приняла, но приглашение сходить куда-нибудь вечером – отклонила. Однако он не слишком расстроился: ведь теперь у него была Патриция. Она приходила снова и снова, и он влюблялся в неё всё сильнее. А образ Анхелики постепенно растаял в его памяти.

Сон это был или бред, он и сам не понял. Сознание мутилось, перед глазами всё плыло, Диего слабеющими руками хватался за стену, пальцы скользили по мокрой поверхности, ноги подгибались. Он пошатнулся и тяжело рухнул навзничь.

[киса в свитере]

Tabiti, завтра почитаю!!!!!!!!!!!!!!!!!

[Elika_]

Дорогие читатели! Просим прощения за долгое ожидание, реал - такой реал(((

да, именно. но теперь, надеюсь, таких задержек мы постараемся избежать

[Tabiti]

Черепашка с рожками, хорошо)

Elika_,

но теперь, надеюсь, таких задержек мы постараемся избежать

Да. А читателям, очевидно, всё равно пока придётся с самого начала перечитывать, чтобы припомнить.

[Нари]

Читатели прекрасно все помнят. тяжелый кусок, но очень выразительный. Просто как перед глазами встает.

[киса в свитере]

как вовремя посланец Амарго нашёл доктора! А я было испугалась, что это провокатор!
Глава шикарная!
Диего умница.

[Catkin]

О Господи, до чего страшно! Бедный Диего. Очень символично про то, что некоторые люди хуже тараканов. Воспоминание хорошее. И вообще, очень сильно получилось, спасибо!

[Lake62]

Tabiti, Elika_,
Спасибо за новую главу. Эль Драко постепенно превращается в Кантора... Но при этом не изменяет себе.
И воспоминания как раз очень уместны именно здесь. Патриция и Саэта... Какие они разные, стоят на противоположных полюсах. Но Диего еще не все знает.
Очень хорошо, что на Санадора вышел человек от Амарго. Точнее, гном. Гномы вообще большие молодцы.

[Катть.]

А блин, опять оно не отправилось!

Ух ты... Наконец-то прочитала - точнее, проглотила на одном дыхании))) Здорово, долгое ожидание стоило этой красоты! Такие разные по настроение части... Вторая, которая воспоминания, на удивления светлая и наполненная жизнью - но все ранво не по себе, потому что понятно, к чему ведет история с Патрицией.
А вот появление Саэты - точнее, пока что Анхелики - восхитило до безумия. Черт, какая же она настоящая и похожая на ту, что я представляла по книге...
А вот дальше совсем жутко началось(((( Очень рада, что ему снова удалось отбиться! Знала, тчо так и должно быть, в книге ведь его не сломали... Но все равно страшно было очень.
И вообще, это описание лагерной жизни... Настолько реалистичное, что аж жутко становится. Тараканы эти, бр... Сразу вспомнилось, что он "не привык перебирать харщами"... Я как раз недавно посмотрела "Помни имя свое", про Освенцим - так прямо видела эти кадры перед глазами, когда читала - и эту часть, и те, что предыдущие...
В общем,

Пошла перечитывать с начала. Стыдно должно быть, кстати, дамы! У меня тут дел по горло, а я опять засела за "Жизнь...", и отрываться не хочется...

[Tabiti]

Нари, Черепашка с рожками, Catkin, Lake62, Катть.,

Новая глава будет завтра... Точнее, уже сегодня, если посмотреть на время)
И кидаю сюда ссылку на второе стихотворение, написанное по этому фику.

[Lake62]

Tabiti,
Спасибо заранее!

[Tabiti]

17.

– И что мне с тобой делать? – знакомый укоризненный голос слышался глухо, как сквозь вату.
Диего застонал, перекатил голову по подушке и с трудом разлепил ресницы. И тут же зажмурился от резанувшего по глазам нестерпимо яркого света. Во рту пересохло, боль огненным обручем перехватывала грудь, не давая возможности вздохнуть. С губ помимо воли вновь сорвался стон.
– Потерпи, парень!
Потом он почувствовал, как кто-то приподнял его голову и поднёс ко рту кружку. Он сделал жадный глоток. Скривился и едва не выплюнул горькое питьё.
– Пей! – голос стал строже. – И не смей плеваться, если хочешь, чтобы тебе полегчало.
Бард послушно сделал ещё два глотка, закашлялся и с трудом поборол приступ тошноты.
– Теперь отдыхай. Скоро лекарство подействует, и тебе станет лучше.

Когда он в следующий раз пришёл в себя, то в большей степени почувствовал себя человеком, чем выжатой тряпкой. Диего осторожно приоткрыл глаза и огляделся. Увидел знакомые серые стены, маленькое зарешёченное оконце, занавешенное старой ветошью, и невесело усмехнулся. Он здесь чуть больше трёх лун, а уже который раз оказался в лазарете?
– Так и на тот свет отправиться недолго, – горько прохрипел он.
– И думать не смей! Я не ожидал, что тебя так легко сломить. Немедленно брось эти пораженческие мысли! – Фидель склонился над распростёртым на кровати бардом и укоризненно покачал головой.
– Слишком усиленно эти мысли в меня последнее время вбивали, – Эль Драко криво улыбнулся.
– Что с тобой, Диего, я не узнаю тебя, – доктор присел на краешек кровати.
– Я сам себя не узнаю. Что с Хоакином? – спросил бард без всякого перехода.
– У меня для тебя есть послание, – вместо ответа сказал Санадор. – Кое-кто справлялся о тебе.
– Фидель, не заговаривай мне зубы! Что с ним? – Диего приподнялся на локтях и в упор посмотрел на друга.
Доктор покусал губы и отвёл глаза.
– Говори же!
– Мальчик всё ещё очень плох, – наконец через силу вымолвил Санадор, вздохнул и мрачно добавил: – И что самое паршивое, он не борется. Я могу поддержать его тело, но мне не удаётся заставить его жить. Он угасает, Диего. Но тебя я им не отдам! И у меня для тебя есть сообщение от одного друга, – и добавил шёпотом: – Амарго.
Диего моргнул, дыхание на миг перехватило. Пару секунд спустя он медленно выдохнул и протянул:
– Нашёл всё-таки, – потом взгляд его затвердел, и бард выговорил, в упор глядя на Санадора: – Так вот, Фидель. Передай Амарго, что я… бесконечно ему благодарен за заботу, что я не сомневался в том, что он меня не оставит, но…
– Но? Диего, что это значит?
– А то и значит, что без Хоакина я никуда не пойду. Понятно? – жёстко бросил он.
– К твоему побегу почти всё готово. Человек… гном, который всё организовал…
– Я не брошу мальчишку, – перебил доктора бард. – Я ему обещал. А Амарго меня поймёт.

Когда к Санадору на следующий день пришёл Педасо д’Алькорно и заявил, что господин Груэсо требует, чтобы доктор немедленно отравил заключённого номер 1855 в барак, Фидель накинулся на начальника лагерной охраны почти с кулаками.
– … Так и передайте Груэсо, что я не нанимался в палачи. Для этой цели у него имеется Фероз и другие отморозки. Я доктор, ясно вам это? И я получил чёткие инструкции: бард Эль Драко должен оставаться живым. Я надеюсь, вам не нужно уточнять, кто уполномочен давать такие инструкции? Или вы сами желаете занять место в бараке? Если вы ещё раз только посмеете заикнуться о том, что я должен делать и чего не должен, вы очень сильно пожалеете об этом. Вы меня поняли, господин Педасо?
Тот мигнул поросячьими глазками, растерянно хлопнул губами и пробормотал:
– Я доложу начальнику лагеря, – развернулся на сто восемьдесят градусов и строевым шагом покинул лазарет.
Фидель с облегчением выдохнул и упал на стул. Что ж, по крайней мере, несколько дней он для Диего отвоевал. Груэсо не станет настаивать на том, чтобы вытащить полуживого пациента обратно в шахту и в этот барак, полный извращенцев. Приказ президента никто не отменял – непокорного барда требовалось сломать, а не убивать. Санадор покусал губы. То, что Диего не станет сейчас бежать, Фидель уже не сомневался. Он ещё пару раз попытался поговорить с бардом на эту тему, и всё, что получил – отборный трёхэтажный мат в свой адрес и обещание, что если он ещё раз заикнётся о побеге, вылетит за дверь.
– Заткнись, Фидель! Я тебе уже тысячу раз повторил, что без Хоакина никуда не пойду! Так и передай, мать его, Амарго. Я лучше сдохну здесь, чем брошу своего друга! Уяснил? – прошипел Диего, сжав кулаки. Он схватился за грудь и закашлялся.
– Успокойся, я всё понял, – Фидель с силой уложил его обратно в постель и добавил: – Ты должен поправляться.
– Я должен быть с Хоакином, – хрипло выдохнул бард.
– Ты останешься в постели, а к Хоакину пойду я. Сейчас тебе самому требуется сиделка, так что я тебя выпущу, как только окрепнешь.
– Пошёл ты к демонам!
Фидель невесело усмехнулся:
– Не сомневайся, именно это я и собираюсь сделать, как только проведаю мальчика.

Будь что будет, но он решил сегодня же поговорить с лагерным начальством о судьбе Эль Драко. Тем более, что оба, и Груэсо, и Мальвадо, вновь закрыли глаза на убийство. Это значит, что, возможно, только возможно, они получили ещё какой-то приказ о судьбе дель Кастельмарра. И может быть, их удастся убедить перевести Диего обратно в барак Абьесто. Там-то уж его никто не тронет. А иначе, рано или поздно, и скорее рано, великий бард превратится в мёртвого великого барда. Фидель тяжело вздохнул. Насчёт Мальвадо он был уверен – тот, всё-таки, вменяемый человек, а вот напыщенный болван Груэсо…
Услышав тихий стук в дверь, доктор едва не подпрыгнул.
– Кто это?
В дверях возник сначала длинный нос, а потом и вся несимпатичная физиономия посланника Амарго:
– Доктор, мне нужно с вами поговорить.
– Я вас слушаю, Агриппа, – сказал Санадор.
Гном плотно притворил дверь, прошёл на середину комнаты и, не дожидаясь приглашения, уселся на единственный в комнате стул. Фидель прислонился к дверному косяку и приготовился слушать.
– Как скоро Эль Драко будет в состоянии передвигаться самостоятельно? – спросил гном, устремив пронзительный взгляд на доктора.
– То есть? – удивился доктор.
– Мне нужно знать, сколько времени понадобится вам на то, чтобы поставить его на ноги.
– Я думаю, не больше недели, – задумчиво проговорил Санадор.
– Неделя. – Агриппа стиснул подбородок. – Что ж, неделю можно подождать. Это не страшно. Время для побега ещё есть.
– Только…
– Что?
– Видите ли, боюсь, что и после того, как я выпишу его из лазарета, он не согласится бежать.
Гном удивлённо поднял брови:
– Почему вы в этом так уверены?
– Потому что я уже говорил с ним на эту тему. Дело в том, что здесь находится один человек, которого Диего ни за что не оставит. И он мне об этом уже неоднократно заявлял, причём в совершенно непечатных выражениях.
Агриппа нахмурился:
– У меня задание – забрать Эль Драко и вывезти его из страны.
– Он не уйдёт без Хоакина Боско. – покачал головой Фидель. – Этот мальчик стал ему близким другом. Но сейчас ему очень и очень плохо. Боюсь, что он не оправится через неделю. И, честно говоря, мне остаётся только уповать на чудо: я не знаю, что ещё сделать, чтобы Хоакин поправился.
Гном помолчал и мрачно сказал:
– Я могу ждать, самое большее, десять дней. Через две недели уходит корабль в Эгину. Эль Драко должен быть на этом корабле.
– И как вы себе это представляете? – Санадор невольно усмехнулся. – Он наотрез отказался уходить без Хоакина.
– В самом крайнем случае я уполномочен доставить его на этот корабль помимо его воли.
– Каким же образом?
– О, у меня есть свои секреты, – Агриппа растянул губы в улыбке. – Однако прибегать к крайним мерам было бы очень нежелательно. Я бы предпочёл, чтобы он последовал за мной добровольно. Поэтому, доктор Санадор, я прошу вас сделать всё возможное, чтобы к намеченному сроку Эль Драко был в состоянии это сделать.
– Я, конечно, постараюсь, но Диего упрям, как сотня ослов. И всё-таки, как насчёт мальчика?
– Я не против взять с собой ещё одного. Но, повторяю ещё раз: операция спланирована и тщательно подготовлена. Поэтому с… как, вы сказали, зовут этого мальчика?
– Хоакин Боско.
– Поэтому с Боско или без него, Эль Драко будет доставлен на корабль вовремя, а уже ваша задача позаботиться о том, чтобы на корабле оказался и Хоакин. – Агриппа вздохнул и добавил: – Мне бы не хотелось, чтобы после своего спасения дель Кастельмарра возненавидел Амарго. А я в любом случае выполню данный мне приказ.

[Tabiti]

***
– Опять вы? – скривился Груэсо, увидев Санадора на пороге своего кабинета. Он, как обычно, сидел в своём любимом кресле и рассеянно вертел в руках пустой бокал на изящной тонкой ножке.
Мальвадо, тоже как обычно, расположился напротив, и почему-то недовольно поглядывал на начальника.
– Да, опять я, – не смутился доктор. – И я не уйду отсюда до тех пор, пока вы не переведёте Диего обратно в барак Абьесто.
– Значит, вы нарушите свои должностные обязанности, потому что, пока вы будете прохлаждаться здесь, в лазарет выстроится длинная очередь, – парировал Груэсо.
– Неужели вы не понимаете? – с гневом и отчаянием заговорил Санадор. – Его же там убьют!
– Я распорядился не убивать, – ответил начальник лагеря и лениво потянулся за бутылкой эгинского.
– Вы распорядились? – Санадор задохнулся от возмущения. – Да вы хоть понимаете, как это происходит?! Вы видели, что осталось от того заключённого в туалете? Если кто-то из тех отморозков впадёт в состояние аффекта, никакие распоряжения не помогут!
Груэсо, хвала Небу, задумался, а потом повернулся к своему заместителю:
– Что скажешь?
– Я уже говорил, – пожал плечами тот. – Я согласен с доктором.
Санадор бросил на него благодарный взгляд и, к его удивлению, Мальвадо ответил едва заметным кивком.
– Хорошо, – нехотя буркнул Груэсо. – Я подумаю. А пока, доктор, вернитесь к своим непосредственным обязанностям. Да, и хочу вам сказать, – бросил он в спину уже шагнувшему к двери Санадору, заставив того остановиться и обернуться, – что моё решение будет напрямую зависеть от того, насколько быстро вы поставите на ноги этого проклятого барда!

***
Из-за последнего замечания Груэсо доктору пришлось выписать Диего уже через четыре дня. Правда, тот уверял, что чувствует себя хорошо, но Санадор видел, что это далеко не так. Хотя больничные харчи всё же хорошо подкрепили пациента и придали ему сил.
Но самое главное, что после выписки из лазарета Эль Драко действительно перевели обратно в барак Абьесто. Начальник лагеря сдержал-таки слово.

А ещё через два дня, как всегда, ранним утром, в лагерь прибыл очередной этап. Заключённые только-только построились на поверку, и новички, оказавшись под прицелом сотен пар глаз, невольно сбились в кучку, оглядываясь кто хмуро, кто растерянно, кто испуганно. Встретившись глазами с одним из них, Диего вздрогнул, и оба застыли, не отрывая друг от друга взгляда. Антонио… Так вот где довелось встретиться!
В консерватории их называли «неразлучной пятёркой» – Эрнесто, Альберто, Луис, Диего и Антонио. Они дружили с первого курса и действительно почти не расставались. Особенно любили сидеть после занятий в кафе «Три струны», болтая о том о сём, в том числе и о политической ситуации в стране. Тогда у власти была Лига Закона и Порядка, и казалось, стоит её свергнуть, как в многострадальной Мистралии всё, наконец, наладится и начнётся нормальная жизнь. Кто бы знал, что всё так обернётся…
Диего вспомнил свою последнюю встречу с друзьями, их тогдашний разговор. Они тоже собирались эмигрировать, но не были уверены, что когда-либо вернутся. А он был уверен. Вот и вернулся… на свою голову.
А теперь оказалось, что вернулся и Антонио. Но наверняка совсем недавно, уже после его ареста. Иначе они бы непременно встретились раньше.
Зачем же он вернулся, когда всё уже было так очевидно? Надо обязательно с ним поговорить! В какой барак его определят? Если они окажутся в разных бараках, увидеться будет сложнее, но… Пусть его отправят куда угодно, только бы не к Азуло!
Тем временем новичков быстренько пересчитали, сверили со списком и погнали в сторону бараков. Прежде чем отвернуться, Антонио чуть заметно кивнул. Диего вздохнул, провожая его глазами. Как получилось, что его друг тоже оказался здесь? Как и он, как незадолго до него Сантьяго? Похоже, Гондрелло всерьёз взялся за бардов. И не просто за бардов, а за самых талантливых… Понял, что бездарь Морелли уже не помогает, и таким образом хочет подправить свою репутацию? Что же теперь будет? Власть хочет заставить бардов продавать Огонь. Что будет со страной?..
Надо как-то бежать отсюда. Теперь, когда и Антонио здесь, это должно получиться. В консерватории у них всегда всё получалось, значит, и теперь получится. А если они погибнут при попытке к бегству, то это лучше, чем жить в таком дерьме.