ЖИЗНЬ, СГОРЕВШАЯ В ОГНЕ
Фандом: Оксана Панкеева «Хроники странного королевства»
Название: Жизнь, сгоревшая в Огне
Автор: Tabiti
Соавтор: Elika_
Соавтор: Lake62
Главные герои: Диего в бытность свою Эль Драко
Категория: джен
Жанр: психология, ангст, экшен, драма
Рейтинг: R
Размер: макси
Дисклеймер: главные герои принадлежат Оксане Панкеевой
Таймлайн: за пять с лишним лет до начала первого романа «Пересекая границы» (приквел)
Предупреждение: поскольку достоверных сведений об этом периоде жизни Диего у Панкеевой не слишком много, а те, что есть, сложновато увязать в чёткую хронологию, в приквеле могут быть небольшие нестыковки, иногда даже намеренные. Но главная сюжетная канва чётко соблюдается, иначе и писать бы не стоило.
Аннотация: Прошло всего полгода, как молодой, но уже знаменитый на весь континент, бард Эль Драко, узнав о демократических переменах, вернулся в родную Мистралию. Овации публики, всеобщее ликование, любимая девушка... Но вскоре власть начинает "закручивать гайки", и всё счастье великого барда заканчивается в один миг.
ОКОНЧАНИЕ ОТ 28 СЕНТЯБРЯ 2019
читать дальше1.
– Маэстро! Маэстро, можно автограф?
Звонкий мальчишеский голос пробился сквозь восторженные крики и аплодисменты толпы. Присев на корточки на краю заваленной цветами сцены, Эль Драко взял протянутые ему блокнот и карандаш.
– Маэстро… пожалуйста!
Мягко улыбнувшись, молодой бард поставил на чистой странице свой росчерк и вернул блокнот мальчишке, который тут же прижал его к груди:
– Спасибо!
– Не за что. Как тебя зовут?
– Мигель, – застенчиво ответил мальчик. – А это мой брат Рикардо!
Он показал на стоящего рядом высокого стройного юношу, взирающего на молодого барда, как на божество.
Диего ласково взлохматил тёмные волосы мальчика. Мигель счастливо улыбнулся и бережно убрал блокнот с заветной росписью в карман лёгкой курточки:
– Я его всю жизнь хранить буду!
– Итак, дамы и господа, на сегодня концерт окончен...
– Как раз вовремя, – внезапно раздался грубый голос. Расталкивая толпу, к сцене пробились люди в форме.
– Тайная полиция! – испуганно охнул кто-то.
Эль Драко слегка изменился в лице и быстро оглянулся на артистов своей труппы, кивком давая понять, чтобы уходили. Пока не поздно.
Если ещё не поздно...
– Маэстро, – начальник отряда растянул губы в резиновой улыбке. – Рад был послушать ваши песни. Уж простите, цветов не принёс.
"Провалитесь вы с цветами или без", – подумал Диего, а вслух спросил:
– Что вам нужно?
– У нас ордер на ваш арест, – слегка извиняющимся тоном объяснил начальник отряда. – Извольте сдать оружие и следовать за нами.
– У меня нет оружия, – сказал знаменитый на весь мир бард, вскинув подбородок. Краем глаза он заметил, что толпа зрителей начала стремительно редеть, но ушли не все – многие всё ещё стояли вокруг открытой сцены, и напряжение так и витало в воздухе.
– Позволите проверить?
Вот же наглая морда! Эх, врезать бы по ней...
Люди вокруг заволновались. Диего поймал испуганный взгляд Мигеля, уцепившегося за руку старшего брата, лицо которого заметно побледнело. Да что же они стоят? Уходить надо, и быстрее!
– Проверяйте, – равнодушно бросил он, подняв руки. Кто бы знал, чего стоило ему это равнодушие!
– Спускайся, – приказал начальник отряда, переходя на "ты". Всю вежливость с него будто ветром сдуло.
– А у вас силёнок не хватит забраться на сцену?
– Предпочитаешь, чтобы тебя согнали с неё пинками? – ухмыльнулся один из полицейских, настоящий верзила и почти наверняка голдианец.
– Я всегда буду на сцене, – ответил Эль Драко. – Но тебе этого не понять.
Начальник отряда поморщился и кивнул полицейским. Двое из них тут же ловко запрыгнули на подмостки и, топча цветы, двинулись к барду. Диего снова бросил взгляд на людей внизу и увидел, как губы Мигеля шевелятся, выговаривая одно-единственное слово:
– Беги! Беги! Беги!..
"Не могу, мальчик. Ты не поймёшь. Да и не успеть... А если всё же каким-то чудом уйду, так только до первого патруля..."
Один из полицейских небрежно пнул прислонённую к роялю гитару, и она с гулким звуком упала, жалобно зазвенев. Бард вздрогнул, словно этот удар достался ему, но не пошевелился. И ничего не сказал.
– Руки подними, – лениво бросил полицейский, убедившись, что задержанный не собирается сопротивляться. Так же лениво обхлопав карманы, он повернулся к начальнику:
– Всё чисто.
– Так давайте его сюда!
– Шагай, – приказал второй полицейский и толкнул барда в спину.
– За что вы его арестовываете? – вдруг крикнул звонкий мальчишеский голос.
На мгновение все, в том числе и полицейские, остолбенели от неожиданности.
"Что же ты делаешь, мальчик? – лихорадочно пронеслось в голове Диего. – А ты, старший, чего ждёшь? Хватай брата и беги отсюда! И не оборачивайся!"
Будто услышав отчаянные мысли барда, Рикардо крепко схватил своего младшего за руку и потащил за собой сквозь толпу. Видимо, сочтя ниже своего достоинства преследовать мальчишек, полицейские отвернулись, сделав вид, что ничего не произошло, и двое из них крепко взяли арестованного барда за локти:
– Пошли!
– Вам обязательно меня тащить? – поморщился Эль Драко. – Я и так никуда не денусь.
– А кто тебя знает, – буркнул начальник отряда. – Испаришься, а нам потом так настучат, что мало не покажется!
Полицейские настойчиво подтолкнули барда вперёд, и ему ничего не оставалось, как подчиниться. Люди вокруг снова глухо зароптали, но громко протестовать, как это сделал мальчишка, больше никто не осмелился. И Диего был рад этому: допускать кровопролитие и провоцировать новые аресты он не собирался. Не дождутся.
Они молча прошли между неохотно расступившимися людьми. Многие из них, взглянув на маэстро, которого только что слушали, затаив дыхание, и которому бурно аплодировали, тут же отводили глаза. Правильно, у них же семьи… родители, мужья, жёны, дети. Не надо вмешиваться, всё равно не поможет, а сколько ещё добавится поломанных судеб... Один, пусть даже гениальный бард, того не стоит.
На узкой мощёной улочке ждала крытая полицейская повозка, к которой его и подтолкнули. Он ещё успел оглянуться и увидел, как двое оставшихся на сцене полицейских внимательно осматривают вещи.
В груди болезненно кольнуло.
«Моя гитара…»
Это был не просто инструмент; это была его верная подруга. Она сопровождала его повсюду. С ней он делился радостями и горестями, она не бросала его в трудные минуты, ей он доверял свои самые сокровенные тайны, нежно оглаживал лакированные бока и трепетно ласкал струны… И любимая гитара всегда отвечала ему взаимностью. Она была сделана ещё по заказу отца и подарена им сыну на пятнадцатый день рождения. С тех пор они и не расставались.
– Что застыл? Залезай, – буркнул начальник отряда и подтолкнул Диего в спину.
Возница подхлестнул лошадей, и карета с забранным решёткой оконцем скрылась за поворотом одной из главных улиц столицы. Оставшиеся на площади люди, как по сигналу, начали спешно разбегаться в разные стороны: скорей-скорей покинуть эту площадь, которая только что была наполнена радостью и весельем, но внезапно превратилась в тягостное и мрачное место. А солнце, словно с издёвкой, вовсю сияло с бездонного синего неба.
Но по домам разбежались не все. Небольшая горстка молодёжи – в основном, студенты консерватории, которые боготворили своего кумира, бросились совсем в другую сторону. Тайная полиция двигалась по центральным улицам Арборино, а юные барды избрали другой путь. Никто из них не сомневался, что Эль Драко повезли в следственную тюрьму. Демократическая весна, объявленная Объединением Всеобщего Благоденствия, как только оно пришло к власти после очередного переворота, закончилась очень быстро. И следственная тюрьма, которую три месяца назад обещали разобрать по камушку, вновь до отказа была заполнена диссидентами всех мастей.
Самый короткий путь лежал через переулки. Не прошло и получаса, как парни и девчонки выскочили на маленькую площадь, которую венчала серая громада здания тюрьмы.
– Они ещё не подъехали, – раздался тонкий девичий голос.
– Мы дождёмся и отобьём Эль Драко!
– Да как они посмели поднять руку на величайшего барда континента!..
– Надо было ещё на площади вступиться за него!
– Они не посмеют!..
Молодёжь распалялась всё больше. Правда, их было не больше десятка, и оружия почти ни у кого не было, но, на худой конец, и скрипки с валторнами, в случае чего, могут послужить оружием.
***
Полицейская карета долго катила по улицам Арборино, гулко бухая колёсами по булыжной мостовой. Каждый удар отзывался болью в сердце, но Диего постарался натянуть на лицо маску равнодушия. Пусть это далось и непросто, но полицейским не увидеть ни его страха, ни отчаяния.
В памяти невольно всплыл тот день, несколько лет назад, когда его, ещё семнадцатилетнего мальчишку, студента последнего курса консерватории, по приказу полковника Сан-Барреды схватили на улице по ложному обвинению и в точно такой же тюремной карете доставили в следственную тюрьму. Тогда он провёл там всего несколько дней, которые показались ему вечностью, и был освобождён благодаря хлопотам мамы.
Диего стиснул зубы и мотнул головой, прогоняя непрошенные мысли. Он не хотел это вспоминать.
Наконец повозка остановилась. Полицейский распахнул дверцу и прикрикнул:
– Вылезай. Или тебе здесь так понравилось? – хохотнул он.
Пригнувшись, бард выбрался наружу и огляделся. Прямо перед ним возвышалось ничуть не изменившееся за эти несколько лет мрачное серое здание следственной тюрьмы с крошечными зарешёченными окошками, толстыми стенами и тяжёлыми, окованными железом дверями.
Эль Драко стоял, окружённый полицейскими, а в отдалении топталась горстка студентов. Но вот, несмело, словно преодолевая немыслимое сопротивление, юноши и девушки двинулись к нему.
Поняв, что они собираются сделать, молодой бард вскинул руку и крикнул:
– Не нужно! Идите домой!
Небольшая кучка людей, осмелившихся подумать о сопротивлении, отпрянула, когда на них начали наступать полицейские.
– Это будет бессмысленная жертва! Уходите! – снова крикнул Эль Драко.
Ребята колебались ещё несколько секунд, потом, как по команде, развернулись и кинулись бежать.
Их не преследовали. Сейчас это было не главное. Но начальник отряда отдал короткий приказ своему заместителю, тот кивнул, проверил кобуру с пистолетом и, взяв пару человек, скрылся в соседнем переулке.
Перед тем, как его довольно грубо толкнули в спину, принуждая зайти внутрь, Диего оглянулся. В лицо ударил нестерпимо яркий свет – солнце расплылось в глазах радужным пятном. Что это? Слёзы… Нет!
Эль Драко зажмурился, а в следующую секунду оказался в полутёмном тюремном коридоре.
***
На опустевшей площади ветер трепал полуоторванную афишу. Полицейские, перед тем, как уйти, хотели сорвать её с тумбы, но это им не удалось – афиша была приклеена на совесть. На пустой сцене сиротливо скособочились оставленные инструменты.
Никто не заметил маленькую одинокую фигуру. Мальчик лет двенадцати, воровато озираясь, пробирался к сцене. Он кутался в тёмный плащ и ёжился, словно от холода, хотя на дворе стояла поздняя весна, и тёплый бриз дул с моря.
Мигель оглянулся ещё раз, поплотнее запахнул плащ и взобрался на сцену. Долго искать ему не пришлось. Вот она! Концертная гитара Эль Драко валялась на дощатых подмостках, брошенная полицейскими-варварами.
– Не бойся, я тебя не оставлю, – дрогнувшим голосом прошептал мальчик. Он прерывисто выдохнул, скинул плащ и одним движением укутал инструмент, спрятав реликвию от чужих, враждебных взглядов.
Оглянувшись ещё раз и никого не увидев, Мигель подбежал к дальнему краю сцены, перевёл дыхание и прыгнул вниз. Струны жалобно тренькнули. Мальчик закусил губу, припустил что есть мочи и через пару минут скрылся из виду.
Его почти никто не видел. Почти.
Мигель не заметил, как за всеми его манипуляциями настороженно следят внимательные чёрные глаза. Когда мальчик нырнул в переулок, следом ужом скользнул человек – гибкий, худой, в простой тёмной одежде, с неприметным лицом, как две капли похожим на всех мистралийцев сразу. Встретишь в толпе – не узнаешь. Мастер-вор.
***
Когда за ним с грохотом захлопнулась дверь, и Эль Драко остался один, он позволил себе на минуту расслабиться. Оглядел камеру и скривился. «Жилище, достойное великого барда», – с горечью подумал он. Крошечная, четыре с половиной на шесть локтей каморка, в которой кроме узкого топчана, застеленного каким-то тряпьём, больше ничего не было. Холодные каменные стены, на высоте почти семи локтей – малюсенькое зарешёченное окошко, в которое даже свет проникал с трудом. Самый настоящий каменный мешок.
Он упал на топчан, ссутулил плечи и обхватил голову руками.
Тысячи вопросов роились в голове. Что произошло? За что его арестовали? Это чей-то донос? Кто-то позавидовал его славе? Кто-то хочет через него надавить на мать? Чья-то ревность? Может быть он, сам того не ведая, кому-то перешёл дорогу? А может быть… сердце бешено заколотилось, внезапно нашёлся отец, и кто-то решил использовать его как наживку?..
Ни на один из вопросов он не нашёл ответа. Потому что на допрос его никто не вызвал. Диего думал, что его приведут к следователю немедленно, ну, может быть, через пару часов… Но прошёл день, (он понял это, когда солнечный свет в оконце окончательно померк и его камера превратилась в темницу в полном смысле этого слова), – и никого. Устав ждать, он растянулся на своём топчане и закрыл глаза. Только сон не шёл. Снова и снова он переживал события сегодняшнего дня – оглушительный успех на концерте, овации. И сразу вслед за тем – арест и эта тюрьма.
Утро не принесло облегчения. Он вздрогнул, когда дверь с лязгом отворилась. Но это оказался всего лишь тюремщик, который принёс жестяную кружку и миску. Эль Драко исследовал содержимое миски и скривился – какая-то баланда. К тому же ложка арестантам явно не полагалась. Он отхлебнул тепловатой воды с каким-то неприятным привкусом и удивился, откуда в Арборино болото, когда здесь и река пересыхала ближе к концу лета. Но жажда оказалась сильнее отвращения, поэтому он допил до конца. А вот серую липкую массу съесть не решился.
И на завтра повторилось то же. А на третий день Диего подумал, что баланда вовсе не так уж плохо выглядит. А то на одной воде он очень скоро протянет ноги.
А ещё через два дня, когда бард уже начал тихо сходить с ума в этом каменном мешке, за ним, наконец, пришли.
Двое дюжих охранников, позвякивая увесистыми связками ключей, ввалились в камеру. Оба были похожи друг на друга, словно братья-близнецы: с одинаковыми квадратными затылками, бычьими шеями, пудовыми кулаками и вечной скукой в глазах.
– Пошли, – уронил один из них.
Эль Драко молча поднялся и вышел из камеры. Длинные тёмные коридоры с бесконечными рядами дверей заставили сердце болезненно сжаться. Путь показался ему таким же бесконечным. Он признался себе, что малодушно желает, чтобы он подольше не кончался.
– Лицом к стене, – грубый окрик привёл его в себя.
А в следующую секунду он оказался лицом к лицу со следователем.
Самый обычный человек с каким-то домашним лицом, в холщёвых нарукавниках, словно какой-нибудь бухгалтер. На столе дымилась чашка кофе. Эль Драко уловил божественный аромат и молча проглотил слюну.
– Присаживайтесь, маэстро, – сказал следователь тихим, тоже каким–то домашним, голосом.
Эль Драко опустился на шаткий трёхногий табурет, который стоял чуть в отдалении от большого казённого стола.
– Ну что? – задал следователь совершенно нелепый вопрос.
– Что? – бард в недоумении посмотрел на служителя закона.
– Я вижу, с вами обошлись не очень хорошо… Совсем нехорошо, – следователь покачал головой.
– Я… не понял, за что меня арестовали, – голос предательски дрогнул.
– Ну что вы, я думаю, это недоразумение вскоре разрешится, – следователь мелко захихикал. – Видите ли, в чём дело… – он сунул нос в толстую книгу, что-то там поискал, потом снова поднял глаза на Эль Драко и добродушно улыбнулся: – Помните, луну назад к вам обращались с предложением написать новый гимн...
– Я, мне помнится, написал его и вручил… маэстро Морелли, – Эль Драко едва не поперхнулся именем старого засранца – придворного барда, который умел найти себе тёпленькое местечко при любой власти.
Глазки следователя маслянисто блеснули.
– Кхм… Но вы, наверное, забыли, что после этого наш уважаемый министр изящных искусств лично просил вас переписать гимн? Руководство посчитало, что ваш вариант получился не слишком патриотичным. И руководящая роль партии в нём не прослеживается. Словом, ваш текст никуда не годится. Музыка также не столь монументальна и величественна, каковой следует быть главной мелодии страны. Поэтому было принято решение переделать ваше творение, так сказать, усилить и углубить…
– Я помню, – резко перебил Диего. Как только следователь упомянул гимн, он понял, в чём истинная причина его ареста. Но легче ему от этого не стало. – А также я помню, что вскоре после этого Карлос уволил меня из театра!
– А чему вы удивляетесь? – развёл руками следователь. – Раз у вас такая хорошая память, значит, вы помните и то, в каком тоне разговаривали с уважаемым министром и какими именно словами ответили на переданное им для вас пожелание господина президента!
Эль Драко медленно выдохнул, стараясь взять себя в руки. Вот ведь влип…
– Но теперь у вас появилась прекрасная возможность реабилитироваться и доказать свою лояльность власти, – продолжал следователь, словно не замечая состояния барда. – Наш президент, господин Гондрелло, посчитал своим долгом даровать Мистралии новый высокопатриотический гимн. Он сам, лично, написал великолепные стихи. И теперь правительство вновь обращается к вам, дон Диего, с просьбой положить эти великие стихи на музыку – монументальную и не менее великую, и тогда у нашей благословенной Мистралии будет самый лучший, самый великий гимн! – следователь раскраснелся, мышиные глазки заблестели, даже редкие волосёнки встали дыбом. Он вытащил из тетради лист желтоватой гербовой бумаги и дрожащей рукой протянул его барду.
Подумав про себя, что следователь явно переборщил с эпитетом «великий», Эль Драко взял из его рук листок, прочитал первые строки, нахмурился, прочитал ещё одну строфу и вдруг позеленел, едва сдержав острый приступ тошноты.
– В-вы издеваетесь надо мной?! – дрогнувшим от еле сдерживаемой ярости голосом выдохнул он.
– Ч-что? – следователь резко перестал улыбаться и покраснел, кажется, ещё больше.
– Эт-то стихи?! Эт-то вы назвали стихами?!! Это позорище, которое он написал в свою честь? Да как у вас только язык повернулся предложить мне написать на эту мерзость музыку?! Убил бы за такую песенку! Задушил бы своими руками! За такие стихи вообще надо на месте расстреливать! И это вы назвали государственным гимном?!!! – вскочив с табурета, Эль Драко перегнулся через стол, и, потрясая перед носом следователя скомканным листком, орал во всю силу своих лёгких.
Лицо у следователя стало не просто красным – багровым с каким-то синюшным оттенком. Потом пошло пятнами. Он беспомощно открывал рот, как вытащенная на берег рыба, а глаза, кажется, готовы были выскочить из орбит.
Гневную тираду перебили ворвавшиеся в кабинет охранники. Они с двух сторон подскочили к Эль Драко, заломили ему руки и бросили на колени. Бард пришёл в себя только когда его лоб с треском врезался в каменные плиты пола.
– Уведите его, – хрипло выдавил следователь, потом уже спокойно добавил: – Значит, ты по-прежнему отказываешься сотрудничать. Смотри, не пожалей. Последний шанс…
– Пошёл ты… И ты, и твой засранец-президент, – вскинув голову, Диего плюнул под ноги следователю. Он метил в лицо, но не достал.
– В камеру его. Теперь с ним будут разговаривать по-другому.
***
От мощного толчка в спину, Диего влетел в свою темницу, не удержался на ногах и, упав, ткнулся лицом в жёсткие доски топчана.
Медленно поднялся на ноги, вытер кровь с разбитой губы и уселся прямо на пол.
Он прислонился затылком к холодным, мокрым камням и утомлённо закрыл глаза. Горькое сожаление и отчаяние затопили душу.
«Наивный дурак. Развесил уши и поверил, что всё хорошо, что всё закончилось, и страна обрела свободу», – он горько усмехнулся. Это были даже не мысли – ощущения. От глухой тоски хотелось завыть, и только гордость заставляла его стискивать зубы и молчать.
Овации публики, всеобщее ликование, в котором он купался, бьющее через край вдохновение и радость, которую он щедро дарил слушателям – всё это было у него и за границей. Но одно дело – на чужбине, и совсем другое – на родине. Он не мог не вернуться. Узнав о демократических переменах, объявленных пришедшим к власти Объединением Всеобщего Благоденствия, он тут же бросился в Мистралию, которую покинул в семнадцать лет. И был абсолютно счастлив, когда мистралийская публика рукоплескала своему кумиру и носила его на руках. Это продолжалось целых полгода.
Но вскоре власть начала «закручивать гайки». Демократия, громко провозглашённая с высокой трибуны, как всегда, оказалась просто красивым фантиком. Не прошло и трёх лун, как её сменила военная диктатура. А настоящие барды при таком строе не живут. Они либо прогибаются под власть и перестают быть бардами, либо... умирают. И в большинстве случаев не своей смертью.
Перед глазами плавали радужные круги, которые внезапно сложились в ясную картину.
… Он ворвался в комнату, сверкая белозубой улыбкой, с разбегу подхватил на руки маму и закружил её по комнате.
– Диего, что случилось? – Аллама засмеялась и взъерошила ему волосы.
– Мама, мамочка! Я могу вернуться. Ты понимаешь – они зовут меня. Я снова пройду по улицам Арборино, вдохну воздух родной Мистралии. Мама, это такое счастье, – его радость фонтаном хлынула во все стороны, затопив всё кругом. Он увидел в распахнутые двери гостиничного номера, который снимала великая актриса Аллама Фуэнтес, как заливисто рассмеялась молоденькая девушка, проходившая в этот момент по коридору и попавшая под волну его эманации.
А вот на маму, похоже, его хорошее настроение не подействовало. Она внезапно и очень резко побледнела и крикнула:
– Нет! Диего, даже не думай об этом!
– Почему? – он опешил и медленно опустил её на пол.
Аллама сделала несколько шагов, плотно притворила двери и прижалась к ним спиной, словно пытаясь защитить сына, не выпустить его наружу.
– Мама… – он растерянно поморгал.
Аллама подняла на него нечеловеческие огромные глаза, в которых застыл ужас.
– Мама… – радость испарилась без следа.
– Диего, я прошу. Я умоляю тебя, не езди в Мистралию.
– Мам, поверь мне, там победила демократия. Теперь у власти Объединение Всеобщего Благоденствия.
– Но…
– Мама, – он постарался говорить как можно убедительнее, проникновенно глядя в глаза Алламе, – мне написал сам маэстро Карлос. Понимаешь? Он предложил мне работать в его театре.
– Сам маэстро Карлос?
– Да!
– Труппа едет с тобой?
– Братья Бандерасы поедут и Вентура с Харизой.
– А… Плакса?
Он помрачнел. Его первый и единственный ученик, который прибился к его труппе пару лет назад, поразив его до глубины души при первом знакомстве, и в котором он впоследствии едва не разочаровался, уличив в плагиате, и как следует отходил за это по спине пюпитром, четыре дня назад заявил, что уходит. Без объяснения причин. Он просто пришёл к нему, присел рядом, опустив глаза, улыбнулся своей фирменной застенчивой улыбкой и сказал: «Извини, Эль Драко, но я должен покинуть тебя. Знай, что ты всегда останешься для меня кумиром и моим наставником, но я должен идти. И, пожалуйста, не расспрашивай меня о том, почему я это делаю», – он тяжело вздохнул, виновато глянул на него из-под длинной чёлки и снова уставился в пол. Диего тогда обиделся жутко, но… лишь на один миг. Обиду сменила тихая грусть, и он кивнул, отпуская ученика. В конце концов, недавно к нему вернулась Сила. Возможно, Плакса решил завязать с карьерой великого барда и податься в маги, тем более что его Огонь был не такой уж сильный.
– Диего, Плакса поедет с тобой? – снова спросила Аллама, заломив брови и всё ещё прижимаясь спиной к дверям.
Он вздохнул и покачал головой:
– Плакса меня оставил.
– Оставил? Почему?
Эль Драко пожал плечами и уселся в кресло:
– Наверное, у него были на то свои причины. Он не захотел рассказывать, а я не стал расспрашивать. Я полагаю, что будь это возможно, он открылся бы мне. Мама, неужели ты думаешь, что этот разгильдяй может быть мне чем-то полезен?
Аллама нахмурилась, покачала головой и отошла, наконец, от двери.
– Плакса очень славный мальчик, – она мечтательно улыбнулась и грациозно опустилась в соседнее кресло.
– Мама, только не говори мне, что ты… с ним!.. – он уставился на мать в полном шоке.
Аллама погасила улыбку и покачала головой:
– Мы сейчас говорим не обо мне и Плаксе. Диего, я всё же прошу тебя, отмени свою поездку, – её глаза вновь наполнились слезами.
Он вскочил с кресла и, упав рядом с нею на колени, обхватил её за талию и спрятал голову на её груди.
– Мистралия теперь свободна. Я хочу поехать. Хочу вернуться домой. Мамочка, ну почему ты так боишься?
– Я потеряла Максимильяно. И я очень боюсь потерять тебя… – прошептала она едва слышно.
Он не послушался. Не поверил материнскому сердцу.
Восторженный глупец. Он, как и многие барды, жил легко и думал, что так будет продолжаться всегда.
И вот всё закончилось в один миг. Диего передёрнуло от отвращения.
– Мама, ну почему я не прислушался к тебе, – простонал он одними губами.
Фандом: Оксана Панкеева «Хроники странного королевства»
Название: Жизнь, сгоревшая в Огне
Автор: Tabiti
Соавтор: Elika_
Соавтор: Lake62
Главные герои: Диего в бытность свою Эль Драко
Категория: джен
Жанр: психология, ангст, экшен, драма
Рейтинг: R
Размер: макси
Дисклеймер: главные герои принадлежат Оксане Панкеевой
Таймлайн: за пять с лишним лет до начала первого романа «Пересекая границы» (приквел)
Предупреждение: поскольку достоверных сведений об этом периоде жизни Диего у Панкеевой не слишком много, а те, что есть, сложновато увязать в чёткую хронологию, в приквеле могут быть небольшие нестыковки, иногда даже намеренные. Но главная сюжетная канва чётко соблюдается, иначе и писать бы не стоило.
Аннотация: Прошло всего полгода, как молодой, но уже знаменитый на весь континент, бард Эль Драко, узнав о демократических переменах, вернулся в родную Мистралию. Овации публики, всеобщее ликование, любимая девушка... Но вскоре власть начинает "закручивать гайки", и всё счастье великого барда заканчивается в один миг.
ОКОНЧАНИЕ ОТ 28 СЕНТЯБРЯ 2019
читать дальше1.
– Маэстро! Маэстро, можно автограф?
Звонкий мальчишеский голос пробился сквозь восторженные крики и аплодисменты толпы. Присев на корточки на краю заваленной цветами сцены, Эль Драко взял протянутые ему блокнот и карандаш.
– Маэстро… пожалуйста!
Мягко улыбнувшись, молодой бард поставил на чистой странице свой росчерк и вернул блокнот мальчишке, который тут же прижал его к груди:
– Спасибо!
– Не за что. Как тебя зовут?
– Мигель, – застенчиво ответил мальчик. – А это мой брат Рикардо!
Он показал на стоящего рядом высокого стройного юношу, взирающего на молодого барда, как на божество.
Диего ласково взлохматил тёмные волосы мальчика. Мигель счастливо улыбнулся и бережно убрал блокнот с заветной росписью в карман лёгкой курточки:
– Я его всю жизнь хранить буду!
– Итак, дамы и господа, на сегодня концерт окончен...
– Как раз вовремя, – внезапно раздался грубый голос. Расталкивая толпу, к сцене пробились люди в форме.
– Тайная полиция! – испуганно охнул кто-то.
Эль Драко слегка изменился в лице и быстро оглянулся на артистов своей труппы, кивком давая понять, чтобы уходили. Пока не поздно.
Если ещё не поздно...
– Маэстро, – начальник отряда растянул губы в резиновой улыбке. – Рад был послушать ваши песни. Уж простите, цветов не принёс.
"Провалитесь вы с цветами или без", – подумал Диего, а вслух спросил:
– Что вам нужно?
– У нас ордер на ваш арест, – слегка извиняющимся тоном объяснил начальник отряда. – Извольте сдать оружие и следовать за нами.
– У меня нет оружия, – сказал знаменитый на весь мир бард, вскинув подбородок. Краем глаза он заметил, что толпа зрителей начала стремительно редеть, но ушли не все – многие всё ещё стояли вокруг открытой сцены, и напряжение так и витало в воздухе.
– Позволите проверить?
Вот же наглая морда! Эх, врезать бы по ней...
Люди вокруг заволновались. Диего поймал испуганный взгляд Мигеля, уцепившегося за руку старшего брата, лицо которого заметно побледнело. Да что же они стоят? Уходить надо, и быстрее!
– Проверяйте, – равнодушно бросил он, подняв руки. Кто бы знал, чего стоило ему это равнодушие!
– Спускайся, – приказал начальник отряда, переходя на "ты". Всю вежливость с него будто ветром сдуло.
– А у вас силёнок не хватит забраться на сцену?
– Предпочитаешь, чтобы тебя согнали с неё пинками? – ухмыльнулся один из полицейских, настоящий верзила и почти наверняка голдианец.
– Я всегда буду на сцене, – ответил Эль Драко. – Но тебе этого не понять.
Начальник отряда поморщился и кивнул полицейским. Двое из них тут же ловко запрыгнули на подмостки и, топча цветы, двинулись к барду. Диего снова бросил взгляд на людей внизу и увидел, как губы Мигеля шевелятся, выговаривая одно-единственное слово:
– Беги! Беги! Беги!..
"Не могу, мальчик. Ты не поймёшь. Да и не успеть... А если всё же каким-то чудом уйду, так только до первого патруля..."
Один из полицейских небрежно пнул прислонённую к роялю гитару, и она с гулким звуком упала, жалобно зазвенев. Бард вздрогнул, словно этот удар достался ему, но не пошевелился. И ничего не сказал.
– Руки подними, – лениво бросил полицейский, убедившись, что задержанный не собирается сопротивляться. Так же лениво обхлопав карманы, он повернулся к начальнику:
– Всё чисто.
– Так давайте его сюда!
– Шагай, – приказал второй полицейский и толкнул барда в спину.
– За что вы его арестовываете? – вдруг крикнул звонкий мальчишеский голос.
На мгновение все, в том числе и полицейские, остолбенели от неожиданности.
"Что же ты делаешь, мальчик? – лихорадочно пронеслось в голове Диего. – А ты, старший, чего ждёшь? Хватай брата и беги отсюда! И не оборачивайся!"
Будто услышав отчаянные мысли барда, Рикардо крепко схватил своего младшего за руку и потащил за собой сквозь толпу. Видимо, сочтя ниже своего достоинства преследовать мальчишек, полицейские отвернулись, сделав вид, что ничего не произошло, и двое из них крепко взяли арестованного барда за локти:
– Пошли!
– Вам обязательно меня тащить? – поморщился Эль Драко. – Я и так никуда не денусь.
– А кто тебя знает, – буркнул начальник отряда. – Испаришься, а нам потом так настучат, что мало не покажется!
Полицейские настойчиво подтолкнули барда вперёд, и ему ничего не оставалось, как подчиниться. Люди вокруг снова глухо зароптали, но громко протестовать, как это сделал мальчишка, больше никто не осмелился. И Диего был рад этому: допускать кровопролитие и провоцировать новые аресты он не собирался. Не дождутся.
Они молча прошли между неохотно расступившимися людьми. Многие из них, взглянув на маэстро, которого только что слушали, затаив дыхание, и которому бурно аплодировали, тут же отводили глаза. Правильно, у них же семьи… родители, мужья, жёны, дети. Не надо вмешиваться, всё равно не поможет, а сколько ещё добавится поломанных судеб... Один, пусть даже гениальный бард, того не стоит.
На узкой мощёной улочке ждала крытая полицейская повозка, к которой его и подтолкнули. Он ещё успел оглянуться и увидел, как двое оставшихся на сцене полицейских внимательно осматривают вещи.
В груди болезненно кольнуло.
«Моя гитара…»
Это был не просто инструмент; это была его верная подруга. Она сопровождала его повсюду. С ней он делился радостями и горестями, она не бросала его в трудные минуты, ей он доверял свои самые сокровенные тайны, нежно оглаживал лакированные бока и трепетно ласкал струны… И любимая гитара всегда отвечала ему взаимностью. Она была сделана ещё по заказу отца и подарена им сыну на пятнадцатый день рождения. С тех пор они и не расставались.
– Что застыл? Залезай, – буркнул начальник отряда и подтолкнул Диего в спину.
Возница подхлестнул лошадей, и карета с забранным решёткой оконцем скрылась за поворотом одной из главных улиц столицы. Оставшиеся на площади люди, как по сигналу, начали спешно разбегаться в разные стороны: скорей-скорей покинуть эту площадь, которая только что была наполнена радостью и весельем, но внезапно превратилась в тягостное и мрачное место. А солнце, словно с издёвкой, вовсю сияло с бездонного синего неба.
Но по домам разбежались не все. Небольшая горстка молодёжи – в основном, студенты консерватории, которые боготворили своего кумира, бросились совсем в другую сторону. Тайная полиция двигалась по центральным улицам Арборино, а юные барды избрали другой путь. Никто из них не сомневался, что Эль Драко повезли в следственную тюрьму. Демократическая весна, объявленная Объединением Всеобщего Благоденствия, как только оно пришло к власти после очередного переворота, закончилась очень быстро. И следственная тюрьма, которую три месяца назад обещали разобрать по камушку, вновь до отказа была заполнена диссидентами всех мастей.
Самый короткий путь лежал через переулки. Не прошло и получаса, как парни и девчонки выскочили на маленькую площадь, которую венчала серая громада здания тюрьмы.
– Они ещё не подъехали, – раздался тонкий девичий голос.
– Мы дождёмся и отобьём Эль Драко!
– Да как они посмели поднять руку на величайшего барда континента!..
– Надо было ещё на площади вступиться за него!
– Они не посмеют!..
Молодёжь распалялась всё больше. Правда, их было не больше десятка, и оружия почти ни у кого не было, но, на худой конец, и скрипки с валторнами, в случае чего, могут послужить оружием.
***
Полицейская карета долго катила по улицам Арборино, гулко бухая колёсами по булыжной мостовой. Каждый удар отзывался болью в сердце, но Диего постарался натянуть на лицо маску равнодушия. Пусть это далось и непросто, но полицейским не увидеть ни его страха, ни отчаяния.
В памяти невольно всплыл тот день, несколько лет назад, когда его, ещё семнадцатилетнего мальчишку, студента последнего курса консерватории, по приказу полковника Сан-Барреды схватили на улице по ложному обвинению и в точно такой же тюремной карете доставили в следственную тюрьму. Тогда он провёл там всего несколько дней, которые показались ему вечностью, и был освобождён благодаря хлопотам мамы.
Диего стиснул зубы и мотнул головой, прогоняя непрошенные мысли. Он не хотел это вспоминать.
Наконец повозка остановилась. Полицейский распахнул дверцу и прикрикнул:
– Вылезай. Или тебе здесь так понравилось? – хохотнул он.
Пригнувшись, бард выбрался наружу и огляделся. Прямо перед ним возвышалось ничуть не изменившееся за эти несколько лет мрачное серое здание следственной тюрьмы с крошечными зарешёченными окошками, толстыми стенами и тяжёлыми, окованными железом дверями.
Эль Драко стоял, окружённый полицейскими, а в отдалении топталась горстка студентов. Но вот, несмело, словно преодолевая немыслимое сопротивление, юноши и девушки двинулись к нему.
Поняв, что они собираются сделать, молодой бард вскинул руку и крикнул:
– Не нужно! Идите домой!
Небольшая кучка людей, осмелившихся подумать о сопротивлении, отпрянула, когда на них начали наступать полицейские.
– Это будет бессмысленная жертва! Уходите! – снова крикнул Эль Драко.
Ребята колебались ещё несколько секунд, потом, как по команде, развернулись и кинулись бежать.
Их не преследовали. Сейчас это было не главное. Но начальник отряда отдал короткий приказ своему заместителю, тот кивнул, проверил кобуру с пистолетом и, взяв пару человек, скрылся в соседнем переулке.
Перед тем, как его довольно грубо толкнули в спину, принуждая зайти внутрь, Диего оглянулся. В лицо ударил нестерпимо яркий свет – солнце расплылось в глазах радужным пятном. Что это? Слёзы… Нет!
Эль Драко зажмурился, а в следующую секунду оказался в полутёмном тюремном коридоре.
***
На опустевшей площади ветер трепал полуоторванную афишу. Полицейские, перед тем, как уйти, хотели сорвать её с тумбы, но это им не удалось – афиша была приклеена на совесть. На пустой сцене сиротливо скособочились оставленные инструменты.
Никто не заметил маленькую одинокую фигуру. Мальчик лет двенадцати, воровато озираясь, пробирался к сцене. Он кутался в тёмный плащ и ёжился, словно от холода, хотя на дворе стояла поздняя весна, и тёплый бриз дул с моря.
Мигель оглянулся ещё раз, поплотнее запахнул плащ и взобрался на сцену. Долго искать ему не пришлось. Вот она! Концертная гитара Эль Драко валялась на дощатых подмостках, брошенная полицейскими-варварами.
– Не бойся, я тебя не оставлю, – дрогнувшим голосом прошептал мальчик. Он прерывисто выдохнул, скинул плащ и одним движением укутал инструмент, спрятав реликвию от чужих, враждебных взглядов.
Оглянувшись ещё раз и никого не увидев, Мигель подбежал к дальнему краю сцены, перевёл дыхание и прыгнул вниз. Струны жалобно тренькнули. Мальчик закусил губу, припустил что есть мочи и через пару минут скрылся из виду.
Его почти никто не видел. Почти.
Мигель не заметил, как за всеми его манипуляциями настороженно следят внимательные чёрные глаза. Когда мальчик нырнул в переулок, следом ужом скользнул человек – гибкий, худой, в простой тёмной одежде, с неприметным лицом, как две капли похожим на всех мистралийцев сразу. Встретишь в толпе – не узнаешь. Мастер-вор.
***
Когда за ним с грохотом захлопнулась дверь, и Эль Драко остался один, он позволил себе на минуту расслабиться. Оглядел камеру и скривился. «Жилище, достойное великого барда», – с горечью подумал он. Крошечная, четыре с половиной на шесть локтей каморка, в которой кроме узкого топчана, застеленного каким-то тряпьём, больше ничего не было. Холодные каменные стены, на высоте почти семи локтей – малюсенькое зарешёченное окошко, в которое даже свет проникал с трудом. Самый настоящий каменный мешок.
Он упал на топчан, ссутулил плечи и обхватил голову руками.
Тысячи вопросов роились в голове. Что произошло? За что его арестовали? Это чей-то донос? Кто-то позавидовал его славе? Кто-то хочет через него надавить на мать? Чья-то ревность? Может быть он, сам того не ведая, кому-то перешёл дорогу? А может быть… сердце бешено заколотилось, внезапно нашёлся отец, и кто-то решил использовать его как наживку?..
Ни на один из вопросов он не нашёл ответа. Потому что на допрос его никто не вызвал. Диего думал, что его приведут к следователю немедленно, ну, может быть, через пару часов… Но прошёл день, (он понял это, когда солнечный свет в оконце окончательно померк и его камера превратилась в темницу в полном смысле этого слова), – и никого. Устав ждать, он растянулся на своём топчане и закрыл глаза. Только сон не шёл. Снова и снова он переживал события сегодняшнего дня – оглушительный успех на концерте, овации. И сразу вслед за тем – арест и эта тюрьма.
Утро не принесло облегчения. Он вздрогнул, когда дверь с лязгом отворилась. Но это оказался всего лишь тюремщик, который принёс жестяную кружку и миску. Эль Драко исследовал содержимое миски и скривился – какая-то баланда. К тому же ложка арестантам явно не полагалась. Он отхлебнул тепловатой воды с каким-то неприятным привкусом и удивился, откуда в Арборино болото, когда здесь и река пересыхала ближе к концу лета. Но жажда оказалась сильнее отвращения, поэтому он допил до конца. А вот серую липкую массу съесть не решился.
И на завтра повторилось то же. А на третий день Диего подумал, что баланда вовсе не так уж плохо выглядит. А то на одной воде он очень скоро протянет ноги.
А ещё через два дня, когда бард уже начал тихо сходить с ума в этом каменном мешке, за ним, наконец, пришли.
Двое дюжих охранников, позвякивая увесистыми связками ключей, ввалились в камеру. Оба были похожи друг на друга, словно братья-близнецы: с одинаковыми квадратными затылками, бычьими шеями, пудовыми кулаками и вечной скукой в глазах.
– Пошли, – уронил один из них.
Эль Драко молча поднялся и вышел из камеры. Длинные тёмные коридоры с бесконечными рядами дверей заставили сердце болезненно сжаться. Путь показался ему таким же бесконечным. Он признался себе, что малодушно желает, чтобы он подольше не кончался.
– Лицом к стене, – грубый окрик привёл его в себя.
А в следующую секунду он оказался лицом к лицу со следователем.
Самый обычный человек с каким-то домашним лицом, в холщёвых нарукавниках, словно какой-нибудь бухгалтер. На столе дымилась чашка кофе. Эль Драко уловил божественный аромат и молча проглотил слюну.
– Присаживайтесь, маэстро, – сказал следователь тихим, тоже каким–то домашним, голосом.
Эль Драко опустился на шаткий трёхногий табурет, который стоял чуть в отдалении от большого казённого стола.
– Ну что? – задал следователь совершенно нелепый вопрос.
– Что? – бард в недоумении посмотрел на служителя закона.
– Я вижу, с вами обошлись не очень хорошо… Совсем нехорошо, – следователь покачал головой.
– Я… не понял, за что меня арестовали, – голос предательски дрогнул.
– Ну что вы, я думаю, это недоразумение вскоре разрешится, – следователь мелко захихикал. – Видите ли, в чём дело… – он сунул нос в толстую книгу, что-то там поискал, потом снова поднял глаза на Эль Драко и добродушно улыбнулся: – Помните, луну назад к вам обращались с предложением написать новый гимн...
– Я, мне помнится, написал его и вручил… маэстро Морелли, – Эль Драко едва не поперхнулся именем старого засранца – придворного барда, который умел найти себе тёпленькое местечко при любой власти.
Глазки следователя маслянисто блеснули.
– Кхм… Но вы, наверное, забыли, что после этого наш уважаемый министр изящных искусств лично просил вас переписать гимн? Руководство посчитало, что ваш вариант получился не слишком патриотичным. И руководящая роль партии в нём не прослеживается. Словом, ваш текст никуда не годится. Музыка также не столь монументальна и величественна, каковой следует быть главной мелодии страны. Поэтому было принято решение переделать ваше творение, так сказать, усилить и углубить…
– Я помню, – резко перебил Диего. Как только следователь упомянул гимн, он понял, в чём истинная причина его ареста. Но легче ему от этого не стало. – А также я помню, что вскоре после этого Карлос уволил меня из театра!
– А чему вы удивляетесь? – развёл руками следователь. – Раз у вас такая хорошая память, значит, вы помните и то, в каком тоне разговаривали с уважаемым министром и какими именно словами ответили на переданное им для вас пожелание господина президента!
Эль Драко медленно выдохнул, стараясь взять себя в руки. Вот ведь влип…
– Но теперь у вас появилась прекрасная возможность реабилитироваться и доказать свою лояльность власти, – продолжал следователь, словно не замечая состояния барда. – Наш президент, господин Гондрелло, посчитал своим долгом даровать Мистралии новый высокопатриотический гимн. Он сам, лично, написал великолепные стихи. И теперь правительство вновь обращается к вам, дон Диего, с просьбой положить эти великие стихи на музыку – монументальную и не менее великую, и тогда у нашей благословенной Мистралии будет самый лучший, самый великий гимн! – следователь раскраснелся, мышиные глазки заблестели, даже редкие волосёнки встали дыбом. Он вытащил из тетради лист желтоватой гербовой бумаги и дрожащей рукой протянул его барду.
Подумав про себя, что следователь явно переборщил с эпитетом «великий», Эль Драко взял из его рук листок, прочитал первые строки, нахмурился, прочитал ещё одну строфу и вдруг позеленел, едва сдержав острый приступ тошноты.
– В-вы издеваетесь надо мной?! – дрогнувшим от еле сдерживаемой ярости голосом выдохнул он.
– Ч-что? – следователь резко перестал улыбаться и покраснел, кажется, ещё больше.
– Эт-то стихи?! Эт-то вы назвали стихами?!! Это позорище, которое он написал в свою честь? Да как у вас только язык повернулся предложить мне написать на эту мерзость музыку?! Убил бы за такую песенку! Задушил бы своими руками! За такие стихи вообще надо на месте расстреливать! И это вы назвали государственным гимном?!!! – вскочив с табурета, Эль Драко перегнулся через стол, и, потрясая перед носом следователя скомканным листком, орал во всю силу своих лёгких.
Лицо у следователя стало не просто красным – багровым с каким-то синюшным оттенком. Потом пошло пятнами. Он беспомощно открывал рот, как вытащенная на берег рыба, а глаза, кажется, готовы были выскочить из орбит.
Гневную тираду перебили ворвавшиеся в кабинет охранники. Они с двух сторон подскочили к Эль Драко, заломили ему руки и бросили на колени. Бард пришёл в себя только когда его лоб с треском врезался в каменные плиты пола.
– Уведите его, – хрипло выдавил следователь, потом уже спокойно добавил: – Значит, ты по-прежнему отказываешься сотрудничать. Смотри, не пожалей. Последний шанс…
– Пошёл ты… И ты, и твой засранец-президент, – вскинув голову, Диего плюнул под ноги следователю. Он метил в лицо, но не достал.
– В камеру его. Теперь с ним будут разговаривать по-другому.
***
От мощного толчка в спину, Диего влетел в свою темницу, не удержался на ногах и, упав, ткнулся лицом в жёсткие доски топчана.
Медленно поднялся на ноги, вытер кровь с разбитой губы и уселся прямо на пол.
Он прислонился затылком к холодным, мокрым камням и утомлённо закрыл глаза. Горькое сожаление и отчаяние затопили душу.
«Наивный дурак. Развесил уши и поверил, что всё хорошо, что всё закончилось, и страна обрела свободу», – он горько усмехнулся. Это были даже не мысли – ощущения. От глухой тоски хотелось завыть, и только гордость заставляла его стискивать зубы и молчать.
Овации публики, всеобщее ликование, в котором он купался, бьющее через край вдохновение и радость, которую он щедро дарил слушателям – всё это было у него и за границей. Но одно дело – на чужбине, и совсем другое – на родине. Он не мог не вернуться. Узнав о демократических переменах, объявленных пришедшим к власти Объединением Всеобщего Благоденствия, он тут же бросился в Мистралию, которую покинул в семнадцать лет. И был абсолютно счастлив, когда мистралийская публика рукоплескала своему кумиру и носила его на руках. Это продолжалось целых полгода.
Но вскоре власть начала «закручивать гайки». Демократия, громко провозглашённая с высокой трибуны, как всегда, оказалась просто красивым фантиком. Не прошло и трёх лун, как её сменила военная диктатура. А настоящие барды при таком строе не живут. Они либо прогибаются под власть и перестают быть бардами, либо... умирают. И в большинстве случаев не своей смертью.
Перед глазами плавали радужные круги, которые внезапно сложились в ясную картину.
… Он ворвался в комнату, сверкая белозубой улыбкой, с разбегу подхватил на руки маму и закружил её по комнате.
– Диего, что случилось? – Аллама засмеялась и взъерошила ему волосы.
– Мама, мамочка! Я могу вернуться. Ты понимаешь – они зовут меня. Я снова пройду по улицам Арборино, вдохну воздух родной Мистралии. Мама, это такое счастье, – его радость фонтаном хлынула во все стороны, затопив всё кругом. Он увидел в распахнутые двери гостиничного номера, который снимала великая актриса Аллама Фуэнтес, как заливисто рассмеялась молоденькая девушка, проходившая в этот момент по коридору и попавшая под волну его эманации.
А вот на маму, похоже, его хорошее настроение не подействовало. Она внезапно и очень резко побледнела и крикнула:
– Нет! Диего, даже не думай об этом!
– Почему? – он опешил и медленно опустил её на пол.
Аллама сделала несколько шагов, плотно притворила двери и прижалась к ним спиной, словно пытаясь защитить сына, не выпустить его наружу.
– Мама… – он растерянно поморгал.
Аллама подняла на него нечеловеческие огромные глаза, в которых застыл ужас.
– Мама… – радость испарилась без следа.
– Диего, я прошу. Я умоляю тебя, не езди в Мистралию.
– Мам, поверь мне, там победила демократия. Теперь у власти Объединение Всеобщего Благоденствия.
– Но…
– Мама, – он постарался говорить как можно убедительнее, проникновенно глядя в глаза Алламе, – мне написал сам маэстро Карлос. Понимаешь? Он предложил мне работать в его театре.
– Сам маэстро Карлос?
– Да!
– Труппа едет с тобой?
– Братья Бандерасы поедут и Вентура с Харизой.
– А… Плакса?
Он помрачнел. Его первый и единственный ученик, который прибился к его труппе пару лет назад, поразив его до глубины души при первом знакомстве, и в котором он впоследствии едва не разочаровался, уличив в плагиате, и как следует отходил за это по спине пюпитром, четыре дня назад заявил, что уходит. Без объяснения причин. Он просто пришёл к нему, присел рядом, опустив глаза, улыбнулся своей фирменной застенчивой улыбкой и сказал: «Извини, Эль Драко, но я должен покинуть тебя. Знай, что ты всегда останешься для меня кумиром и моим наставником, но я должен идти. И, пожалуйста, не расспрашивай меня о том, почему я это делаю», – он тяжело вздохнул, виновато глянул на него из-под длинной чёлки и снова уставился в пол. Диего тогда обиделся жутко, но… лишь на один миг. Обиду сменила тихая грусть, и он кивнул, отпуская ученика. В конце концов, недавно к нему вернулась Сила. Возможно, Плакса решил завязать с карьерой великого барда и податься в маги, тем более что его Огонь был не такой уж сильный.
– Диего, Плакса поедет с тобой? – снова спросила Аллама, заломив брови и всё ещё прижимаясь спиной к дверям.
Он вздохнул и покачал головой:
– Плакса меня оставил.
– Оставил? Почему?
Эль Драко пожал плечами и уселся в кресло:
– Наверное, у него были на то свои причины. Он не захотел рассказывать, а я не стал расспрашивать. Я полагаю, что будь это возможно, он открылся бы мне. Мама, неужели ты думаешь, что этот разгильдяй может быть мне чем-то полезен?
Аллама нахмурилась, покачала головой и отошла, наконец, от двери.
– Плакса очень славный мальчик, – она мечтательно улыбнулась и грациозно опустилась в соседнее кресло.
– Мама, только не говори мне, что ты… с ним!.. – он уставился на мать в полном шоке.
Аллама погасила улыбку и покачала головой:
– Мы сейчас говорим не обо мне и Плаксе. Диего, я всё же прошу тебя, отмени свою поездку, – её глаза вновь наполнились слезами.
Он вскочил с кресла и, упав рядом с нею на колени, обхватил её за талию и спрятал голову на её груди.
– Мистралия теперь свободна. Я хочу поехать. Хочу вернуться домой. Мамочка, ну почему ты так боишься?
– Я потеряла Максимильяно. И я очень боюсь потерять тебя… – прошептала она едва слышно.
Он не послушался. Не поверил материнскому сердцу.
Восторженный глупец. Он, как и многие барды, жил легко и думал, что так будет продолжаться всегда.
И вот всё закончилось в один миг. Диего передёрнуло от отвращения.
– Мама, ну почему я не прислушался к тебе, – простонал он одними губами.
@темы: Хроники странного королевства, Фики
Но вообще переход Жака через горы - это тема для фика)))
Ну так в каноне и про Диего есть, но здесь-то это целый рассказ!
Ну да, конечно). Жак тоже заслужил целого приквела. Интересно, он раньше в горах бывал: Какие впечатления, переживания у него были? Сколько шел, сталкивался ли с кем-нибудь по пути, где детонаторы потерял?(Хотя детонаторы он рядом с базой посеял, ведь их кто-то нашел). Еще интересно - его сразу телепортом отправили?
И как вообще думал пробиться к королю?))) Ясно ведь, что это все равно получилось бы через службу безопасности, даже если бы он прямо явился во дворец. А безопасников он боится.
Спасибо за отзыв)
Elika_, спасибо)
Именно!
Макс Рельмо смотрел в черноту Туннеля. Диего опять не пришёл. Значит, можно выдохнуть. До завтра. Реже он просто не мог себе позволить, а чаще… некромантский ритуал требовал сил, а силы были Максу нужны. Он вздохнул и пошёл прочь по Лабиринту – медленно, прислушиваясь, останавливаясь на каждом шагу, сворачивая в каждый закоулок. Но и в Лабиринте он не мог отыскать сына. Почему? Он в сознании? Или, напротив, так далеко, что отец не может его отыскать?
Региональный координатор снова прокручивал в памяти прошедшие три недели.
Вот он читает сообщение от Амарго: «Всё благополучно, ждем парусину». Это означало, что Диего с другими беглецами ожидает корабля на побережье. Конечно, их переписка надежно защищена, но имя Диего лучше не упоминать, а вдруг найдется шустрый ломовик и Макса начнут шантажировать. Наконец-то мальчишка в безопасности. Ну почти. И теперь можно спокойно заниматься делами партии Реставрации. Как всё же удачно, что Орландо с ними.
Но не тут-то было. Срочный вызов от Амарго застал регионального координатора на базе.
Судя по всему, дело было экстренное. Макс сразу же подумал о Диего. Неужели кто-то предал? Он уже успел продумать разные варианты побега сына. Выйдя из Т-кабины в пещерке близ базы, тут же послал вызов Амарго. Тот не заставил себя ждать.
– Кто? – сразу же спросил Рельмо.
– Орландо, раздолбай этакий!
– Жив?
– Пока да. Полез через границу с тремя охранниками, не мог подождать. Ему там все потроха, похоже, отбили.
– Внутреннее кровотечение?
– Да.
Макс только за косу себя дернул, и молча повернулся к Т-кабине. Через пять минут он был на Альфе и сделал один звонок в эльфийское посольство.
Потом, решив, что так быстрее, вскочил в скоростной трамвай и еще через десять минут был на месте. Там его уже ждал старый знакомый. Телепорт на Дельту, в Арборино, и через городскую кабину в Зеленые горы.
– Так кому я понадобился? – спросил Хоулиан. – Где пациент?
– Взгляни-ка, не догадываешься?
– Нет, – пожал плечами эльф, не теряя, между прочим, времени и приступая к обследованию.
– А ведь это твой сын, и сейчас он умирает.
Эльф посерьезнел, кивнул, продолжая работу. Макс и Амарго молча наблюдали за ним.
Наконец Хоулиан расслабился.
– Так, пока всё. Будет жить, через два часа продолжу. Потом присмотрелся к пациенту:
– А что у него с ушами?
– Пластическая операция, – буркнул Макс. – Принцесса Габриэль не хотела, чтобы её ревнивый муж догадался о вашем, гм, романе.
– Да прямо как породистому щенку уши обрезали!— обиделся Хоулиан. – А теперь чуть не уморили!
– Сам-то ты где был, папаша, тридцать лет, – буркнул Макс. – И тут же подумал: «А где был я, когда Диего бросили в лагерь? И почему мало учил его нашей магии? Но ничего, всё ведь обошлось, мальчишка скоро будет в безопасности».
Словно прочитав его мысли, заговорил Амарго.
– Завтра же отправлюсь в Арборино, поговорю с Луисом. Думаю, корабль уже должен прийти.
– Хорошо бы, – отозвался Макс, терзая свою косу. Завтра мне надо быть на Альфе, ты мне сразу напиши, что там.
***
На другой день Макс отправился на Альфу, на совещание. Он в очередной раз пытался пробить разрешение на ликвидацию советника Блая и в очередной раз получил отказ.
Начальник службы устало произнёс:
-- Неужели вы не понимаете, господин Рельмо, что мы не можем ликвидировать переселенцев? Иначе разрушится сама основа нашего исследования Дельты – изучение влияния переселенцев на историю?
Его сосед, недавно получивший докторскую степень за закрытую работу по теме, решительно кивнул.
– А вы уверены, что Блай – переселенец? – ответил Рельмо, думая: «Шархийских богов на вас нет! Ради науки поощрять пытки и убийства! Они бы тебе показали исследования, ты бы узнал, что такое откат!»
– А кем же ещё он может быть? – удивился начальник. Т-кабины под контролем, а в других мирах техническую телепортацию еще не придумали.
– Природные порталы? – предположил Макс.
– Да что вы, они же непонятно как работают. И даже если он через природный портал туда угодил, ну какая разница? Тоже переселенец, пусть и без лингвистического феномена. Нет, забудьте об этом.
Злой и раздраженный региональный координатор вышел на улицу. Его машина стояла на парковке у здания службы. Был солнечный осенний день, в голубом небе над крышами многоэтажек проплывали белые облака и чуть ниже – многочисленные обзорные платформы. Макс решил немного отвлечься и проехаться по городу – сегодня дороги были относительно свободны. Если бы не платформы, подумал он, тут вполне могли возникнуть пробки, как было еще полтора столетия назад.. Он проехал мимо древних кремлёвских стен, семь столетий украшающих центр столицы, по набережной широкой реки, пересек Большой Каменный мост и увидел здание Храма Христа Спасителя. У Макса были свои боги, но он внезапно прошептал: «Спаси моего сына!». Что это, подумал обеспокоенный отец, ведь мальчик в порядке! В порядке! Он миновал старинные небоскребы Москва-сити, построенные еще в начале прошлого столетия, и невольно оглянулся на далекий шпиль и башни университета, который когда-то посещал. Макс вспомнил, как его, студента последнего курса, вызвали на собеседование.
– Господин Рельмо, – сказал незаметного вида человек вполне понятной для юного менталиста профессии, – мы хотим предложить вам интересную работу, связанную с вашим даром…
– Я шархи, – тут же ответил вербуемый студент, – и я не должен поступаться своей совестью, иначе откат от богов, а это, –он выразительно усмехнулся, – повредит делу.
– Нет, что вы! – тут же с заметной тревогой отозвался собеседник, – мы уже беседовали с вашими шархийскими родственниками. Всё абсолютно чисто!
«Еще бы не чисто!» – подумал Макс. Для него в этой беседе не было ничего неожиданного. Он уже разговаривал и с дядей Молари, и с Раэлом, и всё обговорил.
– Я согласен, – кивнул он.
И вот теперь, много лет спустя, мир Дельта, поначалу просто место работы, стал для него родным. Более чем родным – у него там сын. Диего, как он, уже, наверно, на пути в Эгину?
Макс едва сдержался, чтобы не проверить почтовый ящик сразу за рулем. И правильно сделал.
Войдя в квартиру, он тут же бросился читать сообщения. И чуть не оторвал себе косу. «Диего схвачен в столице и отправлен в Кастель Милагро. Делаем всё возможное».
Мануэль на его немедленно отправленное письмо, конечно, не ответил. «Он же не обязан сидеть у компьютера круглые сутки, он напишет, когда вернется. А ты немедленно прекрати истерику и марш в Лабиринт!»
Ритуал был привычен. Туннель показался сразу же. Диего оттуда не вышел – значит, жив, скорее всего, жив. Но где он и как?
Как назло, родни в Лабиринте сегодня не было. Так. На Альфе, по крайней мере, сейчас делать нечего. Макс выбежал из дома, вскочил в скоростной трамвай и через несколько минут был на службе. Т-кабина – и вот она, Дельта. Он тут же бросился в базу и открыл папку номер 8. Там был список известных лавочке дельтийских некромантов. Искать неизвестных просто не было времени. Он немного подумал и отправился в Белокамень.
***
В Поморье, как и в далекой Москве, осень давно вступила в свои права. Многие деревья уже стояли голыми, на других держались красные и желтые листья. Небо было ясным, и шелестящий ковер под ногами оставался сухим. Макс ничего не замечал. Он спешил к мэтру Харлампию. У этого мага он еще не бывал, но репутация у него была неплохой.
Здоровенный румяный детинушка окинул взглядом незнакомого клиента, оценивая его платежеспособность, удовлетворённо кивнул.
Макс протянул ему прядь волос с узлом от сглаза, которую когда-то срезал у подросшего сына и хранил у себя. Первая прядь – ещё детская, хранилась у Ресса. А эту… Макс, сам некромант, не чурался магии других школ.
Взгляд Харлампия стал ещё более серьёзным. Он понимающе посмотрел на клиента, видимо, опознав коллегу, и снял покрывало с зеркала.
– Живой, но… Так, а ты кем ему приходишься?
Макс молча отстранил мага. И увидел искажённое болью лицо сына. А рядом – до тошноты знакомую морду советника Блая. Гнев и боль бросили Рельмо в Лабиринт. Чёрные стены искривлялись и не давали сосредоточиться, всё кружилось и казалось каким-то непонятным сном. Макс с трудом остановил это кружение и бросился к выходу.
Затем он ощутил резкое воздействие классической магии. Над ним склонилось румяное лицо мэтра Харлампия.
– Ага, теперь всё будет в порядке. Лежи! Лежи, я сказал!
Ну да, ведь подпольный некромант в то же время – легальный специалист по Пятой стихии, даже конкретнее – по сердечно-сосудистым заболеваниям.
– Это я удачно зашёл, – усмехнулся Макс. Сердце, кажется, успокоилось, в голове зароились планы. Мальчик жив. Он будет спасён, будет!
На следующий день он был в Твери, у Дэна.
Выслушав его, доктор Рельмо вытащил кости и зажёг ароматические свечи. Прозвучали слова древнего магического ритуала, Дэн занюхал щепотку трав, – рецепт, без которого невозможно было гадание.
– Тяни.
Макс коснулся мягкого кожаного мешочка, на мгновение рука его дрогнула.
Гадание началось.
– Он в большой опасности.
«А то я не знаю!» – раздражённо подумал несчастный отец.
– Но может спастись. В этом случае ему понадобится длительное лечение, и физическое, и по моей части. Но… чтобы всё это сбылось, не хватает исходных. Ты узнавал что-нибудь в лавочке? Нужен кто-то ещё. В этой тюрьме есть ваши агенты?
– Нет! – прорычал Макс. – И переселенцы, которых этот поганец Блай наловил для своей долбаной шарашки, тоже никуда не годятся!
– Знаешь, обратись к Рессу, к дяде Молари, возможно, шархи из высших посвященных смогут отыскать Диего и, кто знает, добраться до Блая. Хотя он никому из них не знаком. Но кости показывают, что выход будет найден именно внутри Кастель Милагро.
Макс вздохнул.
– Поеду на Бету.
– И приходи ко мне почаще. Будем гадать ещё.
***
Слепой провидец Ресс поднял на Макса взгляд незрячих глаз, прикрытых пестрыми линзами. Ресс обожал менять линзы и поддразнивать незнакомых людей, в том числе дорожную полицию обоих миров. Ну не дают ему права, а он-то водит лучше многих зрячих! И будет водить! Макс нервно усмехнулся. Ресс, почувствовав это, казалось, подмигнул, хотя странно такое говорить про слепого. Впрочем, какого слепого? Ресс, двоюродный брат Макса и сын старого Молари, одного из верховных шаманов шархи, видел очень и очень многое, только вот выражался так, что понять его было не всегда легко.
– Огонь закроется льдом, но не навсегда. Звучание изменится, но сможет звучать не хуже, только по-другому. Неучтенные факторы помогут ему. Смертельные шипы откроют путь к новой жизни. Но случится ли это, не знаю. Если случится, твой сын будет жить.
– А какова вероятность?
– Я не могу дать вероятности, – сочувственно произнёс Ресс. Но я передам всё Пятой Верховной. Она скажет.
***
… Колокольчики храма Бездонной Зеницы создавали красивую мелодию, которая гармонировала с самими башенками, с деревьями, шелестящей листвой под ногами, бледно-голубым небом. Старый Молари смтрел так же спокойно, слегка печально.
– Я говорил с пятой верховной, дядя. Она даёт пятьдесят на пятьдесят. Всё этот неучтённый фактор! Если он сработает, тогда Диего спасётся.
– Всё верно, Макс. Но я вижу и ещё кое-что. И хочу предупредить: не спутай лики богов.
Макс рассеяно кивнул. Он думал сейчас только о шансе для Диего.
***
И вот сегодня, в очередной раз выйдя из Лабиринта, он отправился в гости к Дэну, в Тверь.
Был выходной, и Дэн пил на кухне кофе.
– Соня в лаборатории. Они там круглые сутки сидят, свой лингводекодер доводят до ума.
– Лингводекодер?
– Да, прибор основан на том самом парадоксе Чудновского. Кстати, это прямое доказательство, что между магией и привычной для Альфы наукой нет четкой грани.
– Да, – невольно улыбнулся Макс, – помню, как этот лингвистический феномен наши деятели из лавочки пытались приписать к чистой магии. А природа ведь едина, мы-то с тобой это хорошо знаем.
Дэн внимательно смотрел на двоюродного брата. Кажется, получилось на время отвлечь от мыслей о сыне. А то на нём лица нет. Постарел на глазах. Как бы сердце не засбоило.
Макс, однако, тут же вспомнил, зачем пришёл.
– Погадаешь?
– Конечно. И Дэн достал знакомый мешочек. Нахмурился и крикнул на всю квартиру:
– Василиса, ты опять брала мои кости?
– Ну пап, ну ничего же с ними не случилось! – на пороге кухни показалась девочка-подросток с пышной чёрной косой, уложенной в замысловатую причёску. Почти что копия Дэна, подумал Макс.
– Теперь дяде Максу придется ждать, пока я их промою, – проворчал Дэн, доставая их холодильника банку крови.
– Простите, дядя Макс, – без особого раскаяния кивнула юная ведьмочка и, крутанувшись, исчезла в своей комнате.
Интересно, где он кровь берёт, – подумал Макс, – наверно, лаборантки в больнице наливают. И почему она не сворачивается? Что туда добавляют? Какое-то древнее шархийское зелье?
– Обычный гепарин, – усмехнулся Дэн, прочитав его мысли. Или ЭДТА.
– Не ругайся, – буркнул кузен и невольно улыбнулся. – А как Саша? – спохватился он, вспомнив, что у Дэна свои проблемы с младшей дочерью.
Тот нахмурился.
– Откат сработал, и он… не очень страшный. Ну, почти. Девочка перестала расти. Гормональные показатели это подтверждают. Сейчас ей одиннадцать и, похоже, она будет так и выглядеть, пока боги не решат откат снять. С интеллектом полный порядок, – добавил он торопливо.
Как бы в ответ на его слова, звякнул замок, послышались шаги и в кухню вошли две девочки – малолетняя ведьмочка Саша и её подруга – зеленоглазая девчушка с копной каштановых волос.
– Привет, пап, привет, дядя Макс. Настя, садись.
Спасибо, – робко произнесла девочка, усаживаясь за стол и испуганно косясь на кости в крови.
– Как дела, Настя? – приветливо спросил Дэн.
– Вчера было три недели, как умер Лёша, – печально сказала она. – К нам приходили из полиции и сказали, что бояться больше нечего.
Макс вопросительно посмотрел на девочку. Её брата, ломовика Лёшу, известного в Мегасети под ником Жак, он не видел, но много слышал об этот талантливом пареньке. Что же с ним случилось?
– Жак сел на колючку и умер, – торопливо сказала Саша. Его какие-то лысые шантажировали, требовали взломать банк, угрожали его маме и Насте.
Макс и Дэн тем временем незаметно успокоили Настю, и она немного расслабилась.
– Мне очень жаль, – произнёс региональный координатор, а сам думал: «Сел на колючку… шипы.. а вдруг это оно? Вдруг этот Лёша-Жак и есть неучтенный фактор?»
Пока кости отмокали в крови, снова хлопнула дверь и появилась Софья. Макс всегда восхищался ею – видный учёный, доктор наук, специалист в нейрофизиологии, физике и лингвистике, Софья была ещё прекрасной женой и матерью трех прекрасных дочек. Трех талантливых шархийских ведьмочек. Только вот Саша… но и с ней всё будет хорошо, Макс это чувствовал.
– Как успехи? – спросил Дэн, и взгляд его засветился.
Софья торжественно достала из сумки маленький приборчик.
– В лаборатории протестировали, теперь будем тестировать его в полевых условиях. Дэн, скажи что-нибудь на… шархийский мы все знаем… Макс, лучше ты. Поговори на каком-нибудь языке Дельты.
Макс улыбнулся, подумал и заговорил на мистралийском.
Соня направила на него прибор и нажала крохотную кнопку. И тут же удивлённо произнесла:
– Макс, да ты стихи читаешь?
– Да.
Это были стихи Диего, на которые он сам сочинил одну из лучших своих песен.
– Прибор воспринимает стихи как… стихи. Ну, наверно, не совсем складно пока получается, но мы доработаем. Прекрасно. Спасибо, Макс.
– Мама, а дай мне попробовать. Вот что я говорю?
На пороге кухни появилась Василиса и произнесла несколько слов на языке, в котором Макс распознал один из скандинавских.
– Погоди, дочка, не торопись, – улыбнулась мать. – Дэн, попробуешь?
Дэн взял приборчик.
– Повтори, Василиса.
И тут же все услышали русскую речь.
– Внимание! На трассе лидирует русская участница под номером семь!
– Это Таня лидирует, – улыбнулась девочка. – Это когда наша юношеская сборная заняла в Норвегии первое место по горным конькам, а мы все были на трибунах, – объяснила она Максу.
– Покажите, – раздался голос, и в кухню вбежала юная светловолосая девушка – старшая дочь Дэна и Софьи, Татьяна. – Мам, это твой лингводекодер, да? А мы на каникулах едем на соревнования в Непал, дашь попробовать?
Софья улыбнулась.
– Вполне возможно.
– Ну мам, это же полезно, чем больше редких языков, тем достовернее результаты.
– Этот прибор очень пригодится на Дельте – заметил Макс.
– Конечно, нам уже предзаказ сделала ваша лавочка, – серьёзно кивнула Софья. И увидела кости в банке на рабочем столе. Её взгляд стал еще более серьёзным, она вопросительно взглянула на Макса. Тот покачал головой.
Дэн тем временем посмотрел на часы.
– Пойдем, Макс. И они направились в кабинет Дэна.
На этот раз гадание отличалось от прежних.
– Он тяжело ранен, но поправится и полностью восстановится, – торопливо сказал шаман. – Но ему придется полностью поменять свою жизнь, голос и лицо.
– Главное – он будет жить, – облегченно вздохнул Макс. И почувствовал вибрацию телефона в кармане.
«Диего на свободе, на нашей базе, но тяжело травмирован и не приходит в себя. Сердце работает хорошо, антибиотики ввёл».
Он почувствовал, как Дэн осторожно забирает из его руки телефон, усаживает в кресло.
Кажется, сердце пропустило удар и тут же заработало снова. Нет, показалось.
– Идём в Лабиринт!
– Не спеши, полчаса надо выждать, иначе мне и тебя доставать придётся, – ответил доктор Рельмо. И не трогай телефон.
– Погоди, – пришёл в себя Макс. – Мне надо ответить.
Пока он составлял ответ, Дэн молча продолжал за ним наблюдать.
Потом приоткрыл дверь и негромко сказал:
– Соня, мы будем в Лабиринте.
И вновь повернулся к двоюродному брату:
– Ну, пошли.
Буду ждать.
Табити, ты правда пропала так надолго, я уж думала, не случилось ли чего...
Elika_, да совсем настроения нет никуда заходить. И глаза очень устают на работе. Да и историю, в основном, Лэйк заканчивает, я так, чуть-чуть. Хорошо, хоть она взялась, а то осталась бы история недописанной. Надеюсь, что у тебя всё наладится)
Вот и у меня на работе глаза ужасно устают, и за компом ещё и после работы сидеть нет совершенно никаких сил.
Но может быть я всё-таки тоже смогу чем-нибудь помочь в завершении истории...
По городской улице, постепенно превращающейся в лесную дорогу, шли двое – темноволосый с рыжей прядью мальчик лет четырнадцати в чёрных джинсах и куртке, и восемнадцатилетний юноша в старинных шархийских одеждах. Они внимательно всматривались в меняющуюся субреальность, не пропуская ни одного закоулка, ни одного поворота.
– Сосредоточься, Макс, – сказал мальчик с рыжей прядью, – иначе мы тут надолго задержимся.
Юноша кивнул. Сколько помнил Макс, Дэн всегда выглядел в Лабиринте подростком, таким, каким впервые вошёл туда под присмотром матери и дяди Молари. Но за этим обликом скрывался опытнейший врач, спасший уже немало людей и вытащивший из Лабиринта множество эльфийских детей, которые постоянно там терялись. Сам же Макс выглядел так, как во время своего первого сознательного путешествия в Лабиринт. Туда привёл его родной отец, когда привёз сына на Бету.
«А Диего ведь похож на моего отца, – внезапно подумал Рельмо. – И профессию похожую выбрал. Повидаться бы им. О чём это я? Сначала мальчик должен выжить».
Внезапно он почувствовал, что сын рядом. Но где? Макс огляделся. Они с Дэном давно удалились от города, и теперь стояли на поляне около небольшого круглого озера. К нему склонились плакучие ивы, а надо всем этим покоем на тёмно-синем куполе сияли неподвижные звёзды. Не мерцающие, яркие, слишком… неживые, чтобы быть настоящими. Да разве в этом Лабиринте есть что-то настоящее? Разве что мы сами. Диего! Где же он? Макс вскрикнул. У берега лежал его сын, молча уставившись в небо. Нет, он жив. Мёртвых уносит в туннель. А он жив!
Выглядел Диего лет на шестнадцать, столько ему было, когда он впервые блестяще дебютировал в лучшем концертном зале Арборино, незадолго до того, когда отцу пришлось исчезнуть из его жизни.
– Сынок, – позвал отец. Тот не ответил, не пошевелился.
– Диего, это я, ты же меня узнаёшь?
Ресницы юноши дрогнули, он равнодушно посмотрел на отца.
– Папа, что ты здесь делаешь?
– Я пришёл за тобой, помочь тебе выбраться отсюда.
– Не хочу! – упрямо заявил Диего. – Оставь меня в покое, я никуда не пойду.
Отец попытался взять сына за руку, но тот отодвинулся, отвернулся и снова уставился в нереально прекрасное небо Лабиринта.
– Погоди, Макс, – решительно вмешался доктор Рельмо. – Отойди-ка и лучше отвернись.
Макс пропустил Дэна к сыну, но отворачиваться не стал.
Тот сочувственно кивнул, мол, понятно, тебя не заставишь, и обратился к Диего, который, казалось, его совсем не слышал.
– Извини, парень, но… – и он сделал резкое движение руками, как будто раздёргивая занавески.
Диего вскрикнул. Макс охнул. Но тут же в голове начал складываться чёткий план спасения сына.
Дэн прочитал его мысли и, не оборачиваясь, сказал:
– Да, выходи наверх и займись делом. За Диего не беспокойся. Жизни его сейчас ничего не угрожает, я справлюсь.
Макс с усилием отвернулся от сына, обретшего прежний облик, и двинулся к выходу. А Дэн сосредоточился на своём пациенте.
– Прости, что причинил тебе боль, но я должен был понять, что с тобой. Тебе здесь оставаться нельзя.
Диего молча смотрел на незнакомого мальчишку. Что он хочет, зачем заставляет его вспомнить?
– Отстань от меня, а?
– Не отстану. Будешь вот так смотреть на звёзды – скоро умрёшь.
– А может, я хочу умереть?
– Неверное решение, – отозвался мальчишка. – У тебя есть все шансы. И руку тебе отрастят, и лицо сделают. Это я тебе как врач говорю.
– Врач? И когда же ты успел?
– Здесь, в Лабиринте, мы выглядим не так, как в реальности. На самом деле мне уже сорок лет, и моя старшая дочь недавно закончила школу.
– А не врёшь?
– В Лабиринте врать невозможно. И я не просто врач, я психиатр. Вижу, тебе надо поговорить? Надо ведь? Поверь, станет легче.
– Не буду я ничего говорить! – взорвался Диего. – И ничего ты не понимаешь! Ну да! А эти твари! А Блай, мразь, подонок! А палач! Тот переселенец его разорвал, так этого мало! А Патриция! Она же… – внезапно его прорвало, и злые слёзы подступили к горлу, выступили на глазах. – Я же любил её! Она мне тоже… говорила! Встретила, обняла, утешала! И продала за пятьдесят золотых! Тварь! Она мне в лагере снилась! Ну не нужен я ей, так прогнала бы! Найду – убью! – внезапно мрачно закончил он. Слёзы высохли, как и не было. И Дэну на мгновение стало страшно. Вместо красивого лица молодого барда перед ним возникло совсем другое лицо. Тоже красивое, но суровое. А в глазах, где только что плескались обида и боль, теперь виднелась только холодная злость, непримиримость. Да, такой будет убивать.
– Вот что, чтобы найти её, надо выйти отсюда. Давай-ка я выведу тебя в безопасное место, и там ещё поговорим, если захочешь. А пока твой отец организует твоё лечение.
Диего медленно поднялся.
– Ну ладно, идём.
Макс в это время бросился к междугородней Т-кабине. Отдав половину денег со своей карточки, он в то же мгновение оказался в Москве, в здании службы Дельта.
«Ломовика бы хорошего найти, вроде того покойного Жака, да времени нет. Придётся воспользоваться своим ментальным даром».
В офисе программистов было чисто и тихо. Только дежурный, напялив шлем, блуждал в просторах Мегасети, то ли по работе, то ли развлекаясь.
Макс, недолго думая, потряс его за плечо.
– А? Что? – выпал из виртуального пространства увлекшийся сотрудник. – Господин Рельмо?
– Да, Петя, это я, – медленно сказал Макс, аккуратно снимая шлем с головы дежурного и прикладывая руки к его вискам. – Ты очень устал, тебе надо отдохнуть. Открой-ка мне базу, а пока поспи. Петя послушно набрал пароль и закрыл глаза.
Макс придвинул стул, надел шлем и нащупал виртуальную клавиатуру. Несколько минут – и новая запись готова. В агентстве появился новый сотрудник, которого надо, кстати, срочно лечить.
– А теперь проснись, и забудь всё.
Не глядя на Макса, дежурный вновь напялил шлем.
А регионального координатора ждало ещё одно дело. Оформляя медицинскую страховку на Диего, он не стал никому ничего внушать. Достаточно было кое-кого припугнуть, а кое-кому дать приличную взятку – и дело сделано. Теперь остается забрать сына и переправить его на Альфу. И тут особых сложностей Макс не видел – почистить память нескольким людям не составляло особого труда для опытного шархийского менталиста. Другое дело – это всё сомнительно с точки зрения морали. Да что там – сомнительно! Несомненно, он нарушает все возможные шархийские законы и путает лики богов. Откат неизбежен. Но какое это имеет значение по сравнению с жизнью и здоровьем мальчишки?
С этими мыслями региональный координатор Рельмо вышел из Т-кабины сначала на дельтийской базе лавочки, а потом – в маленькой пещерке близ базы партизанской. Светиться там ему не следует. Амарго сам доставит сюда Диего. Сообщение он послал, остаётся ждать.
Нервно шагая туда-сюда по тесному помещению, Макс вспомнил далёкий день более двадцати лет назад.
…Он буквально на несколько часов отлучился из замка, и вот сейчас неспешно верхом возвращается домой, где ждёт его маленький сын. Четырёхлетний Диего впервые гостит в отцовском замке и всё ему, конечно, интересно. Он и сейчас просил папу взять его с собой, получил отказ, но быстро забыл обиду. Макс улыбнулся, оглядываясь вокруг.
Летний мистралийский вечер, солнце медленно опускается в море. Рыбачьи лодки, чьи паруса закат окрасил в розовые тона, приближаются к берегу. Среди зелёной листвы апельсиновых деревьев хорошо видны оранжевые плоды. Скоро время сбора урожая. Как бы мальчишка не полез на дерево, мал он ещё. А кстати, где он?
Навстречу хозяину выбежала испуганная няня – деревенская девчонка, которой он поручил за неплохую плату присматривать за сыном.
– Диего пропал, я только на минутку отвернулась, простите, дон Максимильяно! В глазах девушки стояли слёзы.
– Погоди, – тут же собрался Макс. – где ты последний раз его видела?
– В коридоре на третьем этажеее! – разревелась девчонка.
– Не реви! – воровской нюх и шархийское чутьё подсказали отцу, где надо искать сына. Он бросился к своей лаборатории. Дверь заперта, магический замок надёжен. Но там же есть ещё одна дверь, ведущая в кладовку, а она… Неужели не запер, забыл! Макс ворвался в комнату, ругая себя последними словами. И на секунду замер, задержал дыхание и подскочил к столу, около которого лежал тяжело дышащий малыш. На столе стояла колба, из которой вился почти незаметный дымок.
На стул взобрался, – мелькнуло в голове у отца, пока он, прижимая к себе сына, бежал к Т-кабине.
Мэтр Истран долго колдовал над мальчиком и, наконец, сказал:
– Он будет жить, но чтобы окончательно поправился, нужно обратиться к мистикам. И я боюсь, что он стал стерильным.
– Стерильным? – огорчился было Макс, потом махнул рукой – ничего, лишь бы жив был, по крайней мере не будет бояться за своих детей.
Мэтр Истран сочувственно кивнул. Ему-то это было понятно, как никому другому.
– Ну зачем я отпустила его с тобой!
– Аллама, но ты же понимаешь, что в театре тоже небезопасно, – неуклюже оправдывался Макс.
– Да понимаю… – Аллама вздрогнула, вспомнив, как её малыша однажды снимали с лесов, на которых устанавливали декорации. И простила возлюбленного.
Вскоре Диего стало намного лучше, и отец повёл его к мистику. Тот, поколдовав над малышом, с любопытством следившим за ним, вывел Макса за дверь и подтвердил слова мэтра Истрана. Однако об остром слухе Диего он не имел никакого понятия. И на обратном пути мальчик спросил:
– Папа, а как это у меня детей не будет? Это потому, что я поиграл с цветными порошочками?
– Да, это потому, что ты полез куда не следует. Но не огорчайся, сынок, у тебя будет много другого интересного в жизни.
– Мороженое, да?
– И мороженое, конечно. Давай-ка сходим в зоопарк, там и мороженое поедим.
– И на крокодила посмотрим? – мальчик развеселился и совсем забыл о прогнозах мистиков и магов.
Зато не забыл Макс. И несколько дней спустя, когда он в очередной раз привёл сына к себе домой, там появился Хоулиан.
– Ну, давай познакомимся, мальчик, как-никак мы с тобой родня.
– Родня? – удивился Диего, с восхищением разглядывая настоящего живого эльфа, с острыми ушами, как и положено.
– Да, ты мой правнук. И, говорят, за тобой глаз да глаз нужен. Сейчас глянем…
Диего поморщился: колдовство было ему неприятно. Он попытался удрать, но отец не пустил.
– Потерпи-ка, сынок, совсем чуть-чуть осталось.
Хоулиан закончил осмотр и кивнул:
– Да, боюсь, что ничего сделать не смогу. Но можно показать его врачам с Альфы. Давай-ка я и отвезу вас, чтобы лишних глаз тут не было. Хочешь, малыш, в другой мир?
– Хочу! – обрадовался Диего. – А мороженое там есть? А музыка?
– Есть, – засмеялся эльф и переглянулся с Максом.
Вскоре мальчик с удивлением рассматривал высоченные дома и стремительные экипажи. Прадедушка и папа не обманули: его накормили вкуснющим мороженым и дали послушать совершенно необычную музыку. Довольный и уставший малыш вскоре уснул в машине – так называли этот экипаж. Он не знал, что сон этот искусственный – ведь зачем врачам знать, что мальчик не говорит ни на одном из известных на Альфе языков? Отец просто сказал в частном центре, что ребёнок нервный и лучше его не тревожить при обследовании. Диего и не чувствовал, как у него взяли кровь, как просветили насквозь в неведомых устройствах. Проснулся он уже дома у папы, в Арборино. И ничего не помнил ни о своем чудесном путешествии, ни о прадедушке-эльфе. Макс прекрасно умел блокировать участки памяти. Только результаты, которые получил отец, были теми же, что и дельтийских магов – неизлечимое бесплодие. То же сказали и шархийские шаманы, когда Макс позднее водил Диего в Лабиринт.
Но о чём это он думает? Сейчас надо спасать мальчика от куда большей беды. И опять, видимо, придётся погружать его в искусственный сон. Да и память потом почистить. На всякий случай.
Послышался звук открываемой двери. Появился Амарго, поддерживающий Диего под руку. Макс бросился к сыну. Да, он уже видел это, но одно дело в Лабиринте, другое – в реальности. Нет, Блаю не жить!
Диего был в сознании и внимательно смотрел на отца. Видимо, Дэн вывел его из Лабиринта, а сам ждёт Макса на Альфе, чтобы помочь переправить в клинику.
– Папа? Где ты был столько лет?
«О небо, мальчик сорвал голос!» – пронеслось у отца в голове. Но он спокойно ответил:
– Да, сынок, мне нужно было уехать, но теперь всё будет хорошо, ты поправишься.
– Мне сказали, что сделают руку и лицо, это правда? Это маги?
– Не совсем, – замялся отец, – но они точно это сделают.
– И тогда я буду сражаться. Я этого так не оставлю.
Макс внимательно посмотрел на сына. Сражаться? А как же его Огонь? Огонь? Где он? Макс его не видел. Но и это сейчас неважно.
– Пойдём, сынок.
Он нажал кнопку Т-кабины. И понял, что для Диего это отнюдь не сюрприз. Амарго кивнул:
– Да, я потом вам всё расскажу подробно.
Макс поддержал Диего и ввёл его в Т-кабину.
– Только ничего там не говори.
Для Макса не было проблем почистить память людям на Дельтийской базе и в офисе лавочки в Москве – на всякий случай. Но скорую для сотрудника службы Дельта вызвали тут же. В машине Макс незаметно для окружающих погрузил Диего в искусственный сон. Пусть мальчик побудет в Лабиринте, Дэн и он, отец, проследят, чтобы всё было хорошо, чтобы он снова не сорвался. А потом он почистит ему память… Да, надо поговорить с Амарго, выяснить, как там всё было, кто спас сына. И пусть он этого тоже не помнит. Не надо ему знать про Т-кабины, про то, кто такой отец… Или надо?
У ворот клиники ждал Дэн, а другие врачи тут же отправили пациента в реанимацию, понимающе выслушали про искусственный сон – шархийских шаманов альфийские медики знали и очень уважали. А потом случился неожиданный казус. После тщательного осмотра Макса позвали в кабинет.
– Чтобы восстановить лицо пациента, нам нужны его фотографии в нескольких ракурсах, надлежащим образом оцифрованные. Здесь их нет.
Макс на мгновение растерялся и едва удержался, чтобы не дёрнуть себя за косу. Фотографий Диего ведь нет. Ни одной. Придётся взять свои, другого выхода нет.
– Да, я сегодня же пришлю.
Он отправился домой, чтобы без помех заняться делом. Нашёл в недрах своего компьютера старую папку. Всмотрелся в фотографии. Вот он, Макс, перед выпуском из МГУ. Вот он с отцом в Калифорнии тем же летом. Вот в компании друзей годом позже, незадолго до отправки на Дельту. Вот его фотография во время первого отпуска на Бете. Здесь он выглядит даже постарше своих двадцати пяти лет. Вот ещё одна, очень удачная фотография… Хотя нет, её нельзя. Она должна быть в базе лавочки. Лучше вот эту. Да, эта подойдёт. Только обрезать их все, да фоны поменять.
Работа заняла несколько часов. Но, наконец, всё было готово, и Макс отправил фотографии на адрес клиники. Получив подтверждение, что всё подходит, немного успокоился. Теперь у Диего будет его лицо. Как-то он к этому отнесётся? И как будет жить без прежнего голоса и Огня? Или… или Огонь к нему вернётся? Но главное – Диего будет жить!
Диего медленно открыл глаза. Иллюзорная реальность Лабиринта таяла, растворяясь в сознании и исчезая из памяти. Где же он, что с ним случилось? Перед глазами был белёный потолок, где-то слышался шум дождя. А в комнате явно кто-то находился. Он приподнял голову, огляделся.
– Дон Рауль? То есть товарищ Амарго?
– С выздоровлением, Диего. Ну и долго же пришлось тебя лечить!
С выздоровлением? И тут память разом вернулась к нему. Лагерь. Лес. Приморская вилла. Патриция. Блай. Палач. Лохматый переселенец. Обрубок на месте правой кисти. Он опустил взгляд и чуть не вскрикнул от радости: Обе кисти на месте. Пошевелил пальцами, ещё не веря себе. Нет, всё в порядке. А лицо? Вроде ничего не болит. Но дотронуться он не решился.
– Где я? И какое сегодня число? – И тут же его передёрнуло. Голос. Он сорвал голос. Там, в Кастель Милагро, было слишком много боли, чтобы долго думать об этом. А здесь... Но сначала надо понять, где он. И сможет ли сражаться. Сражаться? Он сам удивился холодным, рассудочным мыслям.
– В Даэн-Риссе, в клинике. Две луны тебя лечили.
– Две луны? Но почему я ничего не помню? – поразился Диего.
– Потому что ты рассудка лишился, – проворчал Амарго. – Маги и мистики тобой долго занимались. Ты хоть знаешь, как мне пришлось изворачиваться, чтобы вынуть тебя оттуда?
– Из Кастель Милагро? – Диего вздрогнул. – Там был какой-то парень, переселенец, и… моя рука?
– А что рука? – удивился Амарго. – Пришлось складывать заново. Переломали знатно.
– Как переломали? Не отрезали?
– Ну и галлюцинации у тебя, парень. Руку тебе сломали, а из Кастель Милагро достали без всяких переселенцев. Это у тебя ложная память.
– Ложная? Я его прекрасно помню, лохматый такой. И палача он убил, и стражников, и потом… карта такая была, со светящимися точками.
– Не выдумывай, а то опять с ума сойдёшь. Нечего приплетать ложные воспоминания к истинным. И как тебя достали, не спрашивай. Это военная тайна.
– А что с моим лицом? – прервал его Диего. Это тоже тайна? Дайте зеркало!
– Нет у меня с собой зеркала, – отозвался Амарго. – Лучше скажи, как себя чувствуешь физически?
– Нормально, – ответил Диего, ощущая подступающую злость, – кроме того, что сорвал голос. Вы же слышите? Если мне руку сложили, почему голос не поправили?
– Ты же сам знаешь, какое тонкое дело – связки. Вот если бы ты к врачу сразу попал, может быть, и помогли бы. Понесли же тебя демоны к этой Патриции!
– Ну да, повёл себя как полный болван! Дайте мне только добраться до неё!
Диего и сам злился на себя. Да так, что сам себя не узнавал. Что это с ним? Злость, пустота внутри. Пустота? Звуки, которые он слышал, почему-то вызывали раздражение. Вот торопливые шаги по коридору, вот затихающие, становящиеся всё реже и реже капли дождя, вот скрип стула, с которого поднялся Амарго. Просто звуки и всё. Он потряс головой. Обычно звуки переливались у него в музыку, в ноты. Не всегда, но часто. А сейчас – почему нет? Почему? Внезапно его охватил страх. Он понял, что лишился чего-то, что сопровождало его всю сознательную жизнь. Огня? Он потерял Огонь? Нет!
– Я приглашу мистика, который занимается такими проблемами, как у тебя. Профессионала. Тебе, как сам понимаешь, спасали жизнь, не до голоса было. Подождём его консультации, – смягчился Амарго. – А пока успокойся, а завтра вставай и начинай ходить, – закончил предводитель повстанцев, покидая палату. Его тут же сменила медсестра, предложившая пациенту выпить какие-то лекарства. Он подчинился. Почему-то успокоиться оказалось несложно. Стараясь отогнать дурные мысли, он задумался о другом. Об оружии. Нож, летящий в лицо врагу. Послушное ложе арбалета в руках. Пистолет, который давал ему отец когда-то. Пистолет в руках ненавистного Блая. Пострелять бы, выстрелить… В этого проклятого советника, в министра изящных искусств, в палача. Хотя палача тот переселенец уже прикончил. Но вскоре мысли куда-то ушли и, погружаясь в сон, обычный сон, он подумал, что это из-за лекарств.
На другой день Амарго, как и обещал, вернулся в палату с незнакомым мистиком. Тот внимательно осмотрел пациента и печально покачал головой.
– Увы, маэстро, ничем не могу помочь. Да, верю, что у вас был оперный голос, но связки повреждены необратимо.
– Но говорю я по-прежнему громко! – чуть ли не закричал Диего, всё прекрасно понимая. Он отлично помнил, как у него переломался детский голос, с каким волнением он ждал установления взрослого голоса, и как обрадовался, когда понял, что всё более чем в порядке, что он будет петь те партии, о которых мечтал, что песни, которые он сочинил за это время, как раз ложатся на его взрослый, красивый баритон. Но теперь всё пропало. Да, голос громкий, сильный, но с хрипотцой. Петь таким он не сможет. И что теперь? «А ничего», – снова подумал он, чувствуя пустоту и холод внутри. Лёг на кровать и отвернулся к стене. Но вдруг холод, казалось, отступил, стало легче.
– Добрый вечер, маэстро, – услышал он знакомый голос.
– Плакса? – удивился Диего, узнав своего нерадивого ученика. – Ты что, на меня эмпатией действуешь?
– Ну да, есть немного, – смутился тот.
– Прекрати немедленно! – рассердился Диего. – Ты как меня нашёл?
– Я теперь с товарищем Амарго работаю. Руковожу партией Реставрации. И зовусь товарищ Пассионарио.
– Что?! Ну ты даёшь! Тоже мне вождь!
– Ну, товарищи решили, что моя эмпатия пригодится. И магическая Сила.
– Надо же! – Диего даже отвлёкся от своих переживаний по поводу голоса. Но тут же вспомнил о другой, более серьёзной проблеме.
– Лучше посмотри, что у меня с Огнём. Ты же видишь такие вещи?
– Вижу, – кивнул Плакса.
– Так что, говори!
– Понимаете, маэстро, такое бывает.
– Значит, Огонь действительно пропал.
И Диего снова отвернулся.
– Но если голос удастся вернуть, может быть, и с Огнём всё наладится? Я вам хорошего целителя привёл. Эльфа.
– Здравствуй, малыш, – незнакомый эльф с длинной гривой чёрных волос вошёл в палату и внимательно посмотрел на Диего, казалось бы, чего-то ожидая.
– Здравствуйте, – отозвался он, с любопытством разглядывая гостя. Диего не помнил, чтобы когда-то раньше видел этого эльфа, и вообще эльфов. Тот, видимо, что-то для себя решил и слегка улыбнулся.
– Давай для начала познакомимся. Я Хоулиан. Ты мне приходишься правнуком.
– Будем знакомы, – кивнул Диего. Ничего особо удивительного тут не было. Он помнил своего дедушку-мага, который буквально пару раз появлялся у них с мамой дома и однажды пришёл в театр на спектакль, чтобы по её просьбе помочь со спецэффектами. Дедушка был полуэльф, имел заострённые уши и глаза без белков. Он огорчался, что дочь и внук не унаследовали его Силу. Но когда началась охота на магов, наверное, успел порадоваться этому. Но сам спастись не успел. Аллама и Диего узнали о гибели отца и деда уже в эмиграции. И вот теперь встреча с прадедом.
– Давай-ка, малыш, я тебя осмотрю. Потерпи немного.
Диего почувствовал резкое воздействие классической магии. А вдруг прадедушка поможет ему вернуть и голос, и Огонь?
– Нет, не получится, – с сожалением сказал эльф. – Жаль, ты регенерировать не умеешь… Нет, голос я тебе вернуть не смогу. Да и зачем он тебе, если Огонь ты потерял? Но не унывай, в жизни много других интересных вещей, – подмигнул Хоулиан, взмахнул рукой и исчез в сером облачке телепорта.
Диего же почувствовал, как надежда покидает его. Звуки и краски окружающего мира внезапно поблёкли. Что может быть интересного, что? Получается, что Эль Драко действительно умер в Кастель Милагро. Осталось только умереть окончательно. Потому что нельзя жить без голоса и Огня.
– Ну что ещё? – недовольно произнёс он.
Амарго и Плакса, тьфу ты, демон, Пассионарио, сидели перед ним и явно не собирались уходить.
– Маэстро, у нас к вам деловое предложение, – начал бывший ученик.
– Какое ещё? И больше не называйте меня так.
– Поработать в отделе пропаганды нашей партии. Ваш подвиг послужит примером для наших товарищей и всего нашего народа. Ваше имя, ваша репутация…
– Что?! – заорал Диего во всю мощь своего голоса. И показал товарищам реставраторам два пальца. – Вот вам пропаганда, агитация, репутация, хренация! Жалеть меня вздумали?! Да ещё на весь континент! Чтоб вас!..
Депрессии как не бывало. Её сменила злость. Диего не очень-то слушал рассуждения Амарго и Пассионарио по поводу того, может ли вернуться к нему Огонь. Он даже не очень этого хотел. Как странно! Он на мгновение почувствовал лёд внутри. Лёд. Руки снова ощутили воображаемое оружие.
– Я хорошо стреляю, – вырвалось у него, – и дерусь неплохо, и ножи метать умею, вы же видели. О пропаганде и речи быть не может, но как боец я вам пригожусь. И дайте мне, наконец, зеркало, за кого вы тут меня держите?
Амарго и Пассионарио переглянулись.
«Не зря они так мнутся, наверное, лицо совсем страшное. Ну, для воина это неважно», – подумал Диего. И нетерпеливо крикнул:
– Да что, в этой клинике зеркал нет? Могу и сам поискать!
– Ладно, – решительно сказал Амарго, поднимаясь.– Всё равно ведь узнаешь.
Он вышел из палаты и через пару минут вернулся с довольно приличным зеркалом.
Диего, однако, несколько мгновений колебался. Потом решительно поднял взгляд. И пришёл в ужас. Ему показалось, что он снова сошёл с ума и попал в Лабиринт. Лицо, которое отражалось в зеркале, было совершенно целое, здоровое, даже симпатичное, но чужое. Впрочем, не совсем чужое. Это было молодое лицо его отца. Но как, откуда?..
– Демоны, что это такое?! – закричал он. – Кто это сделал и как вышло? Объясните же, наконец! Или это тоже тайна?
– Тайна, – кивнул Амарго. – Тебе этого знать не положено. Привыкай к партийной дисциплине.
– Ну ничего себе! – Диего никак не мог успокоиться. – Да ещё и щетина на правой щеке выросла!
Из-за эльфийской наследственности волос на теле и на лице у него никогда не было. Теперь, получается, ему человеческую кожу пересадили? Сукин сын этот Амарго, ведь ничего толком не объяснит!
– И бриться привыкай, – усмехнулся Пассионарио. Он как-то незаметно перешёл на «ты» с бывшим наставником, а теперь товарищем по борьбе.
А Амарго добавил:
– Тебе же лучше. Если не хочешь, чтобы тебя узнавали…
– Вот тут вы правы, – немного успокоился Диего.
– А теперь подумаем, куда тебя пристроить. Да, ножи ты метаешь неплохо. Данные хорошие. Однако чтобы стать профессионалом, придётся поработать.
Диего вспомнил, как примерно то же самое говорил его первый учитель музыки. Он попытался улыбнуться. Судя по тому, как посмотрели на него товарищи, улыбка вышла какая-то не такая. Не такая, как у Эль Драко. И пусть. Он больше не Эль Драко. А кто же он?
– Наверно, мне надо придумать себе новый псевдоним? Или как её – партийную кличку? – вырвалось у него.
– Верно. И как будешь называться?
Диего думал недолго.
– Кантор*, – решительно сказал он.
– Но… – удивился Амарго.
– Нет, всё правильно, – прервал его Пассионарио. – Всё абсолютно верно.
И, не дав новоиспечённому Кантору и слова сказать, продолжил:
– А теперь надо вытащить твои деньги.
– Но их же конфисковали. Ты собираешься президента грабить? Или государственный банк Мистралии? – поднял брови Диего.
– Не президента и не грабить, – ухмыльнулся Пассионарио. – Твои деньги у Пуриша. Он успел снять все два миллиона с твоего счёта в тот же день, когда тебя арестовали.
– Вот пройдоха! – искренне восхитился бывший наставник.
– Так ты на Пуриша не в обиде?
– Какие обиды! Могу себе представить лица Гондрелло, министра изящных искусств и прочей сволочи, когда они обнаружили, что на счёте пусто. Да ради этого никаких миллионов не жалко!
– Ну, с миллионами ты загнул. В общем, сам ты к Пуришу не поедешь, конечно?
Диего на мгновение задумался. Потом покачал головой.
– Нет, не надо ему знать, как я выгляжу. Чем меньше людей об этом знают, тем лучше.
– А маэстрина Аллама?
Диего вздрогнул. Бедная мама!
– Она не знает про Кастель Милагро?
– Пока нет. Она знает только то, что ты жив и на свободе, но тебе пришлось долго лечиться.
– Я напишу ей.
– Лучше бы ты поговорил с ней сам, – заметил Пассионарио.
– Нет, показываться ей я не буду!
Амарго кивнул. Он понимал, почему Диего не хочет открыться и родной матери. Он не потерпит жалости даже от неё. Впрочем, боец партии Реставрации должен быть строго законспирирован. Так что…
– Вот что, Диего, – проговорил он. – Чтобы полностью соблюсти конспирацию, нам нужно запустить версию о твоей гибели. Героической гибели.
– Хотите на жалость давить? – взорвался тот. – И я больше не Диего, а Кантор!
– Вот именно, Кантор, – кивнул лидер сопротивления. – А Кантора никто жалеть не будет. И потом, у нас на базе жалости всё равно не дождёшься. А легенда нужна для дела, и тебе придётся с этим смириться. Научись всё-таки понимать слово «дисциплина», боец.
– Понял, – буркнул Кантор. Да, теперь уже Кантор. Он привыкнет и к новому имени, и к новой жизни. Жизни, в которой у него не будет Огня, но будет ярость воина и оружие в руках.
– Слушаюсь, товарищ Амарго. Когда начнём занятия?
– Завтра, – сказал тот. – Пока напиши записку матери, я передам ей. А ты, Пассионарио, поезжай к Пуришу.
– Только много ему про меня не рассказывай, – вскинулся Кантор.
– Расскажу как надо, – серьёзно ответил бывший ученик.
____________________________
* Кантор – по-испански «певец». Мистралия – аналог Испании и Латинской Америки.
Пуриш в последнее время был доволен своими делами. После того как Эль Драко всё бросил и вернулся на родину, его продюсер наскоро собрал новую группу. Правда, найти солиста оказалось нелегко. Молодая галлантская певица, имевшая большой успех, через пару лун срочно выскочила замуж и уехала, уплатив немалую неустойку.
Потом сильно выручил Казак, уникальный переселенец, воин, бард, мистик и маг в одном лице. Однако, выступив оговоренные три раза, он заявил:
— Ну, поработал и хватит пока. Надо бы в Мистралию наведаться, поговорить там кое с кем.
— Не с Эль Драко, случайно?
— И с ним тоже, — прищурился переселенец. — Передать ему, чтобы возвращался?
— Передай, а то мне нюх подсказывает, что надо поторопиться.
— Правильно подсказывает, правильно. Только вряд ли этот хлопец меня послушает.
Казак пропал, видимо, убили в очередной раз. А вскоре люди Пуриша, которые имелись во всех странах, принесли плохие вести: Эль Драко уволили из театра за то, что отказался переделывать гимн Мистралии в угоду президенту и министру изящных искусств.
— Все удивляются, — сообщил ему мистралийский агент.
— А ты не понимаешь? Да, Тень у тебя большая, это я знаю, а вот Огня нет. Он бы предал свой Огонь, если бы согласился.
— А вот маэстро Морелли…— протянул агент, — работает на правительство и в ус не дует. Правда, говорят, у него Огня совсем не осталось.
— Вот потому и не осталось, — усмехнулся Пуриш. — Ты Эль Драко видел? Сказал ему, чтобы уезжал немедленно?
— Видел, сказал, а он рукой махнул, говорит, у меня ещё концерты, не могу уехать, и Патрицию не брошу.
— Что за Патриция? — насторожился Пуриш.
— Да есть там одна красотка, слывёт ведьмой.
— Думаешь, она его приворожила?
— Вполне вероятно, — кивнул агент, — ведь обычно в отношениях его надолго не хватало, а тут упёрся!
— Так, чувствую, мне нужно самому туда ехать, — озабоченно сказал Пуриш.
— Будьте осторожны.
— Да уж не учи учёного! Вытащу его оттуда — и назад. Надо только леопардов пристроить.
Однако пристроить леопардов удалось не сразу. Известный дрессировщик маэстро Карас был на гастролях в Лондре, а никому другому Пуриш доверить Тиа и Хона не мог, тем более что собирался отсутствовать не меньше двух недель. А потом пришлось заниматься новым солистом… В общем, прошла луна, прежде чем Пуриш наконец собрался в Мистралию. Сначала телепортом до Крамати, потом ждал дилижанса до Арборино. Выйдя из дилижанса на столичной станции, он тут же увидел большую афишу со знакомым именем. Эль Драко сегодня давал концерт на одной из открытых площадок столицы. Вот и хорошо, сразу увидимся и поговорим, подумал продюсер. Он дошёл до площадки, когда Эль Драко уже закончил петь и принимал поздравления.
… И тут понял, что опоздал. На помост поднялись полицейские. Беспомощно сжав кулаки, Пуриш наблюдал за арестом Диего. За гневом окружающих. Он поспешно выбрался из толпы и оглянулся. Группа студентов быстро направлялась в ближайший переулок, о чём-то возбуждённо разговаривая. Пуриш, в совершенстве знавший мистралийский, отчетливо расслышал слово «Отобьём!» Он на расстоянии последовал за бегущими ребятами, решив разобраться на месте и посмотреть, что из этого выйдет. Нюх подсказывал Пуришу, что ему лично ничего не угрожает.
Когда продюсер, задыхаясь, выбежал на площадь перед тюрьмой, студенты уже столпились поодаль от входа. Заметив подъезжающую чёрную карету, Пуриш отступил в переулок. Когда из кареты вывели Диего, студенты медленно двинулись вперёд. И тут арестованный бард поднял руку и крикнул:
¬¬— Не нужно! Идите домой!
Ребята отпрянули от наступающих на них полицейских. А Диего добавил:
— Это будет бессмысленная жертва! Уходите!
Студенты замерли, потом бросились бежать. Пуриш наблюдал, как Диего ввели в ворота тюрьмы, как они захлопнулись за ним. Он постоял немного, горько усмехнулся и направился в банк. «Нельзя оставлять этим очередным спасителям Мистралии состояние Эль Драко. Только бы успеть».
Пуриш не был бы Пуришем, если бы не знал номер счёта Эль Драко, пароль к нему, и если бы не смог воспроизвести его подпись. Не прошло и часа, как два миллиона золотых перешли на счёт хитроумного продюсера. «Если парень выйдет на волю, я верну ему деньги. А пока пусть покрутятся», — думал он, спеша на станцию, к дилижансам. Оставаться в Мистралии было нельзя ни на минуту. Мало ли…
И вот прошло уже полгода, а Эль Драко как в воду канул. Пуриш сделал рискованный шаг — обратился к некроманту и выяснил, что бард всё ещё жив. А сегодня к нему явился друг Диего — Симеон Подгородецкий. Пуриш прекрасно знал этого молодого поморского аристократа, который сейчас искренне недоумевал, почему мистралийские власти не отвечают на запросы. Продюсер посочувствовал наивному поморцу, но ничего объяснять не стал и поспешил распрощаться. Да, бедняга Диего, неужели он так и не выйдет на свободу?
— К вам просится на приём молодой мистралиец, уверяет, что работал у вас, и что вы его знаете как маэстро Плаксу, — сообщил секретарь, косясь на леопардов, которые спокойно повернули к нему головы и тут же снова замерли — свой.
— Плакса? — удивился Пуриш и подумал: — «Что-то друзья Эль Драко зачастили…»
— Что я должен ему сообщить? Вы примете его?
— Проси сейчас, — внезапно решил Пуриш. А вдруг он что-то знает? И добавил: — Если явится маэстро Лион, которому назначено в полдень, извинись и попроси подождать.
Плакса мало изменился: эльфийские глаза из-под бардовской чёлки смотрели внимательно, на губах застыла улыбка, правда, взгляд был печальным, а улыбка — грустной. Продюсер исполнился сочувствия: парень, наверно, опять попал в трудное положение. Хотя с этим раздолбаем надо быть осторожнее, он же эмпат. А, ладно, подумал Пуриш и погладил сидящую справа Тиа. Пятнистая хищница мурлыкнула. Слева приподнял голову Хон, но тут же успокоился: у вошедшего человека был знакомый запах.
— Рад видеть тебя, Плакса, чем могу помочь? — осведомился продюсер. — Ищешь работу? Можно что-нибудь подобрать.
Плакса взглянул на леопардов.
— Добрый день. Нет, у меня сейчас есть работа. А Диего будет рад узнать, что Тиа и Хон в порядке. В последнее время ему радостей было мало.
— Так он жив? — обрадовался Пуриш. — И свободен?
— Да, но можешь себе представить, сколько ему пришлось перенести! И ведь никого не выдал, а как его пытали… И голос сорвал, но Огонь свой не предал.
— Я не сомневался, знаешь ли. Так как он сейчас?
— Ты бы его не узнал. Проклятый Блай, когда же его прибьют! Диего почти до смерти замучили, только чудо его спасло…
Пуриш положил руку на голову Хона. И ведь каким раздолбаем был Эль Драко, а умный продюсер прекрасно видел в нём твёрдость, которая проявляется у человека в самые тяжёлые минуты. И потому не удивился сейчас. Пытки… Бедный парень! Потерять голос! И как Диего может выглядеть после пыток? Он поднял глаза на Плаксу. Тот, казалось, оправдывал своё прозвище. В глазах у весёлого и легкомысленного барда стояли слёзы.
— Ведь это ты спас его состояние от конфискации?
Пуриш насторожился. А вдруг этот раздолбай врёт и хочет заполучить миллионы Эль Драко? Хотя куда ему, Тени-то у него нет. Но если Диего жив, для него он, Пуриш, двух миллионов не пожалеет. Хотя нет, одного. Второй миллион он пока придержит, мало ли. Надо всё же точно убедиться.
— Я переведу для Диего один миллион, но получить его сможет только он сам, собственноручно поставив подпись.
— Подпись будет, не сомневайся, — слегка улыбнулся Плакса, и Пуриш непривычно быстро для себя подписал чек.
Наутро он проснулся в страшной тревоге.
— Что же я наделал? Отдал Плаксе миллион просто так! Если бы сам Диего пришёл, другое дело, а с этим раздолбаем надо было держать ухо востро, — ругал он себя. — Поддался эмпатии, не иначе. Срочно бежать в банк, отозвать подпись!
— Деньги уже переведены, господин Пуриш, — сообщил ему банковский служащий. — Мы получили бумаги за подписью клиента.
Пуриш вгляделся в знакомую подпись. Безусловно, это рука Эль Драко. Ну что ж, по крайней мере, парень получил свои деньги. И он жив и, очевидно, на свободе. А пока надо съездить к Алламе Фуэнтес, обрадовать её, если не знает. Хотя, наверное, ей сообщили, а может, Диего и сам к ней наведался. И Пуриш отправился на телепортационную станцию.
Аллама Фуэнтес сидела в номере роскошного отеля в самом центре столицы Ортана. Она приехала сюда на гастроли из Галланта, чтобы выступить в возобновлённом спектакле о сложных отношениях мага и женщины-оборотня. Сегодняшняя премьера прошла с огромным успехом, и публика долго не отпускала любимую актрису. Но радости от этого Аллама не испытывала. Только Бессмертный бард знал, чего ей стоило в последние луны работать, как прежде. Беспокойство за Диего не отпускало. И только когда две луны назад к ней пришёл старый школьный друг Диего Хорхе дель Торрес и сообщил, что её сын жив и на свободе, но встретиться с матерью пока не может, стало немного легче. Больше Хорхе ничего не сказал, но Аллама понимала, что Диего сильно изранен. Поэтому постепенно тревога снова усилилась.
«Надо бы с Пуришем встретиться, — подумала она. — Этот хитрец наверняка что-то знает».
Её размышления прервал негромкий стук в дверь.
— Вам подарок, маэстрина Аллама.
— Входите, — вздохнула она.
Посыльный внёс букет роскошных орхидей, которые она очень любила. Эти прекрасные цветы несколько десятилетий назад привёз с востока Хины какой-то путешественник. Сначала думали, что они не приживутся, но, самое удивительное, впервые по эту сторону Хинского хребта вырастить их сумел один лондриец. В своей туманной и дождливой стране он устроил оранжерею, где теперь цвели розовые, жёлтые, красные цветы с самыми разнообразными узорами. Из Лондры они распространились по всем странам. Теперь их выращивали и в деловой Голдиане, и в весёлом Галланте, и в снежном Поморье, и в обширном Ортане, и, конечно, в жарких Мистралии и Эгине. Аллама хорошо помнила, как когда-то ей вручил такой букет маленький Диего, которому его передал пришедший на спектакль Максимильяно.
Она раскрыла прикреплённое к цветам письмо и чуть не вскрикнула, увидев до боли знакомый почерк: «Всё в порядке, здоров, люблю, целую. Слухам не верь. Увидимся, но не скоро». Подписи не было, но стояла сегодняшняя дата.
— О небо, спасибо, — едва слышно прошептала она. Но почему мальчик не пришёл к ней сам? Что сделали с ним в лагере, в тюрьме? И что за слухи он имеет в виду?
Несколькими неделями позже, когда пошли разговоры о том, что Эль Драко замучен в Кастель Милагро, Аллама поняла, о каких слухах говорилось в письме. На всякий случай она обратилась к подпольному некроманту, и тот подтвердил, что сын жив. А пока она перечитывала коротенькую записку и плакала.
Но тут в дверь снова постучали. Аллама почти вскрикнула:
— Войдите!
Но сразу же разочарованно вздохнула: это был не Диего, а Пуриш.
— Добрый вечер, маэстрина, — поприветствовал её продюсер.
— Рада видеть, — принуждённо улыбнулась Аллама. — У тебя есть новости о Диего?
— Есть, он жив и свободен.
— Ты видел его, разговаривал с ним?
— Нет, но видел его подпись на банковском документе, которую он сделал не далее как вчера.
Аллама молча протянула Пуришу записку Диего. Тот улыбнулся.
— Вот видишь, теперь можешь не беспокоиться за мальчика.
Аллама снова вздохнула.
— Но когда же я его увижу? Хорошо, что написал. Макс, тот вообще пропал без вести, и я думаю, вернётся ли он когда-нибудь со своих островов?
***
Бубен в руках старого Молари говорил с богами. Точнее, с двуликим Диром-Эйдмом. Максу, сидящему в зале Вершений, казалось, что вот-вот в чередовании звуков и пауз он сможет различить человеческую речь. Но нет, слова бога могли услышать только посвящённые в пути Дира-Эйдма, такие, как его родной дядя Молари. Бубен продолжал звучать, и Макс понимал, что сейчас решится, какой ответ он должен дать за то, что спутал лики богов. Шархи, жившие среди людей, иногда должны были так поступать, чтобы выжить в человеческом обществе, но сейчас он преступил грань. Обман, подстава, кража денег — ведь фальшивая страховка это самая настоящая кража. Но разве он мог поступить иначе, когда мальчика надо было спасать? Он и убить бы мог, только бы спасти сына.
Звуки бубна смолкли.
— Ну вот, — огорчённо сказал дядя Молари, — предупреждал же я тебя. Спутал ты лики Ма и Фо, ничего не скажешь. И теперь откат стукнет по вам обоим.
— Что будет с Диего?!
— Его жизни откат не угрожает, хотя рисковать он будет. А больше тебе никто не скажет. Какой получится откат, сможешь увидеть сам.
— Рисковать… Это я знаю. Новый путь он себе уже выбрал. Может быть, это и есть откат? Или нет? — Макс понимал, что покоя теперь ему не видать. Но главное, что мальчик жив и здоров. А там — там будет видно.
Спасибо за продолжение.