ЖИЗНЬ, СГОРЕВШАЯ В ОГНЕ
Фандом: Оксана Панкеева «Хроники странного королевства»
Название: Жизнь, сгоревшая в Огне
Автор: Tabiti
Соавтор: Elika_
Соавтор: Lake62
Главные герои: Диего в бытность свою Эль Драко
Категория: джен
Жанр: психология, ангст, экшен, драма
Рейтинг: R
Размер: макси
Дисклеймер: главные герои принадлежат Оксане Панкеевой
Таймлайн: за пять с лишним лет до начала первого романа «Пересекая границы» (приквел)
Предупреждение: поскольку достоверных сведений об этом периоде жизни Диего у Панкеевой не слишком много, а те, что есть, сложновато увязать в чёткую хронологию, в приквеле могут быть небольшие нестыковки, иногда даже намеренные. Но главная сюжетная канва чётко соблюдается, иначе и писать бы не стоило.
Аннотация: Прошло всего полгода, как молодой, но уже знаменитый на весь континент, бард Эль Драко, узнав о демократических переменах, вернулся в родную Мистралию. Овации публики, всеобщее ликование, любимая девушка... Но вскоре власть начинает "закручивать гайки", и всё счастье великого барда заканчивается в один миг.
ОКОНЧАНИЕ ОТ 28 СЕНТЯБРЯ 2019
читать дальше1.
– Маэстро! Маэстро, можно автограф?
Звонкий мальчишеский голос пробился сквозь восторженные крики и аплодисменты толпы. Присев на корточки на краю заваленной цветами сцены, Эль Драко взял протянутые ему блокнот и карандаш.
– Маэстро… пожалуйста!
Мягко улыбнувшись, молодой бард поставил на чистой странице свой росчерк и вернул блокнот мальчишке, который тут же прижал его к груди:
– Спасибо!
– Не за что. Как тебя зовут?
– Мигель, – застенчиво ответил мальчик. – А это мой брат Рикардо!
Он показал на стоящего рядом высокого стройного юношу, взирающего на молодого барда, как на божество.
Диего ласково взлохматил тёмные волосы мальчика. Мигель счастливо улыбнулся и бережно убрал блокнот с заветной росписью в карман лёгкой курточки:
– Я его всю жизнь хранить буду!
– Итак, дамы и господа, на сегодня концерт окончен...
– Как раз вовремя, – внезапно раздался грубый голос. Расталкивая толпу, к сцене пробились люди в форме.
– Тайная полиция! – испуганно охнул кто-то.
Эль Драко слегка изменился в лице и быстро оглянулся на артистов своей труппы, кивком давая понять, чтобы уходили. Пока не поздно.
Если ещё не поздно...
– Маэстро, – начальник отряда растянул губы в резиновой улыбке. – Рад был послушать ваши песни. Уж простите, цветов не принёс.
"Провалитесь вы с цветами или без", – подумал Диего, а вслух спросил:
– Что вам нужно?
– У нас ордер на ваш арест, – слегка извиняющимся тоном объяснил начальник отряда. – Извольте сдать оружие и следовать за нами.
– У меня нет оружия, – сказал знаменитый на весь мир бард, вскинув подбородок. Краем глаза он заметил, что толпа зрителей начала стремительно редеть, но ушли не все – многие всё ещё стояли вокруг открытой сцены, и напряжение так и витало в воздухе.
– Позволите проверить?
Вот же наглая морда! Эх, врезать бы по ней...
Люди вокруг заволновались. Диего поймал испуганный взгляд Мигеля, уцепившегося за руку старшего брата, лицо которого заметно побледнело. Да что же они стоят? Уходить надо, и быстрее!
– Проверяйте, – равнодушно бросил он, подняв руки. Кто бы знал, чего стоило ему это равнодушие!
– Спускайся, – приказал начальник отряда, переходя на "ты". Всю вежливость с него будто ветром сдуло.
– А у вас силёнок не хватит забраться на сцену?
– Предпочитаешь, чтобы тебя согнали с неё пинками? – ухмыльнулся один из полицейских, настоящий верзила и почти наверняка голдианец.
– Я всегда буду на сцене, – ответил Эль Драко. – Но тебе этого не понять.
Начальник отряда поморщился и кивнул полицейским. Двое из них тут же ловко запрыгнули на подмостки и, топча цветы, двинулись к барду. Диего снова бросил взгляд на людей внизу и увидел, как губы Мигеля шевелятся, выговаривая одно-единственное слово:
– Беги! Беги! Беги!..
"Не могу, мальчик. Ты не поймёшь. Да и не успеть... А если всё же каким-то чудом уйду, так только до первого патруля..."
Один из полицейских небрежно пнул прислонённую к роялю гитару, и она с гулким звуком упала, жалобно зазвенев. Бард вздрогнул, словно этот удар достался ему, но не пошевелился. И ничего не сказал.
– Руки подними, – лениво бросил полицейский, убедившись, что задержанный не собирается сопротивляться. Так же лениво обхлопав карманы, он повернулся к начальнику:
– Всё чисто.
– Так давайте его сюда!
– Шагай, – приказал второй полицейский и толкнул барда в спину.
– За что вы его арестовываете? – вдруг крикнул звонкий мальчишеский голос.
На мгновение все, в том числе и полицейские, остолбенели от неожиданности.
"Что же ты делаешь, мальчик? – лихорадочно пронеслось в голове Диего. – А ты, старший, чего ждёшь? Хватай брата и беги отсюда! И не оборачивайся!"
Будто услышав отчаянные мысли барда, Рикардо крепко схватил своего младшего за руку и потащил за собой сквозь толпу. Видимо, сочтя ниже своего достоинства преследовать мальчишек, полицейские отвернулись, сделав вид, что ничего не произошло, и двое из них крепко взяли арестованного барда за локти:
– Пошли!
– Вам обязательно меня тащить? – поморщился Эль Драко. – Я и так никуда не денусь.
– А кто тебя знает, – буркнул начальник отряда. – Испаришься, а нам потом так настучат, что мало не покажется!
Полицейские настойчиво подтолкнули барда вперёд, и ему ничего не оставалось, как подчиниться. Люди вокруг снова глухо зароптали, но громко протестовать, как это сделал мальчишка, больше никто не осмелился. И Диего был рад этому: допускать кровопролитие и провоцировать новые аресты он не собирался. Не дождутся.
Они молча прошли между неохотно расступившимися людьми. Многие из них, взглянув на маэстро, которого только что слушали, затаив дыхание, и которому бурно аплодировали, тут же отводили глаза. Правильно, у них же семьи… родители, мужья, жёны, дети. Не надо вмешиваться, всё равно не поможет, а сколько ещё добавится поломанных судеб... Один, пусть даже гениальный бард, того не стоит.
На узкой мощёной улочке ждала крытая полицейская повозка, к которой его и подтолкнули. Он ещё успел оглянуться и увидел, как двое оставшихся на сцене полицейских внимательно осматривают вещи.
В груди болезненно кольнуло.
«Моя гитара…»
Это был не просто инструмент; это была его верная подруга. Она сопровождала его повсюду. С ней он делился радостями и горестями, она не бросала его в трудные минуты, ей он доверял свои самые сокровенные тайны, нежно оглаживал лакированные бока и трепетно ласкал струны… И любимая гитара всегда отвечала ему взаимностью. Она была сделана ещё по заказу отца и подарена им сыну на пятнадцатый день рождения. С тех пор они и не расставались.
– Что застыл? Залезай, – буркнул начальник отряда и подтолкнул Диего в спину.
Возница подхлестнул лошадей, и карета с забранным решёткой оконцем скрылась за поворотом одной из главных улиц столицы. Оставшиеся на площади люди, как по сигналу, начали спешно разбегаться в разные стороны: скорей-скорей покинуть эту площадь, которая только что была наполнена радостью и весельем, но внезапно превратилась в тягостное и мрачное место. А солнце, словно с издёвкой, вовсю сияло с бездонного синего неба.
Но по домам разбежались не все. Небольшая горстка молодёжи – в основном, студенты консерватории, которые боготворили своего кумира, бросились совсем в другую сторону. Тайная полиция двигалась по центральным улицам Арборино, а юные барды избрали другой путь. Никто из них не сомневался, что Эль Драко повезли в следственную тюрьму. Демократическая весна, объявленная Объединением Всеобщего Благоденствия, как только оно пришло к власти после очередного переворота, закончилась очень быстро. И следственная тюрьма, которую три месяца назад обещали разобрать по камушку, вновь до отказа была заполнена диссидентами всех мастей.
Самый короткий путь лежал через переулки. Не прошло и получаса, как парни и девчонки выскочили на маленькую площадь, которую венчала серая громада здания тюрьмы.
– Они ещё не подъехали, – раздался тонкий девичий голос.
– Мы дождёмся и отобьём Эль Драко!
– Да как они посмели поднять руку на величайшего барда континента!..
– Надо было ещё на площади вступиться за него!
– Они не посмеют!..
Молодёжь распалялась всё больше. Правда, их было не больше десятка, и оружия почти ни у кого не было, но, на худой конец, и скрипки с валторнами, в случае чего, могут послужить оружием.
***
Полицейская карета долго катила по улицам Арборино, гулко бухая колёсами по булыжной мостовой. Каждый удар отзывался болью в сердце, но Диего постарался натянуть на лицо маску равнодушия. Пусть это далось и непросто, но полицейским не увидеть ни его страха, ни отчаяния.
В памяти невольно всплыл тот день, несколько лет назад, когда его, ещё семнадцатилетнего мальчишку, студента последнего курса консерватории, по приказу полковника Сан-Барреды схватили на улице по ложному обвинению и в точно такой же тюремной карете доставили в следственную тюрьму. Тогда он провёл там всего несколько дней, которые показались ему вечностью, и был освобождён благодаря хлопотам мамы.
Диего стиснул зубы и мотнул головой, прогоняя непрошенные мысли. Он не хотел это вспоминать.
Наконец повозка остановилась. Полицейский распахнул дверцу и прикрикнул:
– Вылезай. Или тебе здесь так понравилось? – хохотнул он.
Пригнувшись, бард выбрался наружу и огляделся. Прямо перед ним возвышалось ничуть не изменившееся за эти несколько лет мрачное серое здание следственной тюрьмы с крошечными зарешёченными окошками, толстыми стенами и тяжёлыми, окованными железом дверями.
Эль Драко стоял, окружённый полицейскими, а в отдалении топталась горстка студентов. Но вот, несмело, словно преодолевая немыслимое сопротивление, юноши и девушки двинулись к нему.
Поняв, что они собираются сделать, молодой бард вскинул руку и крикнул:
– Не нужно! Идите домой!
Небольшая кучка людей, осмелившихся подумать о сопротивлении, отпрянула, когда на них начали наступать полицейские.
– Это будет бессмысленная жертва! Уходите! – снова крикнул Эль Драко.
Ребята колебались ещё несколько секунд, потом, как по команде, развернулись и кинулись бежать.
Их не преследовали. Сейчас это было не главное. Но начальник отряда отдал короткий приказ своему заместителю, тот кивнул, проверил кобуру с пистолетом и, взяв пару человек, скрылся в соседнем переулке.
Перед тем, как его довольно грубо толкнули в спину, принуждая зайти внутрь, Диего оглянулся. В лицо ударил нестерпимо яркий свет – солнце расплылось в глазах радужным пятном. Что это? Слёзы… Нет!
Эль Драко зажмурился, а в следующую секунду оказался в полутёмном тюремном коридоре.
***
На опустевшей площади ветер трепал полуоторванную афишу. Полицейские, перед тем, как уйти, хотели сорвать её с тумбы, но это им не удалось – афиша была приклеена на совесть. На пустой сцене сиротливо скособочились оставленные инструменты.
Никто не заметил маленькую одинокую фигуру. Мальчик лет двенадцати, воровато озираясь, пробирался к сцене. Он кутался в тёмный плащ и ёжился, словно от холода, хотя на дворе стояла поздняя весна, и тёплый бриз дул с моря.
Мигель оглянулся ещё раз, поплотнее запахнул плащ и взобрался на сцену. Долго искать ему не пришлось. Вот она! Концертная гитара Эль Драко валялась на дощатых подмостках, брошенная полицейскими-варварами.
– Не бойся, я тебя не оставлю, – дрогнувшим голосом прошептал мальчик. Он прерывисто выдохнул, скинул плащ и одним движением укутал инструмент, спрятав реликвию от чужих, враждебных взглядов.
Оглянувшись ещё раз и никого не увидев, Мигель подбежал к дальнему краю сцены, перевёл дыхание и прыгнул вниз. Струны жалобно тренькнули. Мальчик закусил губу, припустил что есть мочи и через пару минут скрылся из виду.
Его почти никто не видел. Почти.
Мигель не заметил, как за всеми его манипуляциями настороженно следят внимательные чёрные глаза. Когда мальчик нырнул в переулок, следом ужом скользнул человек – гибкий, худой, в простой тёмной одежде, с неприметным лицом, как две капли похожим на всех мистралийцев сразу. Встретишь в толпе – не узнаешь. Мастер-вор.
***
Когда за ним с грохотом захлопнулась дверь, и Эль Драко остался один, он позволил себе на минуту расслабиться. Оглядел камеру и скривился. «Жилище, достойное великого барда», – с горечью подумал он. Крошечная, четыре с половиной на шесть локтей каморка, в которой кроме узкого топчана, застеленного каким-то тряпьём, больше ничего не было. Холодные каменные стены, на высоте почти семи локтей – малюсенькое зарешёченное окошко, в которое даже свет проникал с трудом. Самый настоящий каменный мешок.
Он упал на топчан, ссутулил плечи и обхватил голову руками.
Тысячи вопросов роились в голове. Что произошло? За что его арестовали? Это чей-то донос? Кто-то позавидовал его славе? Кто-то хочет через него надавить на мать? Чья-то ревность? Может быть он, сам того не ведая, кому-то перешёл дорогу? А может быть… сердце бешено заколотилось, внезапно нашёлся отец, и кто-то решил использовать его как наживку?..
Ни на один из вопросов он не нашёл ответа. Потому что на допрос его никто не вызвал. Диего думал, что его приведут к следователю немедленно, ну, может быть, через пару часов… Но прошёл день, (он понял это, когда солнечный свет в оконце окончательно померк и его камера превратилась в темницу в полном смысле этого слова), – и никого. Устав ждать, он растянулся на своём топчане и закрыл глаза. Только сон не шёл. Снова и снова он переживал события сегодняшнего дня – оглушительный успех на концерте, овации. И сразу вслед за тем – арест и эта тюрьма.
Утро не принесло облегчения. Он вздрогнул, когда дверь с лязгом отворилась. Но это оказался всего лишь тюремщик, который принёс жестяную кружку и миску. Эль Драко исследовал содержимое миски и скривился – какая-то баланда. К тому же ложка арестантам явно не полагалась. Он отхлебнул тепловатой воды с каким-то неприятным привкусом и удивился, откуда в Арборино болото, когда здесь и река пересыхала ближе к концу лета. Но жажда оказалась сильнее отвращения, поэтому он допил до конца. А вот серую липкую массу съесть не решился.
И на завтра повторилось то же. А на третий день Диего подумал, что баланда вовсе не так уж плохо выглядит. А то на одной воде он очень скоро протянет ноги.
А ещё через два дня, когда бард уже начал тихо сходить с ума в этом каменном мешке, за ним, наконец, пришли.
Двое дюжих охранников, позвякивая увесистыми связками ключей, ввалились в камеру. Оба были похожи друг на друга, словно братья-близнецы: с одинаковыми квадратными затылками, бычьими шеями, пудовыми кулаками и вечной скукой в глазах.
– Пошли, – уронил один из них.
Эль Драко молча поднялся и вышел из камеры. Длинные тёмные коридоры с бесконечными рядами дверей заставили сердце болезненно сжаться. Путь показался ему таким же бесконечным. Он признался себе, что малодушно желает, чтобы он подольше не кончался.
– Лицом к стене, – грубый окрик привёл его в себя.
А в следующую секунду он оказался лицом к лицу со следователем.
Самый обычный человек с каким-то домашним лицом, в холщёвых нарукавниках, словно какой-нибудь бухгалтер. На столе дымилась чашка кофе. Эль Драко уловил божественный аромат и молча проглотил слюну.
– Присаживайтесь, маэстро, – сказал следователь тихим, тоже каким–то домашним, голосом.
Эль Драко опустился на шаткий трёхногий табурет, который стоял чуть в отдалении от большого казённого стола.
– Ну что? – задал следователь совершенно нелепый вопрос.
– Что? – бард в недоумении посмотрел на служителя закона.
– Я вижу, с вами обошлись не очень хорошо… Совсем нехорошо, – следователь покачал головой.
– Я… не понял, за что меня арестовали, – голос предательски дрогнул.
– Ну что вы, я думаю, это недоразумение вскоре разрешится, – следователь мелко захихикал. – Видите ли, в чём дело… – он сунул нос в толстую книгу, что-то там поискал, потом снова поднял глаза на Эль Драко и добродушно улыбнулся: – Помните, луну назад к вам обращались с предложением написать новый гимн...
– Я, мне помнится, написал его и вручил… маэстро Морелли, – Эль Драко едва не поперхнулся именем старого засранца – придворного барда, который умел найти себе тёпленькое местечко при любой власти.
Глазки следователя маслянисто блеснули.
– Кхм… Но вы, наверное, забыли, что после этого наш уважаемый министр изящных искусств лично просил вас переписать гимн? Руководство посчитало, что ваш вариант получился не слишком патриотичным. И руководящая роль партии в нём не прослеживается. Словом, ваш текст никуда не годится. Музыка также не столь монументальна и величественна, каковой следует быть главной мелодии страны. Поэтому было принято решение переделать ваше творение, так сказать, усилить и углубить…
– Я помню, – резко перебил Диего. Как только следователь упомянул гимн, он понял, в чём истинная причина его ареста. Но легче ему от этого не стало. – А также я помню, что вскоре после этого Карлос уволил меня из театра!
– А чему вы удивляетесь? – развёл руками следователь. – Раз у вас такая хорошая память, значит, вы помните и то, в каком тоне разговаривали с уважаемым министром и какими именно словами ответили на переданное им для вас пожелание господина президента!
Эль Драко медленно выдохнул, стараясь взять себя в руки. Вот ведь влип…
– Но теперь у вас появилась прекрасная возможность реабилитироваться и доказать свою лояльность власти, – продолжал следователь, словно не замечая состояния барда. – Наш президент, господин Гондрелло, посчитал своим долгом даровать Мистралии новый высокопатриотический гимн. Он сам, лично, написал великолепные стихи. И теперь правительство вновь обращается к вам, дон Диего, с просьбой положить эти великие стихи на музыку – монументальную и не менее великую, и тогда у нашей благословенной Мистралии будет самый лучший, самый великий гимн! – следователь раскраснелся, мышиные глазки заблестели, даже редкие волосёнки встали дыбом. Он вытащил из тетради лист желтоватой гербовой бумаги и дрожащей рукой протянул его барду.
Подумав про себя, что следователь явно переборщил с эпитетом «великий», Эль Драко взял из его рук листок, прочитал первые строки, нахмурился, прочитал ещё одну строфу и вдруг позеленел, едва сдержав острый приступ тошноты.
– В-вы издеваетесь надо мной?! – дрогнувшим от еле сдерживаемой ярости голосом выдохнул он.
– Ч-что? – следователь резко перестал улыбаться и покраснел, кажется, ещё больше.
– Эт-то стихи?! Эт-то вы назвали стихами?!! Это позорище, которое он написал в свою честь? Да как у вас только язык повернулся предложить мне написать на эту мерзость музыку?! Убил бы за такую песенку! Задушил бы своими руками! За такие стихи вообще надо на месте расстреливать! И это вы назвали государственным гимном?!!! – вскочив с табурета, Эль Драко перегнулся через стол, и, потрясая перед носом следователя скомканным листком, орал во всю силу своих лёгких.
Лицо у следователя стало не просто красным – багровым с каким-то синюшным оттенком. Потом пошло пятнами. Он беспомощно открывал рот, как вытащенная на берег рыба, а глаза, кажется, готовы были выскочить из орбит.
Гневную тираду перебили ворвавшиеся в кабинет охранники. Они с двух сторон подскочили к Эль Драко, заломили ему руки и бросили на колени. Бард пришёл в себя только когда его лоб с треском врезался в каменные плиты пола.
– Уведите его, – хрипло выдавил следователь, потом уже спокойно добавил: – Значит, ты по-прежнему отказываешься сотрудничать. Смотри, не пожалей. Последний шанс…
– Пошёл ты… И ты, и твой засранец-президент, – вскинув голову, Диего плюнул под ноги следователю. Он метил в лицо, но не достал.
– В камеру его. Теперь с ним будут разговаривать по-другому.
***
От мощного толчка в спину, Диего влетел в свою темницу, не удержался на ногах и, упав, ткнулся лицом в жёсткие доски топчана.
Медленно поднялся на ноги, вытер кровь с разбитой губы и уселся прямо на пол.
Он прислонился затылком к холодным, мокрым камням и утомлённо закрыл глаза. Горькое сожаление и отчаяние затопили душу.
«Наивный дурак. Развесил уши и поверил, что всё хорошо, что всё закончилось, и страна обрела свободу», – он горько усмехнулся. Это были даже не мысли – ощущения. От глухой тоски хотелось завыть, и только гордость заставляла его стискивать зубы и молчать.
Овации публики, всеобщее ликование, в котором он купался, бьющее через край вдохновение и радость, которую он щедро дарил слушателям – всё это было у него и за границей. Но одно дело – на чужбине, и совсем другое – на родине. Он не мог не вернуться. Узнав о демократических переменах, объявленных пришедшим к власти Объединением Всеобщего Благоденствия, он тут же бросился в Мистралию, которую покинул в семнадцать лет. И был абсолютно счастлив, когда мистралийская публика рукоплескала своему кумиру и носила его на руках. Это продолжалось целых полгода.
Но вскоре власть начала «закручивать гайки». Демократия, громко провозглашённая с высокой трибуны, как всегда, оказалась просто красивым фантиком. Не прошло и трёх лун, как её сменила военная диктатура. А настоящие барды при таком строе не живут. Они либо прогибаются под власть и перестают быть бардами, либо... умирают. И в большинстве случаев не своей смертью.
Перед глазами плавали радужные круги, которые внезапно сложились в ясную картину.
… Он ворвался в комнату, сверкая белозубой улыбкой, с разбегу подхватил на руки маму и закружил её по комнате.
– Диего, что случилось? – Аллама засмеялась и взъерошила ему волосы.
– Мама, мамочка! Я могу вернуться. Ты понимаешь – они зовут меня. Я снова пройду по улицам Арборино, вдохну воздух родной Мистралии. Мама, это такое счастье, – его радость фонтаном хлынула во все стороны, затопив всё кругом. Он увидел в распахнутые двери гостиничного номера, который снимала великая актриса Аллама Фуэнтес, как заливисто рассмеялась молоденькая девушка, проходившая в этот момент по коридору и попавшая под волну его эманации.
А вот на маму, похоже, его хорошее настроение не подействовало. Она внезапно и очень резко побледнела и крикнула:
– Нет! Диего, даже не думай об этом!
– Почему? – он опешил и медленно опустил её на пол.
Аллама сделала несколько шагов, плотно притворила двери и прижалась к ним спиной, словно пытаясь защитить сына, не выпустить его наружу.
– Мама… – он растерянно поморгал.
Аллама подняла на него нечеловеческие огромные глаза, в которых застыл ужас.
– Мама… – радость испарилась без следа.
– Диего, я прошу. Я умоляю тебя, не езди в Мистралию.
– Мам, поверь мне, там победила демократия. Теперь у власти Объединение Всеобщего Благоденствия.
– Но…
– Мама, – он постарался говорить как можно убедительнее, проникновенно глядя в глаза Алламе, – мне написал сам маэстро Карлос. Понимаешь? Он предложил мне работать в его театре.
– Сам маэстро Карлос?
– Да!
– Труппа едет с тобой?
– Братья Бандерасы поедут и Вентура с Харизой.
– А… Плакса?
Он помрачнел. Его первый и единственный ученик, который прибился к его труппе пару лет назад, поразив его до глубины души при первом знакомстве, и в котором он впоследствии едва не разочаровался, уличив в плагиате, и как следует отходил за это по спине пюпитром, четыре дня назад заявил, что уходит. Без объяснения причин. Он просто пришёл к нему, присел рядом, опустив глаза, улыбнулся своей фирменной застенчивой улыбкой и сказал: «Извини, Эль Драко, но я должен покинуть тебя. Знай, что ты всегда останешься для меня кумиром и моим наставником, но я должен идти. И, пожалуйста, не расспрашивай меня о том, почему я это делаю», – он тяжело вздохнул, виновато глянул на него из-под длинной чёлки и снова уставился в пол. Диего тогда обиделся жутко, но… лишь на один миг. Обиду сменила тихая грусть, и он кивнул, отпуская ученика. В конце концов, недавно к нему вернулась Сила. Возможно, Плакса решил завязать с карьерой великого барда и податься в маги, тем более что его Огонь был не такой уж сильный.
– Диего, Плакса поедет с тобой? – снова спросила Аллама, заломив брови и всё ещё прижимаясь спиной к дверям.
Он вздохнул и покачал головой:
– Плакса меня оставил.
– Оставил? Почему?
Эль Драко пожал плечами и уселся в кресло:
– Наверное, у него были на то свои причины. Он не захотел рассказывать, а я не стал расспрашивать. Я полагаю, что будь это возможно, он открылся бы мне. Мама, неужели ты думаешь, что этот разгильдяй может быть мне чем-то полезен?
Аллама нахмурилась, покачала головой и отошла, наконец, от двери.
– Плакса очень славный мальчик, – она мечтательно улыбнулась и грациозно опустилась в соседнее кресло.
– Мама, только не говори мне, что ты… с ним!.. – он уставился на мать в полном шоке.
Аллама погасила улыбку и покачала головой:
– Мы сейчас говорим не обо мне и Плаксе. Диего, я всё же прошу тебя, отмени свою поездку, – её глаза вновь наполнились слезами.
Он вскочил с кресла и, упав рядом с нею на колени, обхватил её за талию и спрятал голову на её груди.
– Мистралия теперь свободна. Я хочу поехать. Хочу вернуться домой. Мамочка, ну почему ты так боишься?
– Я потеряла Максимильяно. И я очень боюсь потерять тебя… – прошептала она едва слышно.
Он не послушался. Не поверил материнскому сердцу.
Восторженный глупец. Он, как и многие барды, жил легко и думал, что так будет продолжаться всегда.
И вот всё закончилось в один миг. Диего передёрнуло от отвращения.
– Мама, ну почему я не прислушался к тебе, – простонал он одними губами.
Фандом: Оксана Панкеева «Хроники странного королевства»
Название: Жизнь, сгоревшая в Огне
Автор: Tabiti
Соавтор: Elika_
Соавтор: Lake62
Главные герои: Диего в бытность свою Эль Драко
Категория: джен
Жанр: психология, ангст, экшен, драма
Рейтинг: R
Размер: макси
Дисклеймер: главные герои принадлежат Оксане Панкеевой
Таймлайн: за пять с лишним лет до начала первого романа «Пересекая границы» (приквел)
Предупреждение: поскольку достоверных сведений об этом периоде жизни Диего у Панкеевой не слишком много, а те, что есть, сложновато увязать в чёткую хронологию, в приквеле могут быть небольшие нестыковки, иногда даже намеренные. Но главная сюжетная канва чётко соблюдается, иначе и писать бы не стоило.
Аннотация: Прошло всего полгода, как молодой, но уже знаменитый на весь континент, бард Эль Драко, узнав о демократических переменах, вернулся в родную Мистралию. Овации публики, всеобщее ликование, любимая девушка... Но вскоре власть начинает "закручивать гайки", и всё счастье великого барда заканчивается в один миг.
ОКОНЧАНИЕ ОТ 28 СЕНТЯБРЯ 2019
читать дальше1.
– Маэстро! Маэстро, можно автограф?
Звонкий мальчишеский голос пробился сквозь восторженные крики и аплодисменты толпы. Присев на корточки на краю заваленной цветами сцены, Эль Драко взял протянутые ему блокнот и карандаш.
– Маэстро… пожалуйста!
Мягко улыбнувшись, молодой бард поставил на чистой странице свой росчерк и вернул блокнот мальчишке, который тут же прижал его к груди:
– Спасибо!
– Не за что. Как тебя зовут?
– Мигель, – застенчиво ответил мальчик. – А это мой брат Рикардо!
Он показал на стоящего рядом высокого стройного юношу, взирающего на молодого барда, как на божество.
Диего ласково взлохматил тёмные волосы мальчика. Мигель счастливо улыбнулся и бережно убрал блокнот с заветной росписью в карман лёгкой курточки:
– Я его всю жизнь хранить буду!
– Итак, дамы и господа, на сегодня концерт окончен...
– Как раз вовремя, – внезапно раздался грубый голос. Расталкивая толпу, к сцене пробились люди в форме.
– Тайная полиция! – испуганно охнул кто-то.
Эль Драко слегка изменился в лице и быстро оглянулся на артистов своей труппы, кивком давая понять, чтобы уходили. Пока не поздно.
Если ещё не поздно...
– Маэстро, – начальник отряда растянул губы в резиновой улыбке. – Рад был послушать ваши песни. Уж простите, цветов не принёс.
"Провалитесь вы с цветами или без", – подумал Диего, а вслух спросил:
– Что вам нужно?
– У нас ордер на ваш арест, – слегка извиняющимся тоном объяснил начальник отряда. – Извольте сдать оружие и следовать за нами.
– У меня нет оружия, – сказал знаменитый на весь мир бард, вскинув подбородок. Краем глаза он заметил, что толпа зрителей начала стремительно редеть, но ушли не все – многие всё ещё стояли вокруг открытой сцены, и напряжение так и витало в воздухе.
– Позволите проверить?
Вот же наглая морда! Эх, врезать бы по ней...
Люди вокруг заволновались. Диего поймал испуганный взгляд Мигеля, уцепившегося за руку старшего брата, лицо которого заметно побледнело. Да что же они стоят? Уходить надо, и быстрее!
– Проверяйте, – равнодушно бросил он, подняв руки. Кто бы знал, чего стоило ему это равнодушие!
– Спускайся, – приказал начальник отряда, переходя на "ты". Всю вежливость с него будто ветром сдуло.
– А у вас силёнок не хватит забраться на сцену?
– Предпочитаешь, чтобы тебя согнали с неё пинками? – ухмыльнулся один из полицейских, настоящий верзила и почти наверняка голдианец.
– Я всегда буду на сцене, – ответил Эль Драко. – Но тебе этого не понять.
Начальник отряда поморщился и кивнул полицейским. Двое из них тут же ловко запрыгнули на подмостки и, топча цветы, двинулись к барду. Диего снова бросил взгляд на людей внизу и увидел, как губы Мигеля шевелятся, выговаривая одно-единственное слово:
– Беги! Беги! Беги!..
"Не могу, мальчик. Ты не поймёшь. Да и не успеть... А если всё же каким-то чудом уйду, так только до первого патруля..."
Один из полицейских небрежно пнул прислонённую к роялю гитару, и она с гулким звуком упала, жалобно зазвенев. Бард вздрогнул, словно этот удар достался ему, но не пошевелился. И ничего не сказал.
– Руки подними, – лениво бросил полицейский, убедившись, что задержанный не собирается сопротивляться. Так же лениво обхлопав карманы, он повернулся к начальнику:
– Всё чисто.
– Так давайте его сюда!
– Шагай, – приказал второй полицейский и толкнул барда в спину.
– За что вы его арестовываете? – вдруг крикнул звонкий мальчишеский голос.
На мгновение все, в том числе и полицейские, остолбенели от неожиданности.
"Что же ты делаешь, мальчик? – лихорадочно пронеслось в голове Диего. – А ты, старший, чего ждёшь? Хватай брата и беги отсюда! И не оборачивайся!"
Будто услышав отчаянные мысли барда, Рикардо крепко схватил своего младшего за руку и потащил за собой сквозь толпу. Видимо, сочтя ниже своего достоинства преследовать мальчишек, полицейские отвернулись, сделав вид, что ничего не произошло, и двое из них крепко взяли арестованного барда за локти:
– Пошли!
– Вам обязательно меня тащить? – поморщился Эль Драко. – Я и так никуда не денусь.
– А кто тебя знает, – буркнул начальник отряда. – Испаришься, а нам потом так настучат, что мало не покажется!
Полицейские настойчиво подтолкнули барда вперёд, и ему ничего не оставалось, как подчиниться. Люди вокруг снова глухо зароптали, но громко протестовать, как это сделал мальчишка, больше никто не осмелился. И Диего был рад этому: допускать кровопролитие и провоцировать новые аресты он не собирался. Не дождутся.
Они молча прошли между неохотно расступившимися людьми. Многие из них, взглянув на маэстро, которого только что слушали, затаив дыхание, и которому бурно аплодировали, тут же отводили глаза. Правильно, у них же семьи… родители, мужья, жёны, дети. Не надо вмешиваться, всё равно не поможет, а сколько ещё добавится поломанных судеб... Один, пусть даже гениальный бард, того не стоит.
На узкой мощёной улочке ждала крытая полицейская повозка, к которой его и подтолкнули. Он ещё успел оглянуться и увидел, как двое оставшихся на сцене полицейских внимательно осматривают вещи.
В груди болезненно кольнуло.
«Моя гитара…»
Это был не просто инструмент; это была его верная подруга. Она сопровождала его повсюду. С ней он делился радостями и горестями, она не бросала его в трудные минуты, ей он доверял свои самые сокровенные тайны, нежно оглаживал лакированные бока и трепетно ласкал струны… И любимая гитара всегда отвечала ему взаимностью. Она была сделана ещё по заказу отца и подарена им сыну на пятнадцатый день рождения. С тех пор они и не расставались.
– Что застыл? Залезай, – буркнул начальник отряда и подтолкнул Диего в спину.
Возница подхлестнул лошадей, и карета с забранным решёткой оконцем скрылась за поворотом одной из главных улиц столицы. Оставшиеся на площади люди, как по сигналу, начали спешно разбегаться в разные стороны: скорей-скорей покинуть эту площадь, которая только что была наполнена радостью и весельем, но внезапно превратилась в тягостное и мрачное место. А солнце, словно с издёвкой, вовсю сияло с бездонного синего неба.
Но по домам разбежались не все. Небольшая горстка молодёжи – в основном, студенты консерватории, которые боготворили своего кумира, бросились совсем в другую сторону. Тайная полиция двигалась по центральным улицам Арборино, а юные барды избрали другой путь. Никто из них не сомневался, что Эль Драко повезли в следственную тюрьму. Демократическая весна, объявленная Объединением Всеобщего Благоденствия, как только оно пришло к власти после очередного переворота, закончилась очень быстро. И следственная тюрьма, которую три месяца назад обещали разобрать по камушку, вновь до отказа была заполнена диссидентами всех мастей.
Самый короткий путь лежал через переулки. Не прошло и получаса, как парни и девчонки выскочили на маленькую площадь, которую венчала серая громада здания тюрьмы.
– Они ещё не подъехали, – раздался тонкий девичий голос.
– Мы дождёмся и отобьём Эль Драко!
– Да как они посмели поднять руку на величайшего барда континента!..
– Надо было ещё на площади вступиться за него!
– Они не посмеют!..
Молодёжь распалялась всё больше. Правда, их было не больше десятка, и оружия почти ни у кого не было, но, на худой конец, и скрипки с валторнами, в случае чего, могут послужить оружием.
***
Полицейская карета долго катила по улицам Арборино, гулко бухая колёсами по булыжной мостовой. Каждый удар отзывался болью в сердце, но Диего постарался натянуть на лицо маску равнодушия. Пусть это далось и непросто, но полицейским не увидеть ни его страха, ни отчаяния.
В памяти невольно всплыл тот день, несколько лет назад, когда его, ещё семнадцатилетнего мальчишку, студента последнего курса консерватории, по приказу полковника Сан-Барреды схватили на улице по ложному обвинению и в точно такой же тюремной карете доставили в следственную тюрьму. Тогда он провёл там всего несколько дней, которые показались ему вечностью, и был освобождён благодаря хлопотам мамы.
Диего стиснул зубы и мотнул головой, прогоняя непрошенные мысли. Он не хотел это вспоминать.
Наконец повозка остановилась. Полицейский распахнул дверцу и прикрикнул:
– Вылезай. Или тебе здесь так понравилось? – хохотнул он.
Пригнувшись, бард выбрался наружу и огляделся. Прямо перед ним возвышалось ничуть не изменившееся за эти несколько лет мрачное серое здание следственной тюрьмы с крошечными зарешёченными окошками, толстыми стенами и тяжёлыми, окованными железом дверями.
Эль Драко стоял, окружённый полицейскими, а в отдалении топталась горстка студентов. Но вот, несмело, словно преодолевая немыслимое сопротивление, юноши и девушки двинулись к нему.
Поняв, что они собираются сделать, молодой бард вскинул руку и крикнул:
– Не нужно! Идите домой!
Небольшая кучка людей, осмелившихся подумать о сопротивлении, отпрянула, когда на них начали наступать полицейские.
– Это будет бессмысленная жертва! Уходите! – снова крикнул Эль Драко.
Ребята колебались ещё несколько секунд, потом, как по команде, развернулись и кинулись бежать.
Их не преследовали. Сейчас это было не главное. Но начальник отряда отдал короткий приказ своему заместителю, тот кивнул, проверил кобуру с пистолетом и, взяв пару человек, скрылся в соседнем переулке.
Перед тем, как его довольно грубо толкнули в спину, принуждая зайти внутрь, Диего оглянулся. В лицо ударил нестерпимо яркий свет – солнце расплылось в глазах радужным пятном. Что это? Слёзы… Нет!
Эль Драко зажмурился, а в следующую секунду оказался в полутёмном тюремном коридоре.
***
На опустевшей площади ветер трепал полуоторванную афишу. Полицейские, перед тем, как уйти, хотели сорвать её с тумбы, но это им не удалось – афиша была приклеена на совесть. На пустой сцене сиротливо скособочились оставленные инструменты.
Никто не заметил маленькую одинокую фигуру. Мальчик лет двенадцати, воровато озираясь, пробирался к сцене. Он кутался в тёмный плащ и ёжился, словно от холода, хотя на дворе стояла поздняя весна, и тёплый бриз дул с моря.
Мигель оглянулся ещё раз, поплотнее запахнул плащ и взобрался на сцену. Долго искать ему не пришлось. Вот она! Концертная гитара Эль Драко валялась на дощатых подмостках, брошенная полицейскими-варварами.
– Не бойся, я тебя не оставлю, – дрогнувшим голосом прошептал мальчик. Он прерывисто выдохнул, скинул плащ и одним движением укутал инструмент, спрятав реликвию от чужих, враждебных взглядов.
Оглянувшись ещё раз и никого не увидев, Мигель подбежал к дальнему краю сцены, перевёл дыхание и прыгнул вниз. Струны жалобно тренькнули. Мальчик закусил губу, припустил что есть мочи и через пару минут скрылся из виду.
Его почти никто не видел. Почти.
Мигель не заметил, как за всеми его манипуляциями настороженно следят внимательные чёрные глаза. Когда мальчик нырнул в переулок, следом ужом скользнул человек – гибкий, худой, в простой тёмной одежде, с неприметным лицом, как две капли похожим на всех мистралийцев сразу. Встретишь в толпе – не узнаешь. Мастер-вор.
***
Когда за ним с грохотом захлопнулась дверь, и Эль Драко остался один, он позволил себе на минуту расслабиться. Оглядел камеру и скривился. «Жилище, достойное великого барда», – с горечью подумал он. Крошечная, четыре с половиной на шесть локтей каморка, в которой кроме узкого топчана, застеленного каким-то тряпьём, больше ничего не было. Холодные каменные стены, на высоте почти семи локтей – малюсенькое зарешёченное окошко, в которое даже свет проникал с трудом. Самый настоящий каменный мешок.
Он упал на топчан, ссутулил плечи и обхватил голову руками.
Тысячи вопросов роились в голове. Что произошло? За что его арестовали? Это чей-то донос? Кто-то позавидовал его славе? Кто-то хочет через него надавить на мать? Чья-то ревность? Может быть он, сам того не ведая, кому-то перешёл дорогу? А может быть… сердце бешено заколотилось, внезапно нашёлся отец, и кто-то решил использовать его как наживку?..
Ни на один из вопросов он не нашёл ответа. Потому что на допрос его никто не вызвал. Диего думал, что его приведут к следователю немедленно, ну, может быть, через пару часов… Но прошёл день, (он понял это, когда солнечный свет в оконце окончательно померк и его камера превратилась в темницу в полном смысле этого слова), – и никого. Устав ждать, он растянулся на своём топчане и закрыл глаза. Только сон не шёл. Снова и снова он переживал события сегодняшнего дня – оглушительный успех на концерте, овации. И сразу вслед за тем – арест и эта тюрьма.
Утро не принесло облегчения. Он вздрогнул, когда дверь с лязгом отворилась. Но это оказался всего лишь тюремщик, который принёс жестяную кружку и миску. Эль Драко исследовал содержимое миски и скривился – какая-то баланда. К тому же ложка арестантам явно не полагалась. Он отхлебнул тепловатой воды с каким-то неприятным привкусом и удивился, откуда в Арборино болото, когда здесь и река пересыхала ближе к концу лета. Но жажда оказалась сильнее отвращения, поэтому он допил до конца. А вот серую липкую массу съесть не решился.
И на завтра повторилось то же. А на третий день Диего подумал, что баланда вовсе не так уж плохо выглядит. А то на одной воде он очень скоро протянет ноги.
А ещё через два дня, когда бард уже начал тихо сходить с ума в этом каменном мешке, за ним, наконец, пришли.
Двое дюжих охранников, позвякивая увесистыми связками ключей, ввалились в камеру. Оба были похожи друг на друга, словно братья-близнецы: с одинаковыми квадратными затылками, бычьими шеями, пудовыми кулаками и вечной скукой в глазах.
– Пошли, – уронил один из них.
Эль Драко молча поднялся и вышел из камеры. Длинные тёмные коридоры с бесконечными рядами дверей заставили сердце болезненно сжаться. Путь показался ему таким же бесконечным. Он признался себе, что малодушно желает, чтобы он подольше не кончался.
– Лицом к стене, – грубый окрик привёл его в себя.
А в следующую секунду он оказался лицом к лицу со следователем.
Самый обычный человек с каким-то домашним лицом, в холщёвых нарукавниках, словно какой-нибудь бухгалтер. На столе дымилась чашка кофе. Эль Драко уловил божественный аромат и молча проглотил слюну.
– Присаживайтесь, маэстро, – сказал следователь тихим, тоже каким–то домашним, голосом.
Эль Драко опустился на шаткий трёхногий табурет, который стоял чуть в отдалении от большого казённого стола.
– Ну что? – задал следователь совершенно нелепый вопрос.
– Что? – бард в недоумении посмотрел на служителя закона.
– Я вижу, с вами обошлись не очень хорошо… Совсем нехорошо, – следователь покачал головой.
– Я… не понял, за что меня арестовали, – голос предательски дрогнул.
– Ну что вы, я думаю, это недоразумение вскоре разрешится, – следователь мелко захихикал. – Видите ли, в чём дело… – он сунул нос в толстую книгу, что-то там поискал, потом снова поднял глаза на Эль Драко и добродушно улыбнулся: – Помните, луну назад к вам обращались с предложением написать новый гимн...
– Я, мне помнится, написал его и вручил… маэстро Морелли, – Эль Драко едва не поперхнулся именем старого засранца – придворного барда, который умел найти себе тёпленькое местечко при любой власти.
Глазки следователя маслянисто блеснули.
– Кхм… Но вы, наверное, забыли, что после этого наш уважаемый министр изящных искусств лично просил вас переписать гимн? Руководство посчитало, что ваш вариант получился не слишком патриотичным. И руководящая роль партии в нём не прослеживается. Словом, ваш текст никуда не годится. Музыка также не столь монументальна и величественна, каковой следует быть главной мелодии страны. Поэтому было принято решение переделать ваше творение, так сказать, усилить и углубить…
– Я помню, – резко перебил Диего. Как только следователь упомянул гимн, он понял, в чём истинная причина его ареста. Но легче ему от этого не стало. – А также я помню, что вскоре после этого Карлос уволил меня из театра!
– А чему вы удивляетесь? – развёл руками следователь. – Раз у вас такая хорошая память, значит, вы помните и то, в каком тоне разговаривали с уважаемым министром и какими именно словами ответили на переданное им для вас пожелание господина президента!
Эль Драко медленно выдохнул, стараясь взять себя в руки. Вот ведь влип…
– Но теперь у вас появилась прекрасная возможность реабилитироваться и доказать свою лояльность власти, – продолжал следователь, словно не замечая состояния барда. – Наш президент, господин Гондрелло, посчитал своим долгом даровать Мистралии новый высокопатриотический гимн. Он сам, лично, написал великолепные стихи. И теперь правительство вновь обращается к вам, дон Диего, с просьбой положить эти великие стихи на музыку – монументальную и не менее великую, и тогда у нашей благословенной Мистралии будет самый лучший, самый великий гимн! – следователь раскраснелся, мышиные глазки заблестели, даже редкие волосёнки встали дыбом. Он вытащил из тетради лист желтоватой гербовой бумаги и дрожащей рукой протянул его барду.
Подумав про себя, что следователь явно переборщил с эпитетом «великий», Эль Драко взял из его рук листок, прочитал первые строки, нахмурился, прочитал ещё одну строфу и вдруг позеленел, едва сдержав острый приступ тошноты.
– В-вы издеваетесь надо мной?! – дрогнувшим от еле сдерживаемой ярости голосом выдохнул он.
– Ч-что? – следователь резко перестал улыбаться и покраснел, кажется, ещё больше.
– Эт-то стихи?! Эт-то вы назвали стихами?!! Это позорище, которое он написал в свою честь? Да как у вас только язык повернулся предложить мне написать на эту мерзость музыку?! Убил бы за такую песенку! Задушил бы своими руками! За такие стихи вообще надо на месте расстреливать! И это вы назвали государственным гимном?!!! – вскочив с табурета, Эль Драко перегнулся через стол, и, потрясая перед носом следователя скомканным листком, орал во всю силу своих лёгких.
Лицо у следователя стало не просто красным – багровым с каким-то синюшным оттенком. Потом пошло пятнами. Он беспомощно открывал рот, как вытащенная на берег рыба, а глаза, кажется, готовы были выскочить из орбит.
Гневную тираду перебили ворвавшиеся в кабинет охранники. Они с двух сторон подскочили к Эль Драко, заломили ему руки и бросили на колени. Бард пришёл в себя только когда его лоб с треском врезался в каменные плиты пола.
– Уведите его, – хрипло выдавил следователь, потом уже спокойно добавил: – Значит, ты по-прежнему отказываешься сотрудничать. Смотри, не пожалей. Последний шанс…
– Пошёл ты… И ты, и твой засранец-президент, – вскинув голову, Диего плюнул под ноги следователю. Он метил в лицо, но не достал.
– В камеру его. Теперь с ним будут разговаривать по-другому.
***
От мощного толчка в спину, Диего влетел в свою темницу, не удержался на ногах и, упав, ткнулся лицом в жёсткие доски топчана.
Медленно поднялся на ноги, вытер кровь с разбитой губы и уселся прямо на пол.
Он прислонился затылком к холодным, мокрым камням и утомлённо закрыл глаза. Горькое сожаление и отчаяние затопили душу.
«Наивный дурак. Развесил уши и поверил, что всё хорошо, что всё закончилось, и страна обрела свободу», – он горько усмехнулся. Это были даже не мысли – ощущения. От глухой тоски хотелось завыть, и только гордость заставляла его стискивать зубы и молчать.
Овации публики, всеобщее ликование, в котором он купался, бьющее через край вдохновение и радость, которую он щедро дарил слушателям – всё это было у него и за границей. Но одно дело – на чужбине, и совсем другое – на родине. Он не мог не вернуться. Узнав о демократических переменах, объявленных пришедшим к власти Объединением Всеобщего Благоденствия, он тут же бросился в Мистралию, которую покинул в семнадцать лет. И был абсолютно счастлив, когда мистралийская публика рукоплескала своему кумиру и носила его на руках. Это продолжалось целых полгода.
Но вскоре власть начала «закручивать гайки». Демократия, громко провозглашённая с высокой трибуны, как всегда, оказалась просто красивым фантиком. Не прошло и трёх лун, как её сменила военная диктатура. А настоящие барды при таком строе не живут. Они либо прогибаются под власть и перестают быть бардами, либо... умирают. И в большинстве случаев не своей смертью.
Перед глазами плавали радужные круги, которые внезапно сложились в ясную картину.
… Он ворвался в комнату, сверкая белозубой улыбкой, с разбегу подхватил на руки маму и закружил её по комнате.
– Диего, что случилось? – Аллама засмеялась и взъерошила ему волосы.
– Мама, мамочка! Я могу вернуться. Ты понимаешь – они зовут меня. Я снова пройду по улицам Арборино, вдохну воздух родной Мистралии. Мама, это такое счастье, – его радость фонтаном хлынула во все стороны, затопив всё кругом. Он увидел в распахнутые двери гостиничного номера, который снимала великая актриса Аллама Фуэнтес, как заливисто рассмеялась молоденькая девушка, проходившая в этот момент по коридору и попавшая под волну его эманации.
А вот на маму, похоже, его хорошее настроение не подействовало. Она внезапно и очень резко побледнела и крикнула:
– Нет! Диего, даже не думай об этом!
– Почему? – он опешил и медленно опустил её на пол.
Аллама сделала несколько шагов, плотно притворила двери и прижалась к ним спиной, словно пытаясь защитить сына, не выпустить его наружу.
– Мама… – он растерянно поморгал.
Аллама подняла на него нечеловеческие огромные глаза, в которых застыл ужас.
– Мама… – радость испарилась без следа.
– Диего, я прошу. Я умоляю тебя, не езди в Мистралию.
– Мам, поверь мне, там победила демократия. Теперь у власти Объединение Всеобщего Благоденствия.
– Но…
– Мама, – он постарался говорить как можно убедительнее, проникновенно глядя в глаза Алламе, – мне написал сам маэстро Карлос. Понимаешь? Он предложил мне работать в его театре.
– Сам маэстро Карлос?
– Да!
– Труппа едет с тобой?
– Братья Бандерасы поедут и Вентура с Харизой.
– А… Плакса?
Он помрачнел. Его первый и единственный ученик, который прибился к его труппе пару лет назад, поразив его до глубины души при первом знакомстве, и в котором он впоследствии едва не разочаровался, уличив в плагиате, и как следует отходил за это по спине пюпитром, четыре дня назад заявил, что уходит. Без объяснения причин. Он просто пришёл к нему, присел рядом, опустив глаза, улыбнулся своей фирменной застенчивой улыбкой и сказал: «Извини, Эль Драко, но я должен покинуть тебя. Знай, что ты всегда останешься для меня кумиром и моим наставником, но я должен идти. И, пожалуйста, не расспрашивай меня о том, почему я это делаю», – он тяжело вздохнул, виновато глянул на него из-под длинной чёлки и снова уставился в пол. Диего тогда обиделся жутко, но… лишь на один миг. Обиду сменила тихая грусть, и он кивнул, отпуская ученика. В конце концов, недавно к нему вернулась Сила. Возможно, Плакса решил завязать с карьерой великого барда и податься в маги, тем более что его Огонь был не такой уж сильный.
– Диего, Плакса поедет с тобой? – снова спросила Аллама, заломив брови и всё ещё прижимаясь спиной к дверям.
Он вздохнул и покачал головой:
– Плакса меня оставил.
– Оставил? Почему?
Эль Драко пожал плечами и уселся в кресло:
– Наверное, у него были на то свои причины. Он не захотел рассказывать, а я не стал расспрашивать. Я полагаю, что будь это возможно, он открылся бы мне. Мама, неужели ты думаешь, что этот разгильдяй может быть мне чем-то полезен?
Аллама нахмурилась, покачала головой и отошла, наконец, от двери.
– Плакса очень славный мальчик, – она мечтательно улыбнулась и грациозно опустилась в соседнее кресло.
– Мама, только не говори мне, что ты… с ним!.. – он уставился на мать в полном шоке.
Аллама погасила улыбку и покачала головой:
– Мы сейчас говорим не обо мне и Плаксе. Диего, я всё же прошу тебя, отмени свою поездку, – её глаза вновь наполнились слезами.
Он вскочил с кресла и, упав рядом с нею на колени, обхватил её за талию и спрятал голову на её груди.
– Мистралия теперь свободна. Я хочу поехать. Хочу вернуться домой. Мамочка, ну почему ты так боишься?
– Я потеряла Максимильяно. И я очень боюсь потерять тебя… – прошептала она едва слышно.
Он не послушался. Не поверил материнскому сердцу.
Восторженный глупец. Он, как и многие барды, жил легко и думал, что так будет продолжаться всегда.
И вот всё закончилось в один миг. Диего передёрнуло от отвращения.
– Мама, ну почему я не прислушался к тебе, – простонал он одними губами.
@темы: Хроники странного королевства, Фики
-
-
18.12.2013 в 00:42А президент Гондрелло ничего не понимает. Как и многие ему подобные. Какой гимн может написать сломленный бард? А несломленный вообще ничего не напишет. Значит, им нужен даже не талант Эль Драко, а просто его имя. Но и свое имя Диего никому не отдаст.
Конечно, он же ответил президенту - "Вот вам пропаганда, агитация, репутация, хренация..." По одной фразе сразу понятно, в каком ключе вёлся разговор. Репутация в одном ряду с пропагандой и агитацией. А талант к репутации прикладывался. Ну, или наоборот. Понятно, почему Гондрелло так на Эль Драко зациклился. Да сильно просчитался.
Спасибо, очепятку сейчас исправлю)
-
-
19.12.2013 в 09:38-
-
19.12.2013 в 16:27Очень понравилось, как Эль Драко пел для друга. И как он заботится о других — это и помогает ему держаться.
Это верно, когда чувствуешь ответственность за кого-то, сразу сил прибавляется.
-
-
21.12.2013 в 13:46Вообще напомнило сильно Волкодава - эти вот сцены в шахтах (это комплимент, если что, а не упрёк!) Пошла читать дальше.
-
-
21.12.2013 в 14:00Доктор просто потрясающий! Спасибо за него. Имя Фидель неслучайно?
-
-
21.12.2013 в 14:57Имя Фидель предложила Элика, лучше у неё спросить, случайно или нет) А я предложила фамилию Санадор. Вот и получился у нас такой замечательный доктор - Фидель Санадор!
-
-
21.12.2013 в 15:17он настолько замечательный, что слов нет...
это ты сейчас ещё и конец девятой главы дочитывала? Потому что драка там.
да!!!!
Я очень уматываюсь на работе, свой Муз удрал, и плоды чужого плохо усваиваются.
-
-
21.12.2013 в 17:21вот и родилось это имя )
а я не читала Волкодава... )
-
-
21.12.2013 в 18:43Очень понравилась идея, что Эль Драко поет не "почему-то", а "для кого-то". Для друга. Я почему-то и не сомневалась, что рано или поздно это должно было случиться... А Хоакин молодец, вообще, мальчика очень жалко. Такому в такой клоаке трудне всех выжить, тем более что он, судя по поведению, еще очень юный... Как он на защиту Диего кидается!
А доктор Санадор мне нравится все больше и больше )))) Жаль только, что он, желая лучшего, невольно подгадил Эль Драко. "Любимчика" в таком месте точно попытаются ломать, да и самому Диего неловко...
-
-
21.12.2013 в 21:50Очень понравилась идея, что Эль Драко поет не "почему-то", а "для кого-то". Для друга. Я почему-то и не сомневалась, что рано или поздно это должно было случиться...
Я тоже)
Такому в такой клоаке трудне всех выжить, тем более что он, судя по поведению, еще очень юный...
Да, ему лет 17. Диего для него - как старший брат.
А доктор Санадор мне нравится все больше и больше )))) Жаль только, что он, желая лучшего, невольно подгадил Эль Драко. "Любимчика" в таком месте точно попытаются ломать, да и самому Диего неловко...
Думаю, что скоро доктор тебе ещё больше понравится! А что "подгадил" - так там и без этого поводов бы нашлось...
-
-
22.12.2013 в 00:52Пару гвоздей они с Хоакином всё-таки нашли – в шахте. Не слишком острых, зато длинных и крепких. Карманов у робы, естественно, не было, так что пришлось слегка подпороть шов снизу и спрятать драгоценную добычу туда, чтобы в случае чего гвозди всегда были под рукой.
И случай не замедлил представиться. Всё было банально и предсказуемо. После рабочего дня в шахте состоялась очередная помывка. Эль Драко уже не морщился и не кривился, глядя на грязную воду. Чувство брезгливости притупилось и почти совсем покинуло его. Он старательно оттирал себя от многодневной грязи и не смотрел по сторонам. Несмотря на страшную усталость, он чувствовал какую-то странную нервную дрожь. И даже не удивился, когда поймал косой взгляд и мерзкую ухмылку шестьсот тридцать четвёртого. Как на самом деле зовут этого типа, Диего не знал, да и не стремился узнать. Он покосился в сторону Хоакина. Парнишка, похоже, ничего не заметил и сосредоточенно отдраивал лицо и шею.
– Будь осторожнее. Эти гады что-то задумали, – шепнул Диего, когда они выходили из помывочной.
Хоакин только молча кивнул.
А после ужина татуированный мордоворот подошёл к ним и, отвесив издевательский поклон, прошипел:
– На пару слов… м-маэстро.
Диего нахмурился и кивнул на Хоакина:
– У меня нет от него секретов. Говори.
– Струсил, певчишка? – оскалился урка.
Эль Драко вспыхнул, отшатнулся как от пощёчины и сжал кулаки.
– А вы-то что же столько ждали, чтобы поговорить? И кто из нас струсил?
Верзила не нашёлся, что ответить, и громко засопел.
– Идём, – бросил Диего сквозь зубы и первым зашагал к выходу из барака.
Номер 634 вразвалочку двинулся за ним. А когда они скрылись за воротами, ещё двое заключённых поднялись с места и выскользнули следом.
Хоакин нервно заёрзал на месте, вскочил и кинулся к выходу. Но бдительный Абьесто оказался тут как тут.
– Стоять! – он ухватил его за шиворот и швырнул обратно в барак.
Мальчишка не удержался на ногах и растянулся на полу. Кто-то из зеков заржал, через пару мгновений гогот наполнил весь барак.
– Ты куда собрался, сосунок?
Хоакин вскочил на ноги и гневно выкрикнул:
– М-мне надо в уборную!
– Перебьёшься. Иди на своё место.
– Но я…
– Иди на место, я сказал! – Абьесто без замаха двинул ему по зубам.
Мальчик покачнулся, но в этот раз не упал и только яростно сжал кулаки.
– Не понял, – старший по бараку отступил на шаг, смерил его взглядом и прошипел: – Это бунт?
Хоакин поперхнулся и быстро замотал головой.
– Молодец. Быстро схватываешь, – ухмыльнулся Абьесто.
Парнишка сморщился и исподлобья глянул на старшего:
– Я… мне в у-уборную нужно. И м-маэстро…
Абьесто окончательно потерял терпение, сгрёб мальчишку за шкирку и крикнул:
– Нет никакого маэстро! Есть номер 1855! И номер 1357, – острый палец ткнулся ему в грудь. – Запомнил, сопляк? И я последний раз повторяю – ступай на место!
Он отшвырнул Хоакина в центр барака. Мальчик снова упал навзничь, скрипнул зубами и медленно поднялся. Прорваться на помощь другу не было никаких шансов.
***
– Ну что, красавчик, поговорим? – рожа зека искривилась в хищной гримасе.
Двое его подельников стояли рядом и так же мерзко ухмылялись.
Диего прижался лопатками к стене и мрачно зыркнул на врагов:
– Вижу, тебе прошлого раза было мало, – бросил он.
– Сейчас другое дело. Ты один, а с пацаном мы позже разберёмся, – почти ласково сказал мордоворот.
– Только попробуйте его тронуть!..
– Попробуем. Даже не сомневайся. Сначала тебя, потом его. Так ведь, парни?
-
-
22.12.2013 в 00:53Лохматый черноглазый мальчик лет десяти старательно целился из тяжёлого пистолета. Он широко расставил ноги и сжал губы в тонкую линию. Чёрный кружок мишени плясал на кончике мушки и никак не желал останавливаться. От напряжения свело плечи.
– Ты должен почувствовать оружие, стать с ним единым целым, – терпеливо говорил отец. – Успокой дыхание и не дёргай пистолет. Посмотри, у тебя руки трясутся.
– Не трясутся, – буркнул мальчик.
Он закусил губу и нажал на курок. Грохнуло так, что Диего чуть не оглох, отдачей едва не вывихнуло запястье. От неожиданности мальчишка зажмурился и пошатнулся.
Он осторожно открыл один глаз, потом второй и глянул на отца.
Мэтр Максимильяно покусал губы, скрывая улыбку, и дёрнул себя за косу:
– Пойдём, посмотрим, куда ты попал.
И первым зашагал в конец двора их родового замка, где на круглом щите была намалёвана мишень. Диего припустил следом, перехватив пистолет за ствол.
Максимильяно неожиданно остановился, так, что мальчишка ткнулся носом ему в спину, обернулся и строго посмотрел на сына:
– Ты ничего не забыл?
Диего удивлённо поморгал:
– Нет, кажется.
– Нет? Подумай, как следует.
Мальчик поднял глаза к небу, повертел в руках пистолет. Отец терпеливо ждал. Диего поднял руку с пистолетом к виску, чтобы почесать голову… Максимильяно перехватил его запястье и осторожно разжал пальцы.
– Что? – Диего испуганно дёрнулся.
Мэтр забрал у сына пистолет и медленно перевёл дыхание. Тот удивлённо поморгал.
– Диего, запомни, никогда не забывай ставить оружие на предохранитель, – очень серьёзно проговорил отец.
– Прости, папа, – волна запоздалого страха обожгла мальчика.
– Идём, – Максимильяно кивнул сыну.
Он внимательно осмотрел мишень. Диего выглянул из-за отцовского плеча и так же усердно обследовал щит. И обнаружил дырку с рваными краями на четвёртой полоске от чёрного кружка. Позорище! Мазила! Хорошо хоть, не в молоко. Он почувствовал, как вспыхнули щёки.
– Не так уж и плохо для первого раза, – отец ободряюще улыбнулся и потрепал его по голове. – Если ты будешь упражняться каждый день, тебе не будет равных.
Мальчик кивнул в ответ и спросил:
– Папа, пойдём тренироваться?
– Разумеется.
Максимильяно протянул ему пистолет и легонько подтолкнул в спину:
– На позицию, Диего.
-
-
22.12.2013 в 00:54Диего незаметно нащупал в шве гвоздь. Ну же, подходите, ещё ближе…
Молниеносный выпад. Верзила с татуировкой, даже не успев ничего понять, хрипя, осел на пол, из пробитой артерии на шее толчком выплеснулась кровь. Двое других на мгновение замерли.
– Падла-а!!! – дурным голосом взвыл один из них.
Быстрый удар ногой в коленную чашечку, вслед за тем в подбородок – и второй громила присоединился на полу к своему дохлому подельнику. Сжимая в пальцах окровавленный гвоздь, Диего оскалился, похожий на загнанного в угол волка. Третий верно оценил обстановку и сиганул из дверей туалета, где происходила разборка.
Оставшись наедине с трупом и полутрупом, Эль Драко с удивлением и отвращением посмотрел на свои окровавленные ладони, на тела, наклонился, вытер руки и своё оружие о робу одного из верзил, спрятал гвоздь обратно в шов и вышел вон, тщательно притворив за собой дверь.
Его потряхивало, а в голове звучала тревожная музыка – летучее стаккато на скрипке и фортепьяно, а потом вступили барабаны…
***
В дверях барака он столкнулся с Хоакином.
– Что там? Как ты? – и без того большие глаза мальчика стали огромными. – Я хот-тел… Меня не п-пустили!
– Всё в порядке. Не бойся, – проговорил Диего и, слегка пошатываясь, двинулся к своим нарам. Хоакин судорожно выдохнул и побежал за ним.
– Один из т-тех вернулся… и они с Абьесто у-ушли! Только что…
Добравшись до своего места в углу, бард сел на одеяло и уставился в стену. Хоакин плюхнулся рядом.
– Что они с-сделали? Что ты с-сделал?!
В бараке стоял привычный гул голосов, но до Диего все звуки доносились как сквозь вату. Он зажмурился, почувствовав жжение в глазах. До этого он не раз дрался в поединках, в том числе и в круге на ножах. Но вот так убил человека – впервые в жизни.
– Я… Ничего, Хоакин, всё в порядке, – он говорил тихо, старясь, чтобы голос не дрожал.
– Как же н-ничего! У тебя кровь!.. – крикнул мальчик и тут же осёкся, зажав ладонью рот.
– Тише! – Диего дёрнул его за рукав, заставив упасть на койку. – Я… Мне пришлось убить, Хоакин. Другого выхода не было. Эти сволочи не оставили мне выбора. И я надеюсь, что теперь к тебе поостерегутся вязаться.
– А как же ты? – одними губами прошептал мальчик.
Эль Драко только плечами пожал. Слова были ни к чему, оба понимали, что никто ему этого с рук не спустит, и никто не будет принимать во внимание, что он защищался, что он был один против троих…
Диего словно наяву услышал злорадный голос Груэсо: «Заковать! Десять ударов и карцер!». Он внутренне содрогнулся и подумал, что ещё одну порку и пребывание в карцере… интересно, сколько ему назначат на этот раз: снова неделю, а может быть две, или вовсе луну… он вряд ли переживёт. А потом внезапно вскинул голову и сказал:
– Хоакин, хочешь я для тебя спою?
– Ч-что? – парнишка поперхнулся. – Но ведь г-господин Г-груэсо п-приказал…
Диего яростно сверкнул глазами:
– Никто не смеет мне приказывать! – он вскочил на ноги и рассмеялся: – Пропадать – так с музыкой! Господа!.. – он в два прыжка оказался в центре барака, и все взгляды невольно обратились в его сторону. – Господа, вы все приглашаетесь на концерт всемирно известного барда, легенды континента, великого, непревзойдённого Эль Драко! – выкрикнул он дежурную фразу, которой Пуриш начинал все его концерты.
– Ты с ума сошёл?! – Абьесто сделал попытку остановить взбунтовавшегося барда, но заключённые тут же оттёрли его к стенке, окружили Диего плотным кольцом, оставив ему, тем не менее, достаточно места, и неистово захлопали, засвистели, застучали по полу.
Эль Драко широко улыбнулся, раскланялся благодарным зрителям и сказал:
– Уважаемая публика, прошу прощения, что без аккомпанемента. Как вы понимаете, гитары у меня нет… – лёгкая тень пробежала по его лицу, но он встряхнулся и продолжил: – Однако я надеюсь, что это не испортит вам впечатления.
– Нет! Не испортит! Давай, Эль Драко! Задай жару, жги!..
Он вдохнул поглубже, закрыл глаза, а в следующую секунду барак наполнил совершенный, божественный голос.
…И снова языки невидимого пламени взвились вокруг певца, и почти физически ощутимая волна эманации захлестнула тесное пространство…
Кажется, он никогда не пел более вдохновенно, чем сейчас, в тёмном лагерном бараке. И люди внимали великому барду, не смея шелохнуться, замерев в восхищении перед великим Искусством.
-
-
22.12.2013 в 00:56– И что нам делать? – начальник лагеря тяжело протопал к своему креслу и рухнул на него всем весом. Кресло жалобно заскрипело, но выдержало.
Едва услышав об убийстве, Груэсо в сердцах выругался и понял, что бессонная ночь ему обеспечена. И его заместителю тоже. Конечно, в лагере случалось всякое, и убийства в том числе, но всё же это было скорее исключением из правил и требовало сурового наказания. Вот тут-то и возникала проблема.
– Президент приказал пока его не трогать, но убийство... Мы не можем закрыть на это глаза. Сколько дней прошло с предыдущего наказания? Десять?
– Двенадцать, – поправил Мальвадо. – Да чего вы так переживаете? Президент сказал – немного, так что двенадцати дней вполне достаточно. Да и что за наказание – всего-то неделя работы в кандалах...
– Я переживаю? – вздёрнул брови Груэсо. – Ещё скажи, что я волнуюсь за этого мальчишку!
Заместитель непочтительно хмыкнул.
– А разве нет? Вам же нравятся его песни!
– Да. И что? Тебе они тоже нравятся!
– Конечно. По ним весь континент с ума сходит. По ним и по самому́ барду, который их пишет и поёт. Но теперь он – государственный преступник!
– Сам виноват, – буркнул Груэсо. – Нечего было отказываться сотрудничать с властями.
– Знаете, а если бы он согласился, я бы перестал его уважать, – неожиданно произнёс Мальвадо.
– Зря я с тобой спорил. Ты знал, что он не станет петь!
– Предполагал. Этот парень послал и министра, и президента. Поэтому странно, что не предполагали вы. Но как он вёл себя у столба – это даже меня удивило.
– Однако же ты выиграл, – недовольно пропыхтел Груэсо. – Я даже подумать не мог...
– Появился шанс отыграться. Не желаете? – предложил Мальвадо. – На этот раз будет десять ударов? Ставлю те же пять золотых, что он не закричит.
– Нет уж, уволь, – поморщился начальник лагеря. – Теперь я уже ни в чём не уверен. Возможно, он и закричит, но рисковать деньгами больше не хочу. Разве что... – он на миг задумался, подперев голову похожими на сардельки пальцами. – Разве что поручить это не старшему по бараку, а...
– Ферозу? – голос Мальвадо слегка дрогнул. – Зачем? Хотите, чтобы парень потом целую луну в лазарете отлёживался?
– Погоди… – Груэсо повернулся к окну и прислушался. – Что это?..
Заместитель замолчал, а потом неожиданно рассмеялся:
– А сами не слышите? Это песня лучшего барда континента! Он… простите, он и вас послал! Попробуете ещё раз запретить?
Груэсо побагровел.
– Убийство и повторное нарушение режима – двадцать ударов. И бить будет Фероз. Этот гадёныш на всю жизнь запомнит, как!.. – он задохнулся на полуслове и принялся неуклюже выбираться из кресла. – Зови Педасо! Немедленно!
Мальвадо на мгновение задержался, словно собирался возразить, но потом коротко кивнул и вышел, тихо притворив за собой дверь. Когда начальник был в таком состоянии, с ним лучше было не спорить.
-
-
22.12.2013 в 00:58-
-
22.12.2013 в 01:01-
-
22.12.2013 в 01:09-
-
22.12.2013 в 01:11-
-
22.12.2013 в 01:23-
-
22.12.2013 в 02:01Это для всех было неожиданностью. Даже Шеллар удивлялся потом.
А для него это было естественно.
Черепашка с рожками
а он сын воина и воин...
Да, он сын своего отца - шархийского мага, человека со строжайшим моральным кодексом. Макс его правильно воспитал. Макс, кстати, не воин изначально, но ведет себя иногда именно как воин, когда надо.
И еще он сын своей матери, от которой унаследовал Огонь и отношение к Огню. И которая его спасала еще в до их отъезда из Мистралии.
-
-
22.12.2013 в 02:50Диего выше всяких похвал. Хоакин - тоже.
Я уже вижу в своем воображение их обоих - и доктора, и Хоакина - на преьмере в 9 книге. Или на концерте после войны.
А этот замначальника лагеря проявил себя несколько неожиданно, хотя предпосылки уже были.
-
-
22.12.2013 в 03:00Сколько же всего он выдержал...
Даже подумать страшно.
Черепашка с рожками, присоединяюсь к ответу Lake62. Только хотелось бы пояснения вот этого, если можно: И которая его спасала еще в до их отъезда из Мистралии.
Это для всех было неожиданностью. Даже Шеллар удивлялся потом. А для него это было естественно.
Для Шеллара? Или для Диего?
Я уже вижу в своем воображение их обоих - и доктора, и Хоакина - на премьере в 9 книге. Или на концерте после войны.
Это хорошо) Мне бы добраться до 9 книги, а то кое-какие мысли появились...
А этот замначальника лагеря проявил себя несколько неожиданно, хотя предпосылки уже были.
Неожиданно - не то слово. А вот что меня очень заинтересовало: какие предпосылки и когда уже были? Мне казалось, совсем наоборот...
-
-
22.12.2013 в 03:36Для Диего
А вот что меня очень заинтересовало: какие предпосылки и когда уже были?
Мальвадо спорил с Груэсо сначала, что Диего откажется петь, потом - что Диего не закричит. Получается, Мальвадо уже тогда видел истинную суть Диего. Проанализировал его поведение и понял. А раз видел истинную суть, то не мог не зауважать.
Только хотелось бы пояснения вот этого, если можно: И которая его спасала еще в до их отъезда из Мистралии.
Это произшло, когда Диего заканчивал консерваторию, а будущий суслик украл его Песню о белых парусах. А чтобы Диего не явился на концерт, его схватили на улице якобы за то, что пел непристойные куплеты, направленные против его преосвященства. Это уже политическое дело. Но Аллама добилась его освобождения уже через несколько дней.
читать дальше
-
-
22.12.2013 в 04:15Какие же все молодцы: и Эль Драко, и Хоакин, и доктор! И авторы. Пропадать, так с музыкой — вот это правильно! Мне еще очень понравилось, как отец учит стрелять маленького Диего. И он ведь действительно стал лучшим! Сцена убийства очень страшная. И вообще страшно читать про все это. У Эль Драко пока еще есть и голос, и песня. Пока... Очень сильная, пронзительная глава, спасибо вам!
-
-
22.12.2013 в 20:15Для Диего
Я поняла, просто фраза была так построена, что не удержалась и уточнила)))
А как Шеллар удивлялся, я помню. Ты имела в виду момент, когда он об эманации размышлял, да? За дословность не ручаюсь: "Судя по тому, что вопросы ему задавали до последнего, он на них так и не ответил. А кто бы мог подумать..."
Мальвадо спорил с Груэсо сначала, что Диего откажется петь, потом - что Диего не закричит. Получается, Мальвадо уже тогда видел истинную суть Диего. Проанализировал его поведение и понял. А раз видел истинную суть, то не мог не зауважать.
Да. Но не каждый за это уважать будет. Теперь и Груэсо понял истинную суть Диего, но будет ли он его уважать? Сильно сомневаюсь. А Блай, думаешь, его уважал? Для него он просто очередной игрушкой был, да ещё у которой - какое счастье - надо что-то узнать. Так играть намного интереснее - кто первым сдастся, палач или жертва. Блай это обожает. И какое тут уважение?
Catkin,
У Эль Драко пока еще есть и голос, и песня. Пока...
-
-
22.12.2013 в 20:47Я поняла
За дословность не ручаюсь: "Судя по тому, что вопросы ему задавали до последнего, он на них так и не ответил. А кто бы мог подумать..."
Все дословно, так и звучат эти слова.
Да. Но не каждый за это уважать будет. Теперь и Груэсо понял истинную суть Диего, но будет ли он его уважать? Сильно сомневаюсь.
Вряд ли. Груэсо человек более мелочный, и злой, а это не способствует уважению к другим. Тем более к этому пониманию он пришел не сам, а с помощью Мальвадо.
Мальвадо мыслит самостоятельно, явно умеет манипулировать другими (тем же Груэсо), а это предполагает более широкие взгляды. Поэтому он уважать других способен. Но при этом остается сволочью, иначе бы не делал ставки на Диего. В общем, сложная личность.
-
-
22.12.2013 в 21:12Как они мне запали, дословно...
А насчёт Мальвадо - мне очень-очень интересно, что ты после следующей главы скажешь!
-
-
22.12.2013 в 21:18Да, ведь это очень важный момент - об отношении Шеллара (и не только его) к Диего. И для самого Шеллара тоже.
А насчёт Мальвадо - мне очень-очень интересно, что ты после следующей главы скажешь!
Мне тоже это очень интересно.
-
-
22.12.2013 в 21:23-
-
22.12.2013 в 23:12Не знал, но из всех этих событий складывались взаимоотношения Шеллара и Диего (неважно, как его в тот момент звали).
ещё вспомнила сейчас, что когда Шеллара ранили, он потом лежал, мучаясь от боли, пытался не стонать и думал: "Неужели я слабее Эль Драко, который молчал, когда ему крошили руку хлеборезкой?" Но это не помогало...Да, и эти мысли тоже потом сказались. Разный болевой порог, разное мышление, мировосприятие, разные классы - воин-бард и алхимик-вор. Этакое соперничество, ревность к качествам друг друга и дружба, которая из всего этого сформировалась.